>
>Уже когда ЛАА неосторожно сослался на клуб Толкинистов, в душе моей всколыхнулся мощный вал воспоминаний на колхозно – совхозные темы, но я задавил их мощным посылом воли ввиду весьма офтопичного отношения к проблемам ВМФ вообще и подводного флота в частности. Но Вы, сударь, своим утверждением прорвали – таки плотину, сдерживающую мою природную болтливость и теперь берегитесь – кто не спрятался – я не виноват!
>Ни для кого не секрет, что при социализме урожай в нашей стране убирали военные. Каждую весну во всех подразделениях вооруженных сил начинали формировать автовзводы (23 грузовика), которые сводились в автороты, автобатальоны и оперативные группы. Впервые я попал в эту мясорубку в достопамятном 1982 году. До того момента я искренне считал, что самый крутой бардак творится в военно-морском флоте и превзойти нас уже никто не может. Жестоко же я опешился, столкнувшись с колхозной действительностью! Да мы, моряки, в деле дезорганизации организации были просто слепыми щенками по сравнению со славным колхозным крестьянством, вернее, его чуткими руководителями.
>Вот только одна картинка из сельского быта (можно было бы рассказывать до бесконечности, но увы, я на рабочем месте). В 1982 году прозвучал оглушительный лебединый рёв брежневского режима – горячо любимая Компартия приняла-таки Продовольственную Программу – апофеоз глупости и вредоносности всей деятельности шайки Лени Бровастого. (Например, как результат ее действия, в стране было уничтожено производство грузинского чая, кто помнит, до того чай № 34 не уступал индийскому со слоном, а тому чаю, что в Аджарии собирали и приготавливали «для себя» мне до сих пор не удается сыскать равных даже у самых дорогих и известных производителей). Кроме монструозных, в этом историческом документе встречались и мертворожденные идеи. Например, разрешалось премировать колхозников зерном по результатам уборочной страды.
>Итак, начало августа, ростовская станица, раннее утро. Наконец уборке урожая, как и всякой мУке, подошел конец. Словно по команде, из всех хат начали выскакивать аборигены – мужики, бабы, старики, едва вставшие на ноги младенцы, калеки на костылях, короче, все движимое наличие - и бегом понеслись на колхозный ток, таща корзины, мешки, толкая тачки и велосипеды. (Автомобиль у колхозника – ха!). Через несколько минут на току образовалась огромная толпа, атакующая амбар, где шла раздача зерна, с напористостью викингов, которым вконец надоело ночевать на морозе под стенами осажденной крепости. Через несколько часов на току остались только я, как любопытствующий, председатель колхоза и кладовщик, честно отвешивающий себе (в последнюю очередь!) причитающееся.
>Председатель, относительно молодой мужик, с первой встречи вызвал во мне симпатию, отрекомендовавшись: «Мы – колхоз миллионер. Сейчас должны 5 млн. государству, а будешь уезжать – долгу будет 6 млн.». Вот я его и спрашиваю:
>- Александр Иванович, а почему такой ажиотаж? Вроде зерно собрали, перевезли под крышу, оно уже не пропадет, неужели нельзя было выдавать его постепенно, в течение недели, например.
>-Погоди, сейчас увидишь, - был ответ, - да вот он, едет.
>Вдали закурилось облачко пыли, вскоре к нам подъехала черная Волга, из которой степенно вылез секретарь райкома.
>-Александр Иванович, ты свой план по сдаче зерна помнишь?
>-Помню, выполнил.
>-А дополнительные обязательства по перевыполнению и встречный план помнишь?
>-Помню
>-Ну так за тобой должок.
>Председатель резким движением вывернул карманы брюк наизнанку:
>-На! Вот все, что у меня осталось. Если хочешь – забирай семенной фонд, но весной сам лично будешь мне его завозить.
>Ну, дальше пошла длинная традиционная тирада в извилистом диапазоне от «Побойся Бога» до «Партбилет на стол». Под конец секретарь плюнул в дорожную пыль и уехал. Председатель повернулся ко мне и спросил:
>-Ну теперь ты понял, насколько мудрый у нас народ?
>А вот у нас на ДКБФ в те времена если что положено и в наличии имеется – выдавалось без разговоров!
>Причем здесь Толкин? Только – только вышедшую книгу «Хранители» в переводе Муравьева и Кистяковского я купил в сельской лавке той же станицы, с тех пор при любом упоминании о гениальном англичанине мне сразу вспоминается бескрайняя ростовская степь…