Добрый день!
>> Как раз с развалом колхозов на селе
>наступил бардак.
Уже когда ЛАА неосторожно сослался на клуб Толкинистов, в душе моей всколыхнулся мощный вал воспоминаний на колхозно – совхозные темы, но я задавил их мощным посылом воли ввиду весьма офтопичного отношения к проблемам ВМФ вообще и подводного флота в частности. Но Вы, сударь, своим утверждением прорвали – таки плотину, сдерживающую мою природную болтливость и теперь берегитесь – кто не спрятался – я не виноват!
Ни для кого не секрет, что при социализме урожай в нашей стране убирали военные. Каждую весну во всех подразделениях вооруженных сил начинали формировать автовзводы (23 грузовика), которые сводились в автороты, автобатальоны и оперативные группы. Впервые я попал в эту мясорубку в достопамятном 1982 году. До того момента я искренне считал, что самый крутой бардак творится в военно-морском флоте и превзойти нас уже никто не может. Жестоко же я опешился, столкнувшись с колхозной действительностью! Да мы, моряки, в деле дезорганизации организации были просто слепыми щенками по сравнению со славным колхозным крестьянством, вернее, его чуткими руководителями.
Вот только одна картинка из сельского быта (можно было бы рассказывать до бесконечности, но увы, я на рабочем месте). В 1982 году прозвучал оглушительный лебединый рёв брежневского режима – горячо любимая Компартия приняла-таки Продовольственную Программу – апофеоз глупости и вредоносности всей деятельности шайки Лени Бровастого. (Например, как результат ее действия, в стране было уничтожено производство грузинского чая, кто помнит, до того чай № 34 не уступал индийскому со слоном, а тому чаю, что в Аджарии собирали и приготавливали «для себя» мне до сих пор не удается сыскать равных даже у самых дорогих и известных производителей). Кроме монструозных, в этом историческом документе встречались и мертворожденные идеи. Например, разрешалось премировать колхозников зерном по результатам уборочной страды.
Итак, начало августа, ростовская станица, раннее утро. Наконец уборке урожая, как и всякой мУке, подошел конец. Словно по команде, из всех хат начали выскакивать аборигены – мужики, бабы, старики, едва вставшие на ноги младенцы, калеки на костылях, короче, все движимое наличие - и бегом понеслись на колхозный ток, таща корзины, мешки, толкая тачки и велосипеды. (Автомобиль у колхозника – ха!). Через несколько минут на току образовалась огромная толпа, атакующая амбар, где шла раздача зерна, с напористостью викингов, которым вконец надоело ночевать на морозе под стенами осажденной крепости. Через несколько часов на току остались только я, как любопытствующий, председатель колхоза и кладовщик, честно отвешивающий себе (в последнюю очередь!) причитающееся.
Председатель, относительно молодой мужик, с первой встречи вызвал во мне симпатию, отрекомендовавшись: «Мы – колхоз миллионер. Сейчас должны 5 млн. государству, а будешь уезжать – долгу будет 6 млн.». Вот я его и спрашиваю:
- Александр Иванович, а почему такой ажиотаж? Вроде зерно собрали, перевезли под крышу, оно уже не пропадет, неужели нельзя было выдавать его постепенно, в течение недели, например.
-Погоди, сейчас увидишь, - был ответ, - да вот он, едет.
Вдали закурилось облачко пыли, вскоре к нам подъехала черная Волга, из которой степенно вылез секретарь райкома.
-Александр Иванович, ты свой план по сдаче зерна помнишь?
-Помню, выполнил.
-А дополнительные обязательства по перевыполнению и встречный план помнишь?
-Помню
-Ну так за тобой должок.
Председатель резким движением вывернул карманы брюк наизнанку:
-На! Вот все, что у меня осталось. Если хочешь – забирай семенной фонд, но весной сам лично будешь мне его завозить.
Ну, дальше пошла длинная традиционная тирада в извилистом диапазоне от «Побойся Бога» до «Партбилет на стол». Под конец секретарь плюнул в дорожную пыль и уехал. Председатель повернулся ко мне и спросил:
-Ну теперь ты понял, насколько мудрый у нас народ?
А вот у нас на ДКБФ в те времена если что положено и в наличии имеется – выдавалось без разговоров!
Причем здесь Толкин? Только – только вышедшую книгу «Хранители» в переводе Муравьева и Кистяковского я купил в сельской лавке той же станицы, с тех пор при любом упоминании о гениальном англичанине мне сразу вспоминается бескрайняя ростовская степь…
