Книга Суворова – Резуна «Ледокол» сыграла исключительную роль в современной отечественной истории. По уровню общественного резонанса сравниться с ней может разве что «Архипелаг ГУЛАГ». Похоже, что спор о том, планировал Сталин удар по немцам или нет, принял перманентный характер, причем ожесточение спора с годами не спадает.
При этом уже никто не спорит, что группировка Красной Армии на западной границе в июне 1941 г. превосходила 3 немецкие группы армий, предназначенные для реализации «Барбароссы», по танкам почти в 5 раз, по самолетам в два раза. В танках было и абсолютное качественное превосходство; Т-34 и КВ, коих было почти 2.000, вообще не имели немецких аналогов, да и легкие танки почти ни в чем не уступали немецким Т-III и на голову превосходили Т-II и Т-I. «Тигры» и «Пантеры» ведь появились только в 43-м. Более того, группировка наша имела чисто наступательную конфигурацию. Если, например, один из наших военных аэродромов располагался в 1,5 км (!) от границы, не был прикрыт ни с земли, ни с воздуха и утром 22 июня был забит самолетами, то о чем говорить? При этом, однако, никаких прямых документов, свидетельствующих о готовящемся ударе, до сих пор так и не обнаружено.
Однако иногда создается впечатление, что вся дискуссия ведется не о том, точнее - в ней неправильно расставлены акценты. Причиной этому стали, во-первых, «покаянное» предисловие самого Резуна к «Ледоколу», во-вторых, глупейшая рефлекторная реакция на книгу официозных советских историков, которые немедленно бросились доказывать, что наша замечательная страна не могла быть агрессором.
К началу Великой Отечественной СССР уже был шестикратным агрессором. Он совершил агрессию против Польши (вместе с Гитлером), стран Балтии, Финляндии и Румынии, однако это наших историков почему-то не волнует. С другой стороны, Гитлер был агрессором двенадцатикратным (на его счету были Австрия, Чехословакия, Польша, Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Люксембург, Франция, Великобритания, Греция, Югославия). Агрессия против агрессора – это нечто невиданное в мировой практике. Гитлер поставил себя вне закона, и против него были возможны любые действия. Уже поэтому истерические попытки доказать чистоту наших помыслов выглядят странно. Почему-то ни мы, ни англичане не стесняемся своей совместной агрессии против Ирана в сентябре 41-го. Захватили – и правильно сделали, такая уж ситуация сложилась.
Более того, мы даже чисто юридически были обязаны нанести удар по Германии, поскольку в марте 41-го успели подписать договор о дружбе и взаимной помощи с Югославией. Сразу после этого Германия атаковала и оккупировала нашего нового союзника.
В этот момент, в апреле 41-го, ситуация для нашего удара была на редкость благоприятной. Большая часть Вермахта воевала на Балканах против Югославии и Греции. По сути, немцы находились в естественном стратегическом мешке. Причем удар по ним наносился бы прямо через Румынию, являвшуюся основным поставщиком нефти для стран Оси. Румынская армия была абсолютно не дееспособна (по справедливости ей надо поставить памятник под Сталинградом, именно благодаря их «растворению в пространстве» удалось так легко окружить Паулюса), т.е. захватить эту страну было очень легко, да и болгары против нас воевать бы не стали.
Конечно, по уровню подготовки личного состава, от рядового до генерала, Вермахт в тот период был на голову выше РККА. Тем не менее, даже если бы мы и начали проигрывать, то это происходило бы на чужой территории, а не на своей. Не разрушалась бы экономика, не гибло мирное население. То есть мы бы «перескочили» через 3 года и сразу оказались как бы в середине 44-го. Отсутствие боевого опыта в значительной степени было бы компенсировано исключительно благоприятной стратегической обстановкой. Можно предполагать, что, в конечном счете, наши потери не превысили бы 1 миллиона человек вместо, как минимум, 27 миллионов, причем война была бы закончена не в Берлине, а на берегу Ла-Манша, поскольку Штаты оказывались бы в стороне от войны, а Англия в тот момент была не способна на полноценный десант в Европу.
Как бы после этого пошла история человечества, сейчас сказать невозможно, но нам явно бы хуже не было. Таким образом, отказ от удара по немцам весной 41-го можно записать в число наиболее тяжких преступлений Сталина. Именно об этом и следует говорить, обсуждая события 62-летней давности.
