От 2503
К 2503
Дата 08.02.2009 09:32:39
Рубрики 17-19 век; Современность;

Поход

…
Доля истины в этом заключении командующего эс¬кадрой была, но только доля, так как на «Александре», поражавшем всех в начале похода скоростью погрузки угля, очевидно уже имелся значительный просчет в коли¬честве топлива. Несколько меньший просчет мог быть и на «Суворове», на котором командир — известный своим оптимизмом и художественными дарованиями В.В. Игнациус и доведенный адмиралом «до ручки» старший офицер (Базиль) не решались доложить командующему истинное положение вещей. Если бы З.П. Рожественский побывал сам на «Александре», не исключено, что доста¬точно независимый Н.М. Бухвостов, потомок «первого солдата» Петра I, прояснил бы адмиралу причины недо¬грузки своего корабля. В этом случае удалось бы избе¬жать слишком позднего раскрытия просчета, имевшего, по свидетельству В.И Семенова, важные последствия и даже изменившего оперативные планы командующего
…
Среди приказов были требующие подготовки ко¬раблей к бою, в том числе о тренировках в управлении при повреждении одной машины и рулевых приводов (№136 от 25 октября), о производстве учений по боево¬му расписанию (№ 152 от 9 ноября)1. Последний, в час¬тности, предписывал проводить учения на подробно раз¬работанном офицерами тактическом фоне с обозначе¬нием противника, маневров и мест попадания вражеских снарядов.
Почти на всех кораблях к этому приказу отнеслись достаточно серьезно, и отработка различных вводных по действиям артиллерии и борьбе за живучесть принесла несомненную пользу. Но эти учения не проверялись и не носили необходимой печати однообразия. Разбор про¬водили на каждом корабле отдельно, а эскадренных уче¬ний и маневров на всем 55-дневном пути не было. в Многие приказы касались организации угольных по¬грузок. Заботился адмирал также о сохранении здоро¬вья команд и о питании нижних чинов. Этим вопросам был посвящен целый ряд циркуляров.
…
Мы уже знаем мнение Зиновия Петровича о своих ближайших помощниках — офицерах штаба, знаем и о том, как командующим была организована их работа. «Об адмиральском престиже и думать нельзя,— писал он жене, — ограничиваться общими директивами старшего начальника — значит оказаться бы в кабаке, большом, неустроенном жидовском кабаке... Всякую мелочь — 5 раз приказать, да справиться — как именно. Ни один план исполнения нельзя одобрить — без коренных переделок... "Суворов" — под глазами — и это такой кабак, каким я никогда представить не мог военного корабля... А боль¬шая часть других — хуже... Тонны бумаги, инструкций — но неграмотные... перед грандиозностью задачи падают в обморок... Несчастный флот... Если и в армии такие же — то никакой надежды на успех...»1 Понятия, которыми оперирует сам Зиновий Петро¬вич, и те, которые сообщает жене П.Е. Владимирский («ка¬бак»), вполне совпадают.
Судя по письмам адмирала, он до войны служил в каком-то другом флоте, а не в Российском, и совершенно случайно сам согласился возглавить поход эскадры. Меж¬ду тем, нам известно, что это не так. Остается предста¬вить себе, какое унижение испытывали его подчинен¬ные, когда в их адрес раздавалась грубая брань и какое «воспитательное» воздействие эта брань оказывала на офицеров.
…
Почти каждый день на од¬ном из его судов случались различные аварии и полом¬ки, более других «грешили» рулевые приводы и паро¬проводы новых броненосцев, главные механизмы транспорта «Малайя», главные холодильники почти всех кораблей и т. п. Надо отметить, что большинство этих неисправностей были неизбежными, и, что особенно важ¬но, успешно устранялись машинными командами под ру¬ководством инженер-механиков кораблей эскадры (это ИХ заслуга). Но, как правило, реакция Зиновия Петрови¬ча «а любую неисправность была очень резкой и про¬изводила тяжелое впечатление на командиров «прови¬нившихся» кораблей. Времени для профилактических работ на стоянках командующий не давал: погрузка угля и вперед! Поэтому все недочеты давали о себе знать на переходах и иногда уменьшали их среднюю скорость с заданных 10 до 7 уз.
…
Другой оригинальный приказ (№ 183 от 16 ноября) касался сигнализации ручным семафором и был вызван тем, что на посланный с «Князя Суворова» запрос на «Орел» последний ответил только через полтора часа. В приказе Зиновий Петрович ставил это на вид командиру «Орла» Н.В. Юнгу и командиру «Бородино» П.И. Се¬ребренникову (через этот корабль, очевидно, передавался семафор). При этом адмирал справедливо указывал, что семафор в бою может явиться единственным средством связи. Японцы, по мнению командующего, «свободно раз¬говаривают руками», а мы, лишившись фалов и телегра¬фа, окажемся в положении «бараньего стада»... «...Чтоб этого не случилось и чтоб не полетела с нас клочьями немытая шерсть, требую от гг. судовых командиров стро¬жайшего исполнения приказа об изучении в кратчайший срок семафорного разговора...»!
…
Еще в пути к Мадагаскару, 12 декабря 1904 г. Зиновий Петрович писал жене о том, что беспокоится за отряд капита¬на 1 ранга Я.Ф. Добротворского (бывшего его старшего офи¬цера), который, как и вспомогательные крейсера, совершал самостоятельный переход: «...Где я соберу эту глупую сво¬ру; к чему она неученая может пригодиться, и ума не проло¬жу...» В отряд Добротворского входили новые бронепалуб¬ные крейсера «Олег» и «Изумруд», вспомогательные крей¬сера «Рион» и «Днепр», ученое судно «Океан» (вернулось в Россию из Танжера), эскадренные миноносцы «Громкий», «Грозный», «Пронзительный», «Прозорливый» и «Резвый»1. Из этих миноносцев три последних — 240-тонные «Соко¬лы» — из-за повреждений механизмов были оставлены в Средиземном море и потом возвращены на Балтику.
Л.Ф. Добротворский вышел из Либавы 3 ноября и в декабре 1904 г. сосредоточил свой отряд в бухте Суда на о. Крит. 25 декабря З.П. Рожественский получил приказа¬ние именем самого императора ждать на Мадагаскаре от¬ряд Добротворского и дать указание о маршруте для отря¬да Небогатова1, который пока только готовился к выходу.
Зиновий Петрович, считавший непременным услови¬ем успеха операции скорейшее прибытие на театр военных действий до того, как японцы приведут в порядок механизмы своих судов после Порт-Артурской кампа¬нии, — негодовал по поводу новых распоряжений из Санкт-Петербурга. А здесь еще Д.Г. Фелькерзам, которо¬му он сам же доверил отдельный отряд в пути через Суэц, оставив при себе незадачливого родственника Ф.К. Авелана адмирала О. А. Энквиста, вопреки предваритель¬ным намерениям был направлен в пустынную бухту Носибе у северо-западных берегов Мадагаскара - на входе в Мозамбийский пролив. Это было сделано также по при¬казанию из столицы вследствие просьбы Франции не собирать эскадру в Диего-Суареце (главный порт Мада¬гаскара), то есть фактически явилось результатом проте¬стов Японии.
Дмитрий Густавович Фелькерзам, успешно проведя свой отряд Суэцким каналом и Красным морем (причем без излишнего шума и нервотрепки), прибыл в Носи-бе еще 15 декабря. По пути он успел провести вспомога¬тельную стрельбу (из стволов) и, по приходе на Мадагас¬кар, организовал сторожевую службу и начал профилак¬тику механизмов, послав для связи с Рожественским крей¬сер «Светлана» и два миноносца.
«Каково? После большого перехода — законный от¬дых! Традиция!..» — отрывисто заметил Зиновий Пет¬рович подвернувшемуся ему на трапе «Суворова» Вла¬димиру Ивановичу Семенову. Тот попытался «возразить»: «Старые корабли, ваше превосходительство. Ведь пере¬ход действительно большой...» Но командующий был не¬умолим: «А впереди — еще больше! Если такие старые, что ходить не могут — черт с ними! Не надо хлама! Да, нет! — просто привычка!.. Сам пойду — выволоку!..»1
Здесь надо отметить, что на переходах весь «хлам» под командой Фелькерзама, благодаря разумной органи¬зации, гораздо меньше времени потратил на ожидание кораблей, страдавших от неисправности механизмов, чем большие броненосцы и крейсера отряда самого Рожественского.
Профилактика — переборка механизмов — была про¬сто необходима и являлась, в общем-то, обычным делом. Но Зиновий Петрович решил «выволакивать» и вслед за крейсерами О. А. Энквиста сам направился в Носи-бе, делая «крюк» около 600 миль против первоначальных предположений. 27 декабря 1904 г. вслед за «Князем Су¬воровым» в Носи-бе вышли лучшие броненосцы эскад¬ры
…
В результате 2-я Тихоокеанская эскадра провела в Носи-бе более двух месяцев, присоединив, кроме Л.Ф. Доб¬ротворского, также и совершившие самостоятельные пе¬реходы вспомогательные крейсера «Урал», «Кубань» и «Терек». Время стоянки было использовано для ремонта механизмов, очистки подводной части кораблей водола¬зами и боевой подготовки. К сожалению, последняя стро¬илась командующим и его штабом на отживших такти¬ческих принципах и была недостаточно нацелена на отра¬ботку элементов именно тех задач, которые эскадре предстояло решать. Так, ключевой проблемой боевой под¬готовки была подготовка к эскадренному сражению. Меж¬ду тем, за два месяца эскадра совершила Всего шесть выхо¬дов на эволюции, и только три из них сопровождались практическими стрельбами. При этом все броненосцы и крейсера маневрировали в одной длинной кильватерной колонне вокруг маленьких пирамидальных щитов и ди¬станции не более 30 кбт. Скорость кораблей на эволюциях не превышала 8-—9 уз., так как З.П. Рожественский опасался выхода из строя главных механизмов на пол¬ных ходах.
Броненосцы произвели не менее чем по пяти выст¬релов из крупных орудий, проверили боевые расписа¬ния, проиграв различные вводные. Однако вопросы цент¬рализованного управления огнем эскадры и отдельных ее отрядов отработаны не были. При обучении стрельбе держались устаревшего правила —- добивались «редкого, но меткого» огня. Миноносцы дважды маневрировали отдельно от эскадры и дважды стреляли минами, но при этом не были устранены причины большого количества осечек минных аппаратов (отсыревание и недостаточ¬ность зарядов).
Напротив, неоправданно большое внимание уделялось таким элементам боевой подготовки, как минные атаки корабельных катеров, охрана рейда, траление, отражение минных атак на якоре. Впоследствии штаб и командую¬щий эскадрой объясняли «скромность» мероприятий эс¬кадренного маневрирования и артиллерийских стрельб недостатком угля и снарядов. Между тем, корабли, в све¬те приказов З.П. Рожественского, были постоянно пере¬гружены углем, исправно поставлявшимся германскими угольщиками. Многие броненосцы и крейсера, имея на борту двойной полный запас угля, становились даже опас¬ными для плавания. Не запрашивал штаб и дополни¬тельные боеприпасы. Известно, что на некоторых броне¬носцах («Орел») остались неизрасходованные в погре¬бах практические 305-мм снаряды, а для орудий всех калибров имелось 20% сверхкомплектных боеприпасов калибром 152 мм и ниже. Их можно было частично ис¬пользовать для обучения стрельбе, но командующий эс¬кадрой на это не пошел.

…
И опять Ольге Рожественской: «...Больше сброд вся¬кой сволочи — труднее управляться...» (от VI января 4905 г.). «...Странно оставлять за мной должность на¬чальника ГМШ. Если на 6 месяцев отсутствия — то еще резон, а сейчас — убрали должность командующего фло¬том (Н.И. Скрыдлов был в октябре 1904 г. отозван в сто¬лицу — В.Г.). Кому я сдам эскадру, когда доведу? Надо меня, очевидно, сменить, тем более — оказался негодным начальником ГМШ — не свел знакомство со щуками и по их велению не изготовил к отправке те негодные и отжив¬шие свой век корабли, из коих простой капитан 2 ранга Кладо находит возможным в несколько недель сформи¬ровать 3-ю эскадру...»
Должность командующего эскадрой, по мнению само¬го Рожественского, была по плечу далеко не каждому. «Не дай бог, что со мной,— писал он жене 20 февраля 1905 г.,— остальные мои адмиралы еще плоше справят¬ся с этой задачей, и прошу заблаговременно прислать Чухнина, чтобы не остаться в безначалии... Дмитрий Гус¬тавович (Фелькерзам — В.Г.) - умница, но не подходит для вполне самостоятельных действий. Хочу, чтобы Чухнин сел к Небогатову в Порт-Саиде и дополз до эскад¬ры, коя уместно — флотом будет и поручить его командо¬ванию — старшему. Я с удовольствием останусь в подчи¬ненной роли...»
…
Пренебрежение командира «Адмирала Нахимова» ка¬питана 1 ранга А.А. Родионова питанием команды, кото¬рой выдавали сухари вместо свежего хлеба, как на дру¬гих судах, 10 января привело к заявлению претензии ко¬мандиру во фронте. А.А. Родионову с трудом удалось погасить недовольство и отправить команду вниз. На сле¬дующий день на крейсер впервые прибыл адмирал. По описанию А.С. Новикова-Прибоя, Зиновий Петрович был краток и обратился к выстроенной команде со словами: «Я знал, что команда здесь сволочь, но такой сволочи я не ожидал!» «...Он произнес это с таким ревом, что у него перехватило горло. Лицо его вдруг посинело. Он быстро повернулся, спустился по трапу и, усевшись на паровой катер, отправился к своему броненосцу...»1
…
Надежда оставалась только на его эскадру, успех кото¬рой мог нарушить сообщения Японии с материком. Сам Зи¬новий Петрович, оценивая свои шансы, писал жене (17 янва¬ря): «У меня теперь какая ни есть сила, люди друг друга познали. ...Мы можем не одолеть японцев, но и они нас разбить не могут...»
Чтобы использовать эту силу, ее надо было подгото¬вить. Однако, как об этом уже говорилось, организация боевой подготовки эскадры оставляла желать лучшего, а результаты невысоко оценивались многими командира¬ми и самим командующим. Зиновий Петрович подписал целый ряд приказов с указанием порядка стрельб и оцен¬кой результатов стрельбы и маневрирования. В прика¬зах были такие выражения: «...за час десять кораблей не успели занять места...», «...В кильватерной колонне растянулись... на 55 кабельтовых...», «.. .стрельба велась вяло...» и т. п. Выдержки их этих приказов В.И. Семе¬нов, а за ним и другие авторы использовали для того, чтобы показать плохую подготовку офицеров и матро¬сов. Так приказы и издавались Зиновием Петровичем для того, чтобы научить. Но приказов, даже с «фитиля¬ми», для этого было недостаточно.
Надо признать, З.П. Рожественский оказался не спо¬собен придать подготовке нужное направление. И нема¬лую роль здесь сыграла недосягаемость командующего: он лично не провел ни одного разбора учений с указани¬ями, чего он ждет от своих командиров. Личных качеств командиров кораблей не развивал, хотя практически всем придумал оскорбительные прозвища, которые не стеснялся произносить на мостике флагманского корабля. Согласно показаниям Н.И. Небогатова, командиры были оскорб¬лены грубым, заносчивым и презрительным обращением, престиж их упал, а командующий эскадрой «держал себя неразгадываемым сфинксом»1.
…
Интересно, что и с начальником военно-морского от¬дела своего штаба Зиновий Петрович тоже не откровен¬ничал, а Владимир Иванович Семенов «дипломатично» не вмешивался. Опыт войны фактически не изучался и правильной оценки не получил, хотя в распоряжении штаба имелись донесения из Владивостока и из Шанхая от контр-адмирала Н.К. Рейценштейна. Некоторые доку¬менты были просто разосланы по кораблям, на которых устроили импровизированные защиты орудий и рубок из подручных средств: тросов, матросских коек и т. п.
В числе очень немногих, кто решался высказать ад¬миралу свои предложения, был командир «Олега», энер¬гичный оригинал, капитан 1 ранга Л.Ф. Добротворский, хорошо знавший Зиновия Петровича по прежней службе. Он со своим отрядом перешел из Либавы на Мадагаскар через Суэц за 91 день, успев по пути провести учебные маневрирования, артиллерийские стрельбы, пробу кораб¬лей на полный ход и даже пытался перехватить парохо¬ды с военной контрабандой в Японию. Выслушав доклад Л.Ф. Добротворского о переходе, З.П. Рожественский ему сказал: «Ваш "Олег" окрашен как раз тем цветом ("се¬реньким"), кой по французским испытаниям сказался наи¬более не видимым, но вы все-таки перекрасьтесь в чер¬ный с желтыми трубами» (как все корабли эскадры). Добротворский удивился:
"Зачем, Ваше превосходительство? Позвольте оста* вить то же!" "Нет, уже перекрасьтесь. Трудно возоб¬новлять и менее заметно ночью". И, как вспоминал Доб¬ротворский, прибавил: "Надо же нам отличаться от японцев"»1.
Между тем, вопрос о маскировочной окраске был одним из важнейших тактических вопросов, уже решавшийся ранее с успехом на Соединенных эскадрах в Чифу в 1895 г. и на эскадре Тихого океана в 1903—1904 тт. Что помеша¬ло Зиновию Петровичу просто последовать примеру стар¬ших товарищей? Пренебрежительное к ним отношение и самомнение? Так или иначе, но корабли второй эскад¬ры с их черными корпусами и желтыми трубами оста¬лись прекрасным объектом для наблюдения в бинокли, дальномеры и оптические прицелы японцев.
Впрочем, про возможность сосредоточения в Чифу адмирал неожиданно вспомнил при обсуждении с Добротворским плана операций после падения Артура. Добротворский заметил, что собраться в Чифу не позволят другие державы, «да и бесполезно». Он же вспомнил, что советовал адмиралу откровенно доложить свое мнение о возможности провала в Санкт-Петербург: «Нечестно вво¬дить в заблуждение Государя и русское общество, что из посылки нашей эскадры что-нибудь выйдет, кроме раз¬грома и позора».
Добротворский выступил и со своими предложения¬ми по изменению тактической организации и по тактике действий в бою с японцами. Он, в частности, предлагал два варианта боевого порядка: составить кильватер «тихо¬ходов» и фронт «быстроходов», или поделить все бое1 вые суда на четыре части, перемешав сильные и слабые (крейсера в общем строю), а быстроходные «Жемчуг» и «Изумруд» с миноносцами иметь в стороне. Транспорты не брать или предоставить самим себе.
Мнение Добротворското было не бесспорным, но, бе¬зусловно, заслуживало обсуждения в собрании флагма¬нов и капитанов или, хотя бы, среди чинов штаба. Такого обсуждения, однако, не состоялось. В Носи-бе Зиновий Петрович собирал флагманов и капитанов дважды: пер¬вый раз (после 8 февраля) он зачитал им январские ука¬зания из Санкт-Петербурга и свой ответ по поводу не¬возможности имеемыми силами завладеть морем, обре¬менительности для эскадры присоединения старых судов (Небогатоза) и необходимости с лучшими судами как можно скорее прорваться во Владивосток и оттуда действовать на сообщения неприятеля.
Второе и последнее, совещание состоялось 2 марта когда адмирал дал указания на предстоящий поход. Речь шла об экономии угля
…
…решил продолжать по¬ход, проложив курс через Индийский океан и Малаккский пролив к французским владениям — Аннаму (Вьет¬наму). О своем маршруте и графике движения он не поставил в известность ГМШ, что затруднило адмиралу Небогатову соединение с главными силами.
На «Князе Суворове» считали, что командующий со¬знательно «убегает» от небогатовского отряда, который в действительности (об этом стало известно позднее) 2 фев¬раля 1905 г. вышел из Либавы.
…
У берегов Индокитая 2-я Тихоокеанская эскадра про¬вела более месяца, хотя первоначально ее командующий обдумывал вариант немедленного продолжения пути во Владивосток, до которого оставалось всего 2500 миль. По воспоминаниям В.И. Семенова, адмирал 28 марта впер¬вые (!) собрал совещание офицеров штаба, на котором сам Владимир Иванович предлагал продолжить путь, не ожидая Небогатова, (внезапность и подъем духа), а лей¬тенант Е.В. Свенторжецкий воспользоваться успехом сосредоточения в Индокитае и поспешить с заключени¬ем мира. Адмирал не подвел итогов, но 30 марта запросил корабли о количестве угля. «Император Александр III» показал недостачу в 400 тонн. Это, якобы, вынудило ад¬мирала отказаться от немедленного прорыва и напра¬виться в Камранг. Первые десять дней задержки были вызваны созданием необходимых запасов угля, а последующие — решением З.П. Рожественского ожидать от¬ряд Н.И. Небогатова. Это решение было принято по пря¬мому указанию из С.-Петербурга, куда командующий эс¬кадрой ранее докладывал о неудовлетворительном со¬стоянии вверенных ему сил, также о тяжелой болезни Д.Г. Фелькерзама и собственном недомогании. В своем донесении З.П. Рожественский поставил вопрос и о на¬значении нового командующего морскими силами на Дальнем Востоке и намекал на целесообразность отозва¬ния эскадры, не имевшей серьезных шансов на успех. Очевидно, что теперь он видел цель всего похода в крупной демонстрации, а император, генерал-адмирал и управля¬ющий министерством надеялись на победу в борьбе с япон¬ским флотом.
Контр-адмирал Н.И. Небогатое, которому упрямый З.П. Рожественский не сообщил своего маршрута, тем не менее, успешно решил поставленную задачу. Выйдя Суэц¬ким каналом в Красное море, его отряд 30 марта — нака¬нуне прибытия 2-й эскадры в Камранг — достиг Марбата — английского владения на юге Аравийского полуос¬трова. Из Марбата Н.И. Небогатов телеграфировал в Санкт-Петербург просьбу, передать известие об эскадре в одну из трех избранных им точек по маршруту движе¬ния отряда. Именно в такой точке в 40 милях от Синга¬пура и состоялась передача сведений, позволивших объе¬динить российские морские силы в водах Индокитая.
В пути отряд Н.И. Небогатова провел две пример¬но-боевые стрельбы с дистанции от 60 до 25 кбт. Для них израсходовали часть боевого комплекта тяжелых снарядов, а между стрельбами провели согласование дальномеров. Это позволило на второй стрельбе добиться относительно хороших результатов: все щиты были разбиты.
Наконец, около 15 часов 26 апреля 1905 г. в торже¬ственной обстановке отряд Н.И. Небогатова присоединился к эскадре З.П. Рожественского вблизи бухты Ван-Фонга Позади небогатовского отряда осталось око¬ло 12 тыс;, миль, пройденных в рекордное время (всего за 83 дня) и при минимальном пользовании услуга¬ми портов. Расход угля на каждом броненосце берего¬вой обороны составил около 2300т.
По случаю присоединения отряда Н.И. Небогатова Зиновий Петрович издал специальный приказ (№ 229 от 26 апреля 1905 г.); «С присоединением отряда силы эскадры не только уравнялись с неприятельскими, но и приобрели некоторый перевес в линейных боевых су¬дах... У японцев больше быстроходных судов, но мы не собираемся бегать от них... У японцев — важное преиму¬щество ы продолжительный боевой опыт и большая практика стрельбы в боевых условиях... Это надо помнить и, не увлекаясь примером их быстрой стрельбы, не кидать снарядов впустую, а исправить каждую наводку по полу¬ченным результатам...
...Японцы беспредельно преданы Престолу и Роди¬не, не сносят бесчестья и умирают героями. Но и мы клялись перед Престолом Всевышнего. Господь укрепил дух наш, помог одолеть тяготы похода, доселе беспример¬ного. Господь укрепит и десницу нашу, благословит ис¬полнить завет государев и кровью смыть горький стыд Родины».
Из приказа и послевоенных показаний Зиновия Пет¬ровича видно, что он достаточно высоко оценивал броне¬носцы береговой обороны и их 10-дюймовые орудия, хотя несколько удивился, что Небогатое сумел без приключе¬ний довести эти корабли до Индокитая. На встрече с Н.И. Небогатовым Зиновий Петрович ограничился по¬здравлениями и расспросами о походе, никаких даль¬нейших планов не обсуждалось, хотя это свидание было последним перед встречей адмиралов в Японии.
…
В отличие от своего оппонента, вице-адмирал З.П. Рожественский не только не собрал перед сражением сове¬щания флагманов и капитанов, но и посчитал ненужным разработку какого-либо тактического замысла так же, как и составление боевой инструкции. Днем 13 мая, уже на подходах к Корейскому проливу, эскадра единственный раз занималась эволюциями в полном составе. Однако ее довольно сложное маневрирование по сигналам двухфлажного свода не было доведено до конца и не завершилось разбором. Не доверявший своим подчиненным, З.П. Рожественский стремился лично управлять движе¬нием каждого отряда с мостика «Князя Суворова»,
Тактические указания были разбросаны в многочис¬ленных приказах и циркулярах, изданных за все время плавания эскадры. Они дополнялись приказаниями ко¬мандующего, переданными сигналами с флагманского броненосца накануне и в первый день сражения. Поста¬вив эскадре целью достижение Владивостока «соединен¬ными силами», З.П. Рожественский ограничился неопре¬деленными указаниями о способах ведения боя, а неко¬торым отрядам поручил задания, не соответствующие предназначению составлявших эти отряды кораблей.
Из тактических указаний наиболее важным представ¬ляются следующие: при появлении неприятеля «...глав¬ные силы следуют на него для принятия боя, поддержан¬ные III броненосным отрядом и отрядами крейсеров, и разведочным, которым предоставляется действовать са¬мостоятельно, сообразуясь с условиями данного момен¬та». «...В бою линейным кораблям обходить своих по¬врежденных и отставших передних мателотов...» (если поврежден "Князь Суворов", флот должен следовать за "Александром", если поврежден "Александр" — за "Бо¬родино", далее... за "Орлом"); при этом "Александр", "Бородино", "Орел" могут руководствоваться сигнала¬ми "Суворова", пока флаг командующего не перенесен или пока в командование не вступил младший флагман». Предполагалось, что сигналом будет указан номер ко¬рабля противника «от головного или правого фланга», по которому следует сосредоточить огонь всего отряда. В случае отсутствия сигнала огонь направляется по приме¬ру флагмана.
Предоставление «полной свободы маневрирования» III броненосному отряду сводилось на нет указанием о том, что он «во всех случаях спешит присоединиться к главным силам» Аналогичная ситуация сложилась и с крейсерскими отрядами: буквально накануне сражения. Разведывательный отряд и крейсера «Дмитрий Донской» и «Владимир Монамах» получили задачу охранять транспорты. Наступательные же действия «Олега» и «Ав¬роры» ограничивались приказанием оказывать помощь поврежденным броненосцам.
Немногочисленным миноносцам вместо атаки против¬ника было предписано следить за флагманскими кораб¬лями и, в случае выхода последних из строя, «спешить подойти, чтобы принять командующего и штаб».
Решение З.П. Рожественского оставить при эскадре четыре транспорта снизило эскадренную скорость и свя¬зало часть боевых кораблей охраной обоза. Командова¬нием эскадры в централизованном порядке не были при¬няты и важнейшие меры по подготовке к бою: на кораб¬лях оставались все гребные шлюпки, паровые и минные катера, обильная деревянная отделка рубок и внутрен¬них помещений (на некоторых кораблях частично убра¬на решением их командиров). Окраска больших кораб¬лей в черный цвет с желтыми трубами и шаровыми мачтами облегчала противнику наводку орудий. (По приказанию З.П. так перекрасили и бывшие ранее сплошь черными корабли Небогатова).
Боевую устойчивость русских броненосцев снижала также их перегрузка не только углем (полный запас — в превышение нормального водоизмещения), но и водой, боеприпасами, и различными расходными материалами. Радикально разгрузить корабли можно было приказом командующего, но такого приказа не появлялось.
Наиболее слабыми звеньями тактических взглядов ко¬мандующего были «редкая» стрельба по дальномерам или с одиночными пристрелочными выстрелами и уменьшенная эскадренная скорость.
Отсюда — и пренебрежение к распределению кораб¬лей по отрядам по скорости хода, что многими считалось важным еще до войны. Опираясь на поверхностную оцен¬ку опыта сражения в Желтом море (28 июля 1904 г.), З.П. Рожественский предполагал, что в столкновении с япон¬ским флотом (которому он заранее отдавал инициативу в маневрировании) эскадра не сможет одержать победы, даже понесет некоторые потери, но главные ее силы все? же достигнут Владивостока. Поэтому командующий более думал о том, как бы «проскочить» и «не растерять», упу¬стив из виду, что сам по себе прорыв через Корейский пролив мог быть успешным только в случае одержания хотя бы частного успеха в сражении с японским флотом. Предоставляя инициативу противнику, адмирал на¬столько стремился к ограничению самостоятельности под¬чиненных, что даже не назначил рандеву на случай раз¬лучения своих отрядов в бою или во время ночных мин¬ных атак. «Рандеву же одно — Владивосток, — позднее говорил он,— об этом все знали».
О настроении Зиновия Петровича в решающей ста¬дии операции отчасти можно судить по его мартовским и апрельским 1905 г. письмам жене. «Армия и флот опо¬зорены. Гибель II эскадры — небольшая надбавка к по¬зору...» — писал он 2 марта от Мадагаскара. Письмо 31 марта от берегов Индокитая: «А нужен исход, хоть самый плачевный — считаю, что продолжение военных действий выразится все возрастающими по степени по¬зора катастрофами......Колонга я извел вконец — случа¬ется плачет... Многие болеют, хотя и держатся...» 16 ап¬реля — из бухты Ван-Фонг: «...Развалился я за 7 меся¬цев тропиков...»1

http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/files/2503/Pohod1.doc

От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:32:39)
Дата 08.02.2009 09:34:36

Сдача

…
По распоряжению флаг-капитана на «Буйном» под¬няли сигнал о передаче командования адмиралу Небогатову, а потом другой — «Адмирал на миноносце». Кро¬ме того, всем судам, мимо которых проходил «Буйный» сигнальщик передавал семафором: «Адмирал жив, нахо¬дится на миноносце». Миноносцу «Безупречный» было голосом приказано подойти к «Императору Николаю I» и передать на словах, что командующий эскадрой пере¬дает командование адмиралу Небогатову и приказывает вести эскадру во Владивосток.
Это все по словам К.К. Клапье-де-Колонга. В.И. Се¬менов вспоминал, что миноносец «Бедовый» был послан флаг-капитаном снимать оставшуюся команду «Суворо¬ва», но не нашел броненосца, а точнее, и не искал.
В то время, как «Буйный» снимал командующего и остатки штаба с погибающего броненосца, контр-адми¬рал Н.И. Небогатое, не видя распоряжений З.П. Рожественского и не имея данных о судьбе Д.Г. Фелькерзама, приказал поднять сигнал - «Курс N0 23°», который был указан командующим до боя. Сигнал репетовали броне¬носцы 3-го отряда, шедшие в голове эскадры «Бородино» и «Орел» не отвечали, но держали в северном направле¬нии. После 17 час. 30 мин. вдоль борта «Императора Нико¬лая I» прошел миноносец, передавший голосом и семафо¬ром: «Адмирал Рожественский приказал Вам идти во Вла¬дивосток». Об этом Небогатову доложил флаг-офицер.
Убедившись в верности своего решения, адмирал Небогатов, однако, не спешил встать во главе колонны бро¬неносцев и привести ее в порядок. Адмирал Того, а чуть позднее и Камимура догнали эскадру, и вновь начался тяжелый бой. Около 19 часов с интервалом 15-20 минут перевернулись и погибли «Император Александр III» и «Бородино», бывшие главными целями противника. Японские адмиралы прекратили огонь и скрылись в на¬ступающих сумерках, уступая дорогу устремившимся в атаку отрядам своих истребителей и миноносцев.
Гибель «Александра» и «Бородино» произошла на глазах моряков «Буйного» и, несомненно, оказала тяжелое моральное воздействие на чинов штаба, и без того потрясенных ужасной картиной разрушения своего флаг¬манского корабля. «Буйный» теперь шел в юго-западном направлении среди других кораблей эскадры, которая, повернув влево, без соблюдения определенного строя пы¬талась уклониться от минных атак.
Тяжелое поражение эскадры было для всех очевидным, хотя более или менее точные детали стали известны позднее. Не были известны и потери японцев. В действительности, итоги дневного боя выглядели следующим образом: че¬тыре из пяти лучших русских броненосцев погибли я «Орел», «Сисой Великий» и «Адмирал Ушаков» полу¬чили серьезные повреждения, снизившие их боеспособ¬ность. Японцы одержали верх благодаря превосходству в тактике, в частности, в тактическом применении артил¬лерии. Это позволило им использовать оружие в выгод¬ной обстановке и, сосредоточив огонь на головных рус¬ских кораблях, добиться высоких результатов. При хо¬рошей точности стрельбы (около 3,2% попаданий) главный удар японских броненосцев пришелся на четыре корабля типа «Бородино». В броненосцы отряда Н.И. Небогатова попало всего 10 снарядов крупного и среднего калибра, но и сами они находились в невыгодных усло¬виях стрельбы и при большом расходе боезапаса не до¬бились заметных успехов. В целом точность русской стрельбы оказалась почти в три раза ниже - 1,2% по¬паданий, которые, за исключением «Микасы» и «Ниссина», довольно равномерно распределялись по японской боевой линии.
Отрицательную роль в поединке главных сил сыгра¬ли также пассивное маневрирование отрядов и кораб¬лей русской эскадры на 9-узловом ходу, плохая подго¬товка кораблей к бою (черная окраска, перегрузка, горю¬чие материалы) и недостаточное бризантное действие наших снарядов. К тому же из 24 точно определенных 305-мм русских снарядов, попавших в японские корабли, 33% не разорвались.
В результате «Микаса», «Ниссин» и «Асама», хотя и получили серьезные повреждения, но остались в строю. Японские главные силы сохранили для продолжения боя 13 (из 16) 305-мм и 26 (из 30) 203-мм орудий, и около половины боевого запаса. Из кораблей других японских отрядов в дневном бою 14 мая были выведены из строя один из лучших быстроходных крейсеров «Касаги» и истребитель «Мурасаме».
Из русских крейсеров наиболее серьезно пострадал крейсер 1 ранга «Светлана», потерявший 4 —5 узлов ско¬рости хода, а также «Олег» и «Аврора» (165 убитых и раненых на обоих). Тяжелые повреждения имели эскадренные миноносцы «Бравый», «Блестящий», «Безупречный» и «Буйный», на котором произошло засоление кот¬лов. Вспомогательный крейсер «Урал», преждевременно оставленный командиром капитаном 2 ранга М.И. Исто¬миным, погиб. Затонули буксир «Русь» и плавучая мас¬терская «Камчатка», а транспорт «Иртыш» получил под¬водную пробоину. К вечеру 15 мая он был затоплен ко¬мандой у берегов Японии, Японскими крейсерами были задержаны и оба русских госпитальных судна — «Орел» и «Кострома», лишившиеся слабой надежды на подачу помощи раненым и утопающим.
Конечно, было бы неправильным объяснять пораже¬ние ошибками одного З.П. Рожественского. Но степень его личной вины была велика. Сам он страдал от ран в каюте «Буйного», и эти страдания усугублялись созна¬нием ответственности за поражение. По свидетельству флаг-капитана, Зиновий Петрович вскоре после 19 час: 40 мин. пришел в сознание и позвал кого-либо к себе. Пришел капитан 2 ранга В.И. Семенов и доложил, как идут крейсера, транспорты и положение среди них ми¬ноносца «Буйный» (вице-адмиральского флага на нем не поднимали). Во время этого короткого доклада адмирал дважды «терял сознание и начинал бредить».
Интересно, что сам В.И. Семенов этого не помнил. По его словам, в 19 час. 40 мин. он сделал последнюю запись в своем дневнике и впал в настолько тяжелое болезнен¬ное состояние, что все последующие события он вспоми¬нал отрывками. У него в памяти они запечатлелись в искаженном виде — через восприятие человека, находив¬шегося как бы в бреду. Получив медицинскую помощь от фельдшера, Владимир Иванович устроился спать на полу в кают-компании.
Адмирал же вновь пришел в себя после 21 час, когда ему сообщили о том, что «Буйный» идет на юг вместе с крейсером «Дмитрий Донской». Зиновий Петрович при¬казал передать на крейсер, чтобы он шел во Владивосток. Вряд ли это приказание достигло «Донского», так как при показании любых огней свои же корабли начина¬ли стрелять, подозревая японские миноносцы.
Впрочем, командир «Дмитрия Донского» И.Н. Лебедев и сам вскоре повернул на север. Беда теперь заключалась в том, что, не имея назначенного на следующий день рандеву, корабли самостоятельно избирали свой путь во Владивосток. В результате эскадра рассеялась на от¬дельные отряды и даже единицы, утратив черты органи¬зованной боевой силы. Некоторые при этом, считая про¬рыв на север невозможным, повернули на юг.
Около 3 часов ночи 15 мая «Буйный», уменьшив ход до 11 узлов из-за повреждения котлов, питаемых соленой водой, стал терять из виду шедшие впереди «Дмитрий Донской», «Бедовый» и «Грозный». Н.Н. Коломейцов спу¬стился в кают-компанию, разбудил спавшего там К. К. Клапье-де-Колонга и предложил проложить курс к неприя¬тельскому берегу, где выбросить на мель и уничтожить миноносец, который уже не может дойти до Владивостока. Флаг-капитан согласился, но здесь проснулся В.И. Филипповский и стал убеждать, что ради спасения жизни адмирала в бой вступать не следует, а корабль можно сдать, подняв белый флаг и флаг Красного Креста. Коломейцов пригласил флаг-капитана и флагманского штурмана к ад¬миралу, который был в сознании и выслушал доводы Филипповского о необходимости сдачи. «Господа,- сказал Зиновий Петрович, - прошу Вас обо мне не беспокоить¬ся». По другим данным, командующий выразился несколько иначе: «Прошу не стесняться моим присутствием и дей¬ствовать, как будто меня нет на миноносце».
Получив свободу действий, Н.Н. Коломейцов потребо¬вал от штабных офицеров письменного протокола о пере¬говорах. Те некоторое время совещались в кают-компании и якобы даже заслали на мостик белую простыню, которую командир выбросил за борт. Правда, сам Н.Н. Коломейцов позднее этого эпизода припомнить не мог, но тогда - но¬чью 15 мая - решил до утра держаться на прежнем курсе. С рассветом он начал вызывать бывший далеко впереди «Дмитрий Донской». Тот не видел сигналов, тогда «Буй¬ный» вызвал его по радио. Адмирал не захотел перейти на крейсер, а из миноносцев выбрал «Бедовый», на кото¬рый его и перевезли на крейсерской шлюпке вместе с офицерами штаба. В каюте Н.В. Баранова Зиновию Пет¬ровичу сделал перевязку специально переведенный с «Дон¬ского» младший врач Н.И. Тржемесский.
Приняв у Н.Н. Коломейцова часть спасенных с «Ос¬ляби», И.Н. Лебедев повел свой крейсер дальше вместе с «Буйным». «Бедовый» и «Грозный» ушли вперед 15-уз-ловым ходом. Вскоре «Буйный» практически потерял ход. Пришлось с него снимать команду на крейсер. Поражен¬ный восемью 6-дюймовыми снарядами с «Донского», «Буй¬ный» в 12 час. 30 мин. затонул, погружаясь носом.
Снятие и пересадка людей вместе с уничтожением миноносца задержали «Дмитрий Донской» на 5 часов и лишили его шансов достичь Владивостока. Около 16 час. 30 мин. на подходах к о. Даже лет крейсер был обнару¬жен японцами. Полный ход корабля не превышал 13-13,5 уз., уйти он не мог и выдержал двухчасовой нерав¬ный бой с шестью крейсерами, который продолжался по¬чти до темноты. В конце боя командир Н.И. Лебедев был смертельно ранен. Его команда не уступила в воинс¬кой доблести команде «Князя Суворова». Отразив мин¬ные атаки, получивший тяжелые повреждения «Дмитрий Донской» ночью переправил на берег Дажелета уцелев¬ших офицеров и матросов. В 6 час. 30 мин. утра 16 мая с открытыми кингстонами он ушел под воду на ровном киле и с поднятыми флагами, став последним кораблем, погибшим в сражении.
Напомним читателю, что Иван Николаевич Лебедев был одним из старших командиров кораблей эскадры, лично хорошо знакомый Зиновию Петровичу еще со вре¬мен командования болгарским флотом и постоянно тре¬тируемый командующим в беспримерном походе, но толь¬ко в приказах. Есть полное основание говорить о том, что письменно объявляя выговоры своему старому боевому соратнику, З.П. Рожественский за весь поход встречался с И.Н. Лебедевым всего два раза - на Мадагаскаре и у Аннама, и никогда прямо к нему не обращался. При этом именно Лебедев оказался именно тем человеком, который в последнем бою проигранного сражения спасал честь флага и эскадры.
Иная судьба выпала «Бедовому»- когда К.К. Клапье-де-Колонг и В.И. Филипповский с обнаружением за кор¬мой дымов неприятельских кораблей завели разговор о сдаче с командиром Н.В. Барановым. Это было в 15 час. 15 мин. Н.В. Баранов не возражал, хотя его эскадренный миноносец был полностью исправен, и не получил в бою 14 мая повреждений. Может быть, его убедили доводы Филипповского, например - «адмирал дороже минонос¬ца» и т.п.
Между тем, Баранов был у командующего на хоро¬шем счету и, как старший из командиров, даже заведовал 1-м отрядом миноносцев. После войны, правда, открылось, что он присвоил фуфайки и носки, присланные команде от королевы Эллинов, а также полушубки и непромока¬емые плащи. «Личное имущество» командира при съезде с «Бедового» уместилось всего в 14 чемоданах. Потерять такое количество добра в бою да еще с риском погибнуть, конечно, было просто жалко. Поэтому, получив распоря¬жение флаг-капитана, Баранов заготовил белый флаг (про¬стыне он предпочел скатерть), флаг Красного Креста и приказал набрать сигнал «Имею тяжело раненых».
Дымки приблизились и оказалось, что они принад¬лежали двум японским миноносцам. Командир «Грозно¬го» капитан 2 ранга К.К. Андржеевский забеспокоился и, подойдя к «Бедовому», запросил указаний. В ответ полу¬чил приказ — следовать во Владивосток. Недоумение Андржеевского разъяснилось, когда он увидел на «Бедовом» поднятые флаги. «Грозный» увеличил ход до полного и стал уходить, преследуемый истребителем «Кагеро», вто¬рой истребитель — «Сазанами» — избрал своей целью «Бедовый». Японцы открыли огонь, на который ответил только «Грозный». А вскоре командир «Сазанами» ка¬питан-лейтенант Айба с удивлением увидел на мачте сво¬его оппонента белый флаг и сигнал по международному своду о тяжело раненых. «Бедовый» и «Сазанами» были примерно одинаковых размеров, может быть, «японец» английской постройки был несколько быстроходнее. Близ¬ким по составу было и вооружение: три минных аппа¬рата, 1 — 75-мм и 5 — 47-мм орудия на «Бедовом»; два минных аппарата, 2 — 76-мм и 4 — 57-мм орудий на «Сазанами». Н.В. Баранов мог вполне надеяться если не одолеть врага, то хотя бы отбиться от него. Однако на «Бедовом» не нашлось ни одного рыцаря чести, подоб¬ного старшему офицеру «Камчатки» В.В. Никанову...
В 5-м часу вечера на «Бедовый» прибыли вооружен¬ные японцы и поставили свои караулы. Капитан-лейте¬нант Айба не поверил своему счастью, когда узнал, что на сдававшемся миноносце находится сам командующий эс¬кадрой противника. Он захотел в этом лично убедиться и заглянуть в каюту к адмиралу. Увидев вошедших к нему японцев, Зиновий Петрович, по его словам (он был в сознании), понял, что миноносец сдался, и сам он попал в плен.
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:34:36)
Дата 08.02.2009 09:37:19

Суд

Николай II получил первые противоречивые сведе¬ния о Цусимском сражении 16 мая, в понедельник. Гнету¬щие неизвестностью новости император обсуждал за зав¬траком с генерал-адмиралом и бывшим в этот день дежурным флигель-адъютантом великим князем Кириллом Владимировичем, чудом спасшимся при катастрофе «Пет¬ропавловска». 19 мая Николай записал в дневнике: «Те¬перь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рожественский раненый взят в плен!!»
В Санкт-Петербурге получили краткие донесения ад¬миралов З.П. Рожественского и Н.И. Небогатова, послан¬ные с разрешения японцев, а также донесения адмирала О.А. Эквиста из Манилы и командиров прорвавшихся кораблей из Владивостока. Вести о разгроме эскадры и сдаче противнику ее остатков произвели угнетающее впе¬чатление не только на высшее общество, но и на рядовых обывателей, а также на личный состав армии и флота. Враги правящего режима, в том числе социал-демократы, получили важный козырь в борьбе с царизмом, но даже они, как и верные царские слуги (Рожественский, Доб¬ровольский и др.), не могли заранее предположить «раз¬меров несчастья». «Этого ожидали все,— написал тогда В.И. Ульянов (Ленин),— но никто не предполагал, что поражение русского флота обернется таким беспощад¬ным разгромом...» и далее: «Перед нами не только во¬енное поражение, но и полный военный крах самодержа¬вия...» Положим, до «полного военного краха» еще было далеко, но призрак его уже обозначился в сознании многих.
Российский флот на Дальнем Востоке, как реальная боевая сила, перестал существовать, в то же время армия бездействовала. Замена нерешительного А.Н. Куропаткина после Мукденского поражения генералом от инфанте¬рии Н.П. Линевичем не изменила ход борьбы на суше. Линевич оказался не лучше: наши армии в Маньчжурии, имея значительное превосходство в силах над япон¬цами, так и не перешли от обороны к наступлению.
Под влиянием Цусимы президент США Теодор Руз¬вельт, обратился к Николаю II с письмом, где предпола¬гал свое посредничество в мирных переговорах. На особом совещании, созванном императором для обсуждения даль¬нейших действий, только непреклонный генерал-адъютант Ф.В. Дубасов решительно высказался за продолжение войны в надежде на победу на суше. Но Николай II уже (правда, молча) сомневался в способности своих страте¬гов, как морских, так и сухопутных. И предложение Руз¬вельта было принято.
…
в конце мая 1905 г., император решил отметить верность долгу своих поданных, и в ответ на донесение Рожественского в Токио из Санкт-Петербурга полетела телеграмма: «От души благодарю вас и всех тех чинов эскадры, кото¬рые честно исполнили свой долг в бою, за самоотвержен¬ную службу России и Мне. Волею Всевышнего не сужде¬но было увенчать ваш подвиг успехом, но беззаветным му¬жеством вашим Отечество всегда будет гордиться».
Аналогичные телеграммы были посланы в Манилу адмиралу О.А. Энквисту и во Владивосток капитану 2 ранга И.И. Чагину. Императорская благодарность при¬шлась весьма кстати и помогла Зиновию Петровичу пре¬одолеть физические недуги. Хуже было Н.И. Небогатову, которому вечером 14 мая перешло командование разбитой эскадрой, а на следующий день выпало рассчитываться за всю операцию. Телеграммы он не получил, а в Санкт-Петер¬бурге для решения участи его и офицеров сдавшегося отряда была образована Особая комиссия из заслужен¬ных адмиралов и офицеров.
…
После операции выздоровление командующего уже не вызывало сомнений. Он стал подробнее писать жене, сообщил фамилии уцелевших офицеров штаба, закончив их перечень краткой фразой: «Всех прочих не стало».
В июле Зиновий Петрович составил и первое доста¬точно подробное донесение о бое, которое представил в форме рапорта морскому министру.
Морским министром, объединившим в одном ответствен¬ном лице функции прежних генерал-адмирала и управ¬ляющего министерством, император назначил более чем знакомого Рожественскому вице-адмирала А.А. Бирилева. Накануне Цусимы в свете многочисленных просьб Зи¬новия Петровича именно Бирилев был назначен коман¬дующим флотом в Тихом океане и должен был принять под свою руку 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Приехав по железной дороге во Владивосток, Алексей Алексеевич застал там только «Алмаз» и два эскадренных минонос¬ца, не считая частично искалеченных крейсеров местного отряда.
Должность командующего флотом в очередной раз потеряла смысл, и А.А. Бирилев вернулся в Санкт-Пе¬тербург, где принял должность морского министра. Ему и был адресован первый подробный рапорт З.П. Рожественского, изучение которого проясняет два важных об¬стоятельства. Во-первых, в рапорте начисто отсутствуют критические оценки техники и снабжения эскадры, ко¬торыми ранее были переполнены все строевые рапорты командующего. Это понятно - именно А.А. Бирилев воз¬главлял снаряжение кораблей на Балтике. Во-вторых, здесь Зиновий Петрович достаточно подробно объясняет моти¬вы своих решений, часть которых уже подвергалась кри¬тике в печати и среди пленных офицеров. Эти особен¬ности рапорта позволяют сделать вывод о том, что в июле вице-адмирал З.П. Рожественский надеялся по возвра¬щении в Россию получить возможность принять актив¬ное участие (или возглавить?) возрождение флота.
…
Что касается содержания июльского рапорта морско¬му министру, то в нем наиболее важным представляется следующее:
— отказ З.П. Рожественского от устройства времен¬ной базы в иностранных водах был вызван «враждебно¬стью Англии», «отступничеством Франции» (французы мешали стоять в бухтах у берегов Аннама) и большим количеством крейсеров-разведчиков у японцев. Поэтому он и стремился во Владивосток;
— выбор Корейского пролива для прорыва во Вла¬дивосток объяснялся его выгодой «в тактическом отно¬шении» (широкий) и «простотой», то есть этот путь был близок и сравнительно удобен, хотя наверняка приводил к встрече с японским флотом. Путь через Лаперузов про¬лив (ок. 3700 миль) — был чреват навигационными ава¬риями в тумане, «расстройством материальной части», а через Сангарский — встречей с японцами в невыгодных условиях;
— соотношение главных сил не представлялось Зи¬новию Петровичу безнадежным и, по его мнению, «наш долг был искать сражения в расчете, нанеся неприятелю посильный вред, прорваться во Владивосток»... «Иного решения не было»...
— при встрече с Небогатовым (а его присоединение было отмечено «одушевлением») Зиновий Петрович яко¬бы «заслушал соображения о дальнейшем следовании» и «высказал свой взгляд на предстоящее нам дело (это¬го в действительности не было);
— боевыми строями командующий считал кильва¬терную колонну или фронт, как для броненосцев, так и для крейсеров;
— дозорная цепь крейсеров вперед не выдвигалась так как она могла преждевременно выдать эскадру раз¬ведчикам противника, а командующий был уверен, что без сражения пройти через пролив не удастся;
— командующий предполагал, что японцы могут по¬строить свои главные силы в строй фронта, поэтому счи¬тал полезным и самому перестроиться аналогичным об¬разом (маневр до полудня);
— перестроение в виду главных сил противника в одну кильватерную колонну к моменту открытия огня было завершено (это было не так), и эскадра оказалась в выгодных условиях для открытия огня, так как в 13 час. 49 мин «Микааса» был на курсовом угле менее 1 румба впереди левого траверза «Суворова» в дистанции 32 кбт;
— «противник очень производительно стрелял».
Переправить этот рапорт в Санкт-Петербург было непро¬сто, и З.П. Рожественский первое время хранил его у себя.
….
Рожественский и офицеры его штаба по прибы¬тии в Киото узнали, что пленные офицеры (наконец-то!) занялись разбором тактических вопросов и, в том числе, ро¬зыгрышем боя между броненосцами и броненосными крей¬серами, а также тактическим разбором Цусимского сражения. Незадолго до приезда Рожественского в Киото корабельный инженер В.П. Костенко (24 года — мальчишка!) сделал пе¬ред пленными офицерами доклад о постройке, боевых каче¬ствах и роли броненосцев типа «Суворов» в Цусимском бою. В докладе этот младший товарищ и однокашник погиб¬шего Е.С. Политовского подверг критике командующего эс¬кадрой, который не смог должным образом реализовать в бою качества вверенных ему сил.
Н.И. Небогатое на докладе В.П. Костенко не был, но 24 августа пригласил его к себе и попросил повторить сообщение в присутствии офицеров своего штаба, а по¬том высказал свое мнение о причинах поражения эскад¬ры. В.П. Костенко впоследствии писал: «...Все это вскры¬ло, что за семь месяцев похода 2-я эскадра не была спаяна Рожественским, не имела никакого представления о так¬тике боевых действий, не была способна проявлять ак¬тивность и инициативу без указаний адмирала...»
В начале сентября Н.И. Небогатов посетил и своего старого начальника — З.П. Рожественского. «...Подолгу сидел»,— писал В.И. Семенов. Зиновий Петрович поло¬жительно воспринял аргументы Небогатова, которые при¬нудили его сдаться. Поскольку Николай Иванович, ис¬ключенный из службы, был отпущен японцами в Россию З.П. Рожественский решил передать с ним рапорт А.А. Бирилеву. При этом он писал жене о том, что рапорт будет привезен именно ей (Небогатова Бирилев не при¬мет), а она должна передать его по назначению.
Забегая несколько вперед, следует сказать о том, что откровения Н.И. Небогатова, желавшего объективного суда, задевали профессиональную компетентность Зиновия Пет¬ровича, как командующего. И адмиралы, возвратившись в Россию, мягко говоря, охладели друг к другу.
….
Одним из симптомов изменившегося отношения вла¬сти к Зиновию Петровичу стало назначение 19 декабря 1905 г. приказом по Морскому ведомству следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Председателем комиссии назначили 64-летнего вице-ад¬мирала Я.А. Гильтебрандта, бывшего в 1899-1900 гг. на¬чальником эскадры Тихого океана, а членами — контр-адмиралов П.П. Моласа, Э.А. Штакельберта, капитана 1 ранга А.ф. Гейдена и капитана 2 ранга Г.К. Шульца. Никто из членов комиссии в войне с Японией не участвовал, это, понятно, вызвало ироническое отношение В.И. Семенова. Однако очевидно, что именно такая комиссия, а в нее вхо¬дили достаточно опытные моряки, могла высказать бо¬лее или менее объективное мнение. Стоимость же кораб¬лей 2-й эскадры печать оценивала в 144, 116 млн. руб. Скажем прямо, эта стоимость была еще занижена.
Комиссия работала обстоятельно, и многие видели в этом руку старого отличника учебы капитана Густава Шульца. Участникам событий, в том числе и З.П.Рожественскому, был предложен обширный перечень вопро¬сов, в том числе вопросов, призванных выяснить роль самого командующего погибшей эскадрой. Зиновию Пет¬ровичу пришлось на эти вопросы отвечать, а не возглав¬лять исследование опыта войны, на что надеялся В.И. Се¬менов. Показания З.П. Рожественского, отчасти уже при¬веденные нами в этой книге, представляют большой интерес, поскольку содержат его личные, хоть и post factum, оценки обстановки и своих действий. В показа¬ниях явно просматривается тактическая беспомощность командующего эскадрой. По его мнению, сущность плана сражения определялась целью прорыва через пролив и заключалась в том, что «эскадра должна была так манев¬рировать, чтобы, действуя по неприятелю, по мере воз¬можности, продвигаться на север».
Ответы З.П. Рожественского на ряд «коварных» воп¬росов (об окраске кораблей, о перегрузке и т. п.) носили явно необъективный характер и преследовали опреде¬ленные цели. В показаниях Зиновия Петровича уже впол¬не ясно прослеживается обвинение адмирала Н.И.Небогатова, который, по ею мнению, после выхода из строя «Кня¬зя Суворова» должен был принять командование эскадрой. Еще одной неприятностью для З.П. Рожественского стало появление типографски оформленного труда его быв¬шего подчиненного А.Н. Щеглова «Значение и работа шта¬ба по опыту войны», где добросовестный и грамотный офицер буквально «по костям» разложил деятельность начальника ГМШ, описанную нами подробно в восьмой главе. На этот труд Зиновий Петрович дал подробный ответ, который делает ему честь, по крайней мере, за пря¬моту суждений. Но, однако, не исправляет сущности про¬исшедшего.
Наконец, император утвердил представление А. А. Бирилева о предании суду «виновников» Цусимской катастрофы. Было решено рассматривать отдельно дело о сдаче ми¬ноносца «Бедовый» и дело о сдаче отряда Н.И. Небогатова.
Этого Зиновий Петрович вынести не мог, и направил прошение об увольнении от службы. Высочайшим прика¬зом по Морскому ведомству от 8 мая 1906 г. (№ 679) он был уволен «по болезни от ран и контузий происходящей, с мундиром и пенсией...» Пенсией адмирала не обидели, он получил со всеми льготами и заслугами 7390 руб. 51 коп. в год, что, конечно, было меньше жалования начальника ГМШ, но вполне позволяло прилично жить в столице.
В качестве отставного вице-адмирала Зиновий Пет¬рович оказался и на заседании особого присутствия во¬енно-морского суда Кронштадтского порта, где 21 июня 1906 г. началось слушание дела о сдаче японцам минонос¬ца «Бедовый». Обвинителем на процессе выступил гене¬рал-майор А.И. Вогак, строго следовавший не только бук¬ве закона, но и историческим традициям Российского флота. В составе суда были вице-адмиралы Р.А. Дикер, П.А. Безобразов, контр-адмиралы Э.А. Штакельберг, Г.Ф. Цывинский и другие.
На суде Зиновий Петрович, не прячась за спины под¬чиненных, признал себя виновным в том, что «не отдал никаких распоряжений в предупреждение сдачи упомя¬нутого миноносца». Речь адмирала, отказавшегося от за¬щиты, была полна самокритики. Он, в частности, признал, что у многих создалось впечатление о бегстве командую¬щего и его штаба с обреченного «Князя Суворова». Их всех не следовало и снимать с флагманского корабля, учитывая состояние самого командующего.
Суд оправдал Зиновия Петровича, «за недоказаннос¬тью обвинений» — он не принимал непосредственного участия в сдаче противнику миноносца, будучи тяжело раненным. Остальные главные виновники сдачи — отде¬лались «легким испугом». Им грозила смертная казнь, но дело кончилось «исключением из службы» с разными последствиями. В письме К.Н. Макаровой от 27 июня Рожественский писал: «...Вы можете мне не верить, но я говорю Вам с глубокой искренностью, что я чувствую себя униженным вынесенным на мой счет приговором и был бы счастлив, если бы меня обвинили. К позорному клей¬му я сумел бы отнестись совсем равнодушно!»
В ноябре 1906 г. началось слушание дела о сдаче япон¬цам отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова. Обвините¬лем выступил опять же А.И. Вогак, а З.П. Рожественский был приглашен в качестве свидетеля. В своих показани¬ях Зиновий Петрович подтвердил, что требовал от своих подчиненных «безусловного подчинения». Отряд Небо¬гатова он признавал «надежной помощью», но пришед¬шей с запозданием.
Интересно, что для решения вопросов о дальнейших действиях разбитой эскадры З.П. Роже¬ственский вовсе не считал обязательным какой-либо со¬вет офицеров — по его мнению, все решал командующий. В случае неповиновения приказу о сдаче одного из офи¬церов бывший командующий не проявил сомнений: «Я бы его застрелил», — заявил он1.
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:37:19)
Дата 08.02.2009 09:38:34

PS «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

PS «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

Несколько лет назад, к очередной годовщине Победы с политотдела спустили замам команду – сделать «наглядную агитацию» с командирами ПЛ ВОВ, с раздачей типографских отпечатанных листов. Какая ахинея и бред в них были написаны – отдельный разговор …
Я добавил к этой «продукции политотдела» 2 свои распечатки - по капитан-лейтенантам Петрову Н.М. и Мохову Н.К. (командиры Щ-307 и Щ-317), прихожу на следующий день в казарму – на месте моих - пустое место, «кто-то снял».
Ни минуты сомнений, кто бы это мог сделать, не было, поэтому сразу пошел «выворачивать шубу» заму …
Разумеется, распечатки вернулись на место, но одну фразу «замули», которую он верещал в свое оправдание, приведу. Дословно - «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

«Наибольшее количество целей торпедами потопили Н.К. Мохов и Г.И. Щедрин (по 4 побе¬ды). Н.К. Мохов потопил все цели и еще один транспорт повредил за один единственный в сво¬ей жизни боевой поход в качестве командира. 10 июля 1942 г. он донес со своей позиции в Бал¬тийском море об израсходовании всех торпед и потоплении пяти транспортов. В базу лодка не вернулась и все победы «Щ-317» подтвердились лишь после войны. Но все подтвердились! Един¬ственная ошибка - транспорт «Орион» (2513 брт.) после попадания торпеды остался на плаву, т.е. был поврежден, а не потоплен. Пожалуй это самый выдающийся результат за всю Великую Отечественную войну.»
А.В. Платонов В.М. Лурье «Командиры советских ПЛ 1941-1945гг.»


Мохов Николай Константинович

(14 декабря 1912 - 12 июля 1942)
Русский, Член ВКП(б) с 1932 года. В ВМФ с 1932 года.
После окончания в 1936 году Военно-морского училища имени Фрунзе назначен командиром БЧ-1 на подводной лодке "М-74". С июня 1938 года принял "М-74" в качестве командира.По данным В.Баданина в июне 1936 года Н.К.Мохов назначен командиром опытной подводной лодки "Р-1" ("С-92") с энергоустановкой РЕДО и командовал ей до своего назначения командиром дивизиона, так как "М-74" во время Советско-финляндской войны командовал старший лейтенант Д.М.Сазонов. С июля 1940 года командует дивизионом строящихся и ремонтирующихся кораблей.
30 ноября 1940 года присвоено звание капитан-лейтенант. В феврале 1941 года назначен командиром 9 Учебного дивизиона подводных лодок, куда входили "М-72", "М-73", "М-74", "М-75", "М-76". В этой должности капитан-лейтенант Мохов встретил начало Великой Отечественной войны. Подводные лодки находились в ремонте, а в августе 1941 года их поставили на консервацию.
В январе 1942 года Мохов получает в командование "Щ-317". 9 июня 1942 года лодка впервые под его командованием вышла в боевой поход, но обратно на базу не вернулась. Последний поход "Щ-317" и его командира оказался достаточно результативен. За 36 суток Мохов провел 5 торпедных атак (выпущено 10 торпед), которые все (!) оказались результативными, в результате чего потоплено три транспорта общим водоизмещением 5.878 брт (разным данным суммарное водоизмещение потопленных судов колеблется от 6.080 до 10.997 брт) и одно судно (2.405 брт) повреждено.
В 1942 году Н.К.Мохов награжден Орденом Ленина (посмертно).
http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_m.php3

Первый реальный боевой успех балтийских подводников (и единственная потопленная нашими ПЛ ПЛ противника)

Петров Николай Иванович
(18 мая 1910 - после октября 1941)
Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. В ВМФ с 1929г.
После окончания ВМУ им. Фрунзе проходил служу на "малютках" в должности командира БЧ-1 сначала на Черном море, затем на Дальнем Востоке. Затем слушатель, преподаватель Учебного Отряда Подводного плавания. С ноября 1938 года старший преподаватель специальных курсов командного состава подплава.
17 ноября 1938 года Н.И.Петрову присвоено звание капитан-лейтенант.
В апреле 1940 года назначен помощником командира на подводную лодку "Щ-307", а с января 1941 года Н.И. Петров принял эту лодку в качестве командира.
Командуя "Щ-307" капитан-лейтенант Петров встретил начало Великой Отечественной войны в ходе которой совершил один боевой поход продолжительностью 21 сутки, произведя 10 августа 1941 года 1 торпедную атаку в результате которой на дно пошла немецкая подводная лодка "U-144". Это была первая реально подтвержденная победа балтийских подводников.
В начале октября 1941 года Н.И.Петров был арестован и Военным трибуналом ЛВО 22 октября 1941 года осужден на 10 лет лишения свободы по печально известной 58 статье. Тогда же он был уволен из ВМФ.
Умер находясь в заключении.
17 января 1975 года приговор в отношении Н.И.Петрова отменен и уголовное дело прекращено.
http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_p.php3


кстати в «УТВЕРЖЛЕННОМ ПЕРЕЧНЕ» присутствовал тот же Травкин, разумеется с указанием липового боевого счета, ….

наше отношение к военной истории – выдумывание сладких мифов, оправданий, воспевание «героической гибели» в самых тупых и бездарных вариантах действий, критический анализ это «охаивание» …

одним из последних примеров этого, на этом форуме является –
http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/0/co/107032.htm

Сегодня на ТОФе мы имеем «Варяг», «Кореец», «Ослябя», «Пересвет» (последний это вообще КЛИНИЧЕСКИЙ случай, с учетом его «боевых успехов» и того, что он стал японским трофеем – командование корабля даже не почесалось взорвать корабль перед сдачей Порт-Артура)

При всем при этом у нас забыт «Амур», корабль действительно добившийся наибольшего боевого успеха в истории Российского флота, забыты многие командиры ПЛ добившиеся реальных побед в ВОВ, до сих пор появляется (и ей благодарно внемлют!) выступления и публикации подобные приведенной hardenом …

Вперед, к новой Цусиме?!?!?!