От 2503
К 2503
Дата 08.02.2009 09:02:53
Рубрики 17-19 век; Современность;

ГМШ. Игра «Война с Японией в 1905». Война

…
Начальник ГМШ занимал третье место в иерархии военно-морского управления -- вслед за управляющим Морским министерством, вторым лицом после августей¬шего генерал-адмирала. На ГМШ возлагались две основ¬ные функции:
1. Управление боевыми силами, движением и строе¬вой частью флота;
2. Заведование личным составом флота и Морского ведомства2.
В соответствии с этими функциями ГМШ включал два отдела — Военно-морской ученый (ВМУО), который подчинялся непосредственно начальнику штаба и лич¬ного состава, находившийся в заведовании его помощнич¬ка в ранге контр-адмирала. В 1903 г. начальник ГМШ руководил ВМУО также через особого помощника — на¬чальника этого важного отдела, состоявшего в контр-ад¬миральском чине.
Полномочия начальника ГМШ простирались от инс¬пекторских функций во всех частях флота и портов до оперативного руководства морскими силами на театрах. В силу сложившейся практики в Российском флоте, где высший начальник — генерал-адмирал — был постоян¬но «занят» личными проблемами и по деловым каче¬ствам весьма условно соответствовал своей должности, действительное положение начальника ГМШ было еще выше. С другой стороны, его взаимоотношения с морски¬ми начальниками на местах во многом зависели от стар¬шинства этих начальников в сложной иерархии высшего управления империей (родственные связи, близость ко двору и т.п.).
И вот на должность начальника ГМШ Николай II по докладу генерал-адмирала 17 марта 1903 г. неожиданно для многих избрал контр-адмирала З.П. Рожественского, хотя в списках флагманов числились 23 вице-адмирала (по штату — 22), каждый из которых (теоретически) мог претендовать на ее занятие. Поскольку начальником ГМШ по штату, действительно, должен был состоять вице-ад¬мирал (или адмирал), то, в соответствии с правилами того времени, контр-адмирал свиты Е.И.В. Рожественский официально именовался «исправляющим должность» (и.д.) начальника ГМШ. Однако эта оговорка весьма мало влияла на выполнение им своих обязанностей и реализа¬цию прав, а принадлежность к свите позволяла иметь лич¬ный контакт с императором. «Обычный» начальник ГМШ, согласно положению, своего доклада у императора не имел, этим правом обладали только генерал-адмирал или, в его отсутствие, управляющий министерством, которые и док¬ладывали по понедельникам каждой недели Николаю II по делам флота и Морского ведомства.
…
В мирное время, объективно, заслуги военных весьма условны. Выделить из среды офицеров настоящего воен¬ного лидера представляется достаточно сложной задачей, но она не является неразрешимой. З.П. Рожественский в 1877 г. на «Весте» участвовал в бою с сильным противни¬ком и проявил храбрость, отмеченную высшей наградой. Однако в июне 1890 г., будучи командиром «Крейсера», он производил артиллерийскую стрельбу в заливе Амери¬ка без части офицеров, так как послал минера и ротного командира (двух лейтенантов) для производства съемки берегов1. Решение «убить двух зайцев» одновременно с точки зрения военного человека было вряд ли уместно, так как главная задача корабля — бой с противником — должна обеспечиваться полным боевым расчетом.
Во время командования «Владимиром Мономахом» Зиновий Петрович проявил себя требовательным и ис¬полнительным начальником, на совещаниях у адмирала высказывал достаточно обоснованные взгляды по составу флота на Дальнем Востоке, участвовал в подготовке флота к бою с противником, будучи ближайшим помощником и советником младшего флагмана контр-адмирала СО. Ма¬карова. Но, как выяснилось впоследствии, он сам в каче¬стве флагмана действовал так, как будто не был в Чифу в мае 1895 г., когда Соединенные эскадры вице-адмирала СП. Тыртова готовились к сражению с японцами.
Будучи командующим Учебно-артиллерийским отря¬дом, З.П. Рожественский направил свою энергию на строгое выполнение каждым учеником-комендором положенного числа выстрелов из орудии всех систем, что было весьма далеко от требований реальной службы на боевых судах. Боевые же стрельбы отряд с завидным постоянством про¬водил по берегу — по макетам укреплений на о. Карлос. Эффект этого упражнения, сопровождавшийся столбами огня и пыли, принес Зиновию Петровичу авторитет у двух императоров, один из которых — Вильгельм II — числился адмиралом Российского флота, а другой — Николай II — только капитаном 1 ранга, зато был само¬державным повелителем огромной страны. Николай II и поручил З.П. Рожественскому важнейший пост в систе¬ме управления военными морскими силами России. Надо отметить, что контр-адмирал свиты Е.И.В. Рожественский стал и.д. начальника ГМШ в решительный для своей Родины час.
…
Летом 1903 г. Япония фактически, правда, в скрытой форме, начала мобилизацию армии и флота. Известия об этом регу¬лярно достигали адмирала Е.И. Алексеева в Порт-Артуре и ГМШ в Санкт-Петербурге. Их посылал из Японии морской агент, талантливый и энергичный офицер, капитан 2 ранга А.И. Русин. Информация о военных приготовлениях Японии появлялась также в отечественной и иностранной печати.
Понятно, что проблема усиления эскадры Тихого океана в 1903 г. была проблемой № 1 для ГМШ и его начальника. Другими проблемами, также далекими от решения, в это время были создание в составе ГМШ полноценного органа оперативного управления, избавленного от «мелочей» повсед¬невной службы, обременявшей ВМУО, составление плана возможной войны (на всех театрах) и связанного с ним пла¬на развития, мобилизации и развертывания флота, пополне¬ние боевых запасов (хотя бы до двух боекомплектов), лик¬видация ставшего хроническим некомплекта офицерского состава (флотских обер-офицеров и инженер-механиков), приведение организации всего флота и корабельных соеди¬нений и военно-морского свода сигналов в соответствие с требованиями времени и другие, может быть, и менее важ¬ные, но, по существу, довольно крупные и хлопотные1.
Как с этими проблемами справлялся Зиновий Пет¬рович, которому со времени назначения и.д. начальника ГМШ до начала войны с Японией было отпущено 10 ме¬сяцев и 10 дней? Изучение этого вопроса в его развитии, даже закрывая глаза на конечный результат (Цусиму)', показывает, что справлялся неважно, хотя проявлял за¬видное трудолюбие, большую работоспособность и доб¬росовестность.
…
Не многим сейчас известно, что зимой 1902 — 1903 гг. З.П. Рожественскому, как контр-адмиралу свиты, пред¬ставилась редкая возможность проверить свои будущие действия в теории, хотя тогда управляющий Морским ми¬нистерством адмирал П.П. Тыртов был относительно здо¬ров, и его здоровье не обещало скорых перемен в высшем военно-морском управлении. Именно П.П. Тыртов в конце 1902 г. поставил задачу очередных «практических заня¬тий по стратегии в Николаевской морской академии». Эта задача формировалась так: «Война России с Японией в 1905 году». Адмиралом Тыртовым имелось в виду разыг¬рать войну между Российским и японским флотами в апреле 1905 г., когда флот Тихого океана, теоретически, должен был достигнуть состава, определенного решения¬ми адмиралов и самого Николая II в 1897—1898 гг. Зимой 1902 — 1903 гг. игра в академии проводилась В под главным руководством (председатель совета посред¬ников) контр-адмирала великого князя Александра Ми¬хайловича, самого способного моряка из всех Романовых на рубеже XIX —XX вв., издателя ежегодного справоч¬ника «Военные флоты» и инициатора внедрения в практику Российского флота военно-морской игры англича¬нина Фреда Джейна. Посредниками были директор Морского кадетского корпуса контр-адмирал Г.П. Чух-нин, контр-адмиралы З.П. Рожественский, А.Г. Нидермил-лер, генерал-майор Генерального штаба Н.П. Михневич, генерал-майор К.И. Величко (автор проекта укреплений Порт-Артура) и полковник артиллерии А.А. Якимович. Заведующим занятиями и делопроизводителем совета посредников состоял капитан 2 ранга Н.Л. Кладо, среди его помощников были лейтенанты Л.Б. Кербер и А.Н. Щеглов. Русскую партию в игре возглавлял капитан 1 ранга Л.Ф. Добротворский, бывший у З.П. Рожественского стар¬ящим офицером на «Владимире Мономахе» при начальнике штаба капитане 2 ранга Л .А. Брусилове, японскую — капитан 1 ранга Ф.К. Дриженко при начальнике штаба капитане 2 ранга И.И. Чагине.
План «японцев», как и оказалось в действительности, предусматривал внезапное нападение на российскую эс¬кадру Тихого океана, ее уничтожение (ослабление) с це¬лью обеспечения высадки войск в Корею с последующим наступлением в Маньчжурии и против Порт-Артура.
«Русская партия» избрала оборонительный образ дей¬ствий, несмотря на то, что эскадра Тихого океана включа¬ла почти все корабли, намеченные в ее состав решения¬ми 1897 — 1898 гг., то есть обеспечивала некоторый пере¬вес над японским флотом. Характерно, что начальник штаба «русских» капитан 2 ранга Л.А. Брусилов, в отли¬чие от Л.Ф. Добротворского, считал необходимым дей¬ствовать наступательно. Оставляя в стороне слишком ори¬гинальное решение последнего принять сражение с напа¬дающим «японским» флотом на якоре за волноломами коммерческого порта Дальний, следует отметить, что об¬щий ход игры, включая несколько боев, показал значитель¬ное относительное ослабление «японского флота». Однако «японцы» не потеряли боевого духа и смогли начать вы¬садку войск в Корее, хотя остатки российской Тихоокеанс¬кой эскадры сохраняли превосходство в силах1.
В отчете посредников (напомним, что в их числе был и З.П. Рожественский), указывалось на ведущую роль флота в возможной войне с Японией, для которой «вла¬дение морем» являлось необходимым условием для раз¬вития операций на суше. «Если же обладание морем ос¬танется за русским флотом,— писали посредники,— японцы совсем не перевезут войск, и война сама собою этим и закончится». Считая предполагаемый на 1905 г. состав сил эскадры Тихого океана недостаточным для достижения решающего превосходства над противником, посредники предлагали довести его к 1910 г. до 15 ли¬нейных кораблей и 10 броненосных крейсеров. Таким образом, на первый план выдвигалась задача возможно большего усиления нашего флота до начала войны.
Далее посредники рекомендовали оттягивать генераль¬ное сражение до достижения значительного превосходства в силах, избегать базирования эскадры на Порт-Артур и Дальний (из-за возможной блокады), предпочитая после¬дним Владивосток и Мозампо (на южном побережье Ко¬реи), обеспечить быстроту мобилизации флота соответ¬ствующим оборудованием портов Артура и Владивосто¬ка, держать сильную эскадру в восточной части Средиземного моря (резерв!), не запираться в портах в случае войны, стремясь, в меру сил, решить задачу завое¬вания господства на море и т.п.
В отчете по военно-морской игре указывалось на боль¬шой некомплект офицерского и рядового состава на ко¬раблях эскадры Тихого океана. Так, на 1 ноября 1901 г. некомплект флотских обер-офицеров составлял 19,2% (в том числе вахтенных начальников — 26%), инженер-ме¬хаников — 33%, артиллерийских унтер-офицеров и ко¬мендоров — 13,4%, старших комендоров — даже 34,1%. Там же говорилось о нежелательности производства ра¬бот в порту Артур силами рабочих китайцев, которые в случае войны могут сбежать (так оно и случилось в дей¬ствительности), отмечался и недостаток боезапаса в пор¬тах Артур и Владивосток, где до двух боекомплектов не хватало 12-, 10-, 8- и 6-дюймовых стальных снарядов.
Не признавалось достаточным и наличие в портах только двух сухих доков, из которых артурский не вме¬щал сравнительно широких броненосцев. Наличие угля в виде двух полных запасов также не отвечало потребнос¬тям войны.
Интересно, что во время игры внезапное нападение японцев застало в Чемульпо крейсер 1 ранга «Диана» и мореходную лодку «Гремящий», которые не успели ото¬звать в Порт-Артур по телеграфу. Однако русская партия послала туда два миноносца, и крейсер с лодкой успели присоединиться к главным силам, избежав напрасной ги¬бели.
При всей ее условности, игра 1902—1903 гг. во мно¬гих деталях с поразительной точностью предвосхищала обстоятельства первых дней действительной войны с Японией. Ее материалы отражали и реальную картину боеготовности нашего флота на Дальнем Востоке. Все это во многом было заслугой Н.Л. Кладо, Л.Б. Кербера, А.Н. Щеглова и самого Александра Михайловича, а так¬же руководителей противных партий, хотя Л.Ф. Добротворский отстоял свой ортодоксальный план обороны (за молом Дальнего), а его начальник штаба Л.А. Брусилов стоял за наступление.
Зиновий Петрович, естественно, читал все материалы и сам подписал отчет посредников, обсуждение которого состоялось в марте 1903 г. Казалось бы, что лучшего руко¬водства к действию для ГМШ, чем отчет на военно-морс¬кой игре, трудно было придумать. Тем более, что именно в это время сам З.П. Рожественский и возглавил этот штаб, где были сосредоточены все нити управления флотом в преддверии возможной войны. Посредники также под¬твердили запоздалую, но очень верную мысль об органи¬зации в ГМШ специального оперативного органа для разработки планов войны и соответствующего им раз¬вития флотов на театрах.
Эта мысль впервые прозвучала еще в 80-х гг. XIX в. в обоснованных предложениях вице-адмирала К.Ф. Лиха¬чева и капитана 1 ранга СО. Макарова, бывшего флаг* капитаном штаба начальника эскадры Тихого океана, но нашла весьма слабое отражений в создании ВМУО (в и 1892 г.), имевшего ограниченные полномочия и много¬численные повседневные обязанности, завалившие от¬дел текущими делами. Эта мысль возродилась только в 1902 г., когда 20 ноября контр-адмирал А.А. Вирениус представил управляющему министерством (П.П. Тыртову) специальный доклад, развивший выводы посредни¬ков военно-морской игры 1901 —1902 гг. (война с Герма¬нией) и содержавшей предложение о создании в составе ГМШ специального оперативного отделения1.
К докладу А.А. Вирениуса, в котором прямо говори¬лось о необходимости разработки плана войны, прила¬галась подробная записка лейтенанта А.Н. Щеглова с про¬граммой занятий оперативного отделения и обоснование самого плана войны. «План войны,— писал А.Н. Щег¬лов, — согласно определению стратегии, имеет целью обес¬печить всякой вооруженной силе быстрый переход с мир¬ного положения на военное и поставить ее в наиболее выгодные пункты для начала ведения военных действий»2. На примере возможной войны с Германией А.Н. Щеглов, безусловно, один из наиболее выдающихся офицеров на¬шего флота, показал и принципы построения составных частей плана войны — плана сосредоточения, мобилиза¬ционных плана и расписания.
…
Однако создавать оперативные отделения ни З.П. Ро¬жественский, ни Ф.К. Авелан отнюдь не торопились. В октябре 1903 г., когда в Токио уже приняли решение об образовании Соединенного флота для войны против Рос¬сии, в Санкт-Петербурге был (не спеша) учрежден Зако¬нодательный отдел ГМШ, получивший задачи составле¬ния штатов, положений и т.п.
Одновременно совещание адмиралов «пришло к вы¬воду» о необходимости составления планов войны. Это же совещание решило, что «наиболее целесообразное и соединенное с наименьшими расходами решение может быть достигнуто, если ВМУО ГМШ разделить на две части: 1) Распорядительную и учебную; 2) Стратегичес¬кую, возложив на нее дела по мобилизации, дела по воен¬но-морской статистике иностранных государств, по раз¬работке планов войны на море. Ближайшее заведование (стратегической частью) поручить помощнику начальника ВМУО — особо назначенному штаб-офицеру».
…
Все бы хорошо, но стратегическая часть и оператив¬ные части в портах так и не были учреждены до начала войны с Японией, а следовательно, в ГМШ отсутствовал так называемый план войны, а в портах — план мобили¬зации. И это в отличие от японцев, которые не только составляли, но и практически отрабатывали такие пла¬ны, начиная с 1900 г., под руководством начальника Мор¬ского командующего департамента (Морского Генераль¬ного штаба) адмирала Ито Юко, победителя китайцев при Ялу и Вей-Хай-Вее в 1894-1895 гг.
Внезапное нападение Японии на Порт-Артур и Че¬мульпо в ночь с 26 на 27 января 1904 г. застало адмира¬лов Ф.К. Авелана и З.П. Рожественского буквально врас¬плох. Загипнотизированные уверенностью Николая II в том, что маленькая Япония не решится напасть на огром¬ную Россию, эти лица, ответственные за морскую оборону государства, предстали очевидцам в явно невыгодном свете. По свидетельству контр-адмирала великого князя Александра Михайловича, ни Ф.К. Авелан, ни З.П. Рожественский вскоре после нападения японцев «...не мог¬ли объяснить, что же теперь произойдет, и каким обра¬зом мы с нашими сорока пятью боевыми единицами, со¬ставляющими тихоокеанскую эскадру, сможем одержать победу над японскими судами, построенными на англий¬ских судостроительных верфях?
От волнения налитые кровью глаза Авелана лезли буквально на лоб. Рожественский же заявил, что готов немедленно отправиться в Порт-Артур и встретиться с японцами лицом к лицу. Его почти нельсоновская речь звучала комично в устах человека, которому была ввере¬на почти вся власть над нашим флотом. Я напомнил ему, что Россия вправе ожидать от своих морских начальни¬ков чего-нибудь более существенного, чем готовность пой¬ти ко дну.
Что я могу сделать,— воскликнул он (З.П. Роже¬ственский — В .Г,); — общественное мнение должно быть удовлетворено. Я знаю это. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мы не имеем ни малейшего шанса победить в борьбе с японцами.
- Отчего вы не думали об этом раньше, когда выс¬меивали моряков микадо? — якобы спросил в.к. Алек¬сандр Михайлович (В.Г.).
— Я не высмеивал, — упрямо возразил Рожественс-кий. — Я готов на самую большую жертву. Это тот макси¬мум, который можно ожидать от человека.
И этот человек с психологией самоубийцы собирался командовать нашим флотом!»1
Итак, за десять месяцев своего управления ГМЩ Зиновий Петрович не успел создать Стратегической части и разрабо¬тать плана войны, а с ее началом попросту растерялся. По¬зднее он и Ф.К. Авелан сослались на то, что план войны, по заявлению адмирала Е.И. Алексеева, имелся в его штабе на Даль¬нем Востоке. Так оно и было, но это был оперативный план, составленный одноклассником З.П. Рожественского контр-адмиралом В.К. Витгефтом и рассчитанный на наличные силы эскад¬ры Тихого океана и имевшиеся во Владивостоке и Порт-Арту¬ре ресурсы. А в масштабе всего флота? Этот последний воп¬рос повисает в воздухе укором Зиновию Петровичу.
…
Зиновий Петрович смотрел на дело иначе и «успоко¬ил» ретивого подчиненного: постройка судов для Тихого океана налажена; углем, доками и мастерскими занима¬ется наместничество (адмирал Е.И. Алексеев), а матро¬сов-специалистов будут готовить на Дальнем Востоке — на старых крейсерах «Джигите» (строевые квартирмей¬стеры) и «Дмитрии Донском», отправленном туда летом 1903 г. в качестве артиллерийского учебного корабля (ко¬мендоры). Остается заботиться о третьем боевом комп¬лекте снарядов (второй ГМШ и ГУКиС «досылали» на «Манджурии» и «Смоленске», но его еще требовалось довезти до Порт-Артура.
Вывод и.д. начальника ГМШ поражал своим опти¬мизмом: «К войне готовы более, чем когда-нибудь, но она нежелательна...» И записка Брусилова «осела» в делах ВМУО ГМШ без ознакомления с ней даже Ф.К. Авела-на, не говоря уже о генерал-адмирале и адмирале Е.И. Алексееве. Последний не был полностью ознакомлен и с материалами военно-морской игры 1902—1903 гг.
…
5 ноября 1903 г. на стол Зиновию Петровичу легла справка с оценкой соотношения сил на Дальнем Востоке, составленная капитаном 2 ранга К.В. Стеценко, недавним флаг-капитаном эскадры Тихого океана. Справка закан¬чивалась выводом: «Японский флот несколько сильнее русских морских сил Тихого океана... и располагает по¬давляюще превосходящими против русских сил всяки¬ми материальными ресурсами». Но и справка К.В. Сте¬ценко, весьма способного адмиральского сына, осталась без видимых последствий.
З.П. Рожественский до конца декабря 1903 г. был впол¬не убежден в достаточности мер по наращиванию морс¬ких сил в Тихом океане. И никому «наверх» не доклады¬вал своих соображений по возможному радикальному решению, которое могло бы отложить невыгодное для Рос¬сийского флота развитие событий — а именно, начало войны до лета 1905 г.
Да, он проявлял настойчивость и твердую волю в про¬движении на Дальний Восток намеченных подкрепле¬ний. Однако, в чем выражалось эта настойчивость? В на¬чале лета 1903 г. было уже вполне ясно, что в эту кампа¬нию не удастся отправить из Кронштадта в Тихий океан броненосец «Император Александр III», не говоря о его значительно отставших собратьях — «Бородино» и «Орле», застрявших на казенйых верфях в Санкт-Петер¬бурге без положенных им брони и орудий. Но ГМШ «не дремал»: в 1903 г. на Дальний Восток можно было отпра¬вить известный «долгострой» 14 500-тонный броненосец «Ослябя», строившийся на верфи Новое Адмиралтейство в течение 93-х месяцев (спущен на воду в 1898 г., одно¬типный броненосцу «Пересвет» Балтийского завода, при¬бывшему в Порт-Артур в 1902 г.).
Кроме «Осляби», наконец, завершившего расчеты с портами, в относительно высокой степени готовности находились 13 100-тонный броненосец «Цесаревич», по¬стройка которого в Тулоне (Франция) была близка к окончанию, крейсера 1 ранга «Баян», (прибывший из Ту¬лона на Балтику), «Аврора» (сдаваемый Новым Адми¬ралтейством), ветеран «Дмитрий Донской», переделанный в учебно-артиллерийский (вместо четырех из десяти 120-мм орудий на нем поставили четыре 75-мм орудия на стан¬ках Меллера). Заканчивались постройкой также крей¬сер 2 ранга (яхта или посыльное судно) «Алмаз», семь эскадренных миноносцев типа 350-тонного «Ярроу» и несколько миноносцев типа «Уссури» и «Циклон».
Все это было решено двинуть в Порт-Артур в составе очередного Отдельного отряда судов. Командовать этим отрядом в июле 1903 г. был назначен помощник началь¬ника ГМШ заведующий ВМУО контр-адмирал А.А. Вирениус. С ведома и по ходатайству З.П. Рожественского, который был недоволен «медлительностью» командира «Цесаревича» капитана 1 ранга И.К. Григоровича (буду¬щего морского министра) и, вообще, неспешным снаряже¬нием всего отряда.
Таким образом, Зиновий Петрович за полгода до на¬чала войны вполне сознательно пошел на то, чтобы обез¬главить единственный имевшийся в его распоряжении орган оперативного управления - ВМУО, который на девять месяцев фактически остался в заведовании вто¬ростепенного лица - полковника по Адмиралтейству В. А. Штенгера. 21 июля 1903 г. А.А. Вирениус, настроенный весьма миролюбиво, то есть далекий от сознания опасно¬сти близкой войны с Японией, прибыл в Париж, откуда собирался следовать на юг Франции — в Тулон, где его дожидался «Цесаревич».
…
Более того, зная о том, что японский флот уже нахо¬дится в полном составе, а санкт-петербургские заводы не укладываются в сроки постройки новых кораблей про¬грамм 1895—1899 гг., З.П. Рожественский отказался от приобретения готовых кораблей за границей. Такая воз¬можность обозначилась еще в ноябре 1902 г., когда из Италии от вице-адмирала Кондиани последовало част¬ным образом (через вице-адмирала Н.И. Скрыдлова) пред¬ложение купить заказанный для Аргентины броненосец.
Дело в том, что именно в 1902 г. конфликт между Аргентиной и Чили, грозивший перерасти в войну, был улажен мирным путем. Оба государства договорились о сокращении непомерных для них морских вооружений и искали покупателей для своих новых кораблей, заказан¬ных в Англии (2 броненосца II класса для Чили) и в Италии (2 броненосца II класса для Аргентины). После¬дние у нас (и в других странах) справедливо именовали броненосными крейсерами. Эти крейсера — «Ривадавия» и «Морено», спущенные на воду соответственно в октяб¬ре 1902 г. и в феврале 1903 г., принадлежали к известно¬му типу «Гарибальди», спроектированному талантливым инженером Масдеа, и при водоизмещении 7583 т (про¬ект) имели 152-мм броню и артиллерию из орудий калиб¬ров 203 («Ривадавия» — 254- и 203 мм), 152 и 76 мм.
Учитывая высокую скорость постройки, достигнутую на верфи фирмы «Ансальдо» в Генуе, оба корабля могли быть готовы к лету или к осени 1903 г. Адмирал Н.И. Скрыдлов доложил о предложении Кондиани Ф.К. Авелану, а после¬дний 17 декабря 1902 г. сообщил Скрыдлову мнение управ¬ляющего Морским министерством (П.П. Тыртова) есть ука¬зание царя строить корабли только на русских верфях1.
В это время, учитывая неясность политической обста¬новки, такое мнение еще можно было считать оправдан¬ным. Вторичное предложение о продаже России уже всех четырех кораблей (двух чилийских и двух аргентинских) поступило в Морское министерство 28 апреля (11 мая по н.ст.) 1903 г. через министра иностранных дел. Его авто¬ром был представитель фирмы «Ансальдо», некто Пер¬роне, который указал на быстроту и конфиденциальность сделки и обозначил готовность кораблей: крейсеров — не более 6 дней, броненосцев — 4 месяца.
В Санкт-Петербурге, где место адмирала Тыртова, как известно, занял Авелан, а последнего — Рожественский, затеяли сравнение элементов предложенных кораблей с элементами броненосцев и крейсеров, назначенных для новой российской программы 1903 г. Естественно, что 7500-тон¬ный 20-узловый «Ривадавия» оказался слабее заданного программой МТК 12 000-тонного броненосного крейсера с его восемью 203-мм и двенадцатью 152-мм орудиями. Не подходят по типу — сделали вывод в ГМШ, и вновь отказались. В августе 1903 г., вновь из Министерства ино¬странных дел, Зиновий Петрович получил очередное пред¬ложение об «аргентинцах». Япония, и адмирал знал об этом из донесений А.И. Русина, к этому времени значи¬тельно повысила готовность флота. Однако, посоветовав¬шись, З.П. Рожественский и Ф.К. Авелан пришли к выво¬ду: «...в силу последовавшего высочайшего повеления все судостроение исполнять в России, не прибегая к каким-либо заказам за границей, Морское министерство не имеет наме¬рения приобрести суда означенной фирмы». Такой ответ от 9 августа 1903 г. за подписью Зиновия Петровича и пошел в императорское Российское посольство в Риме, а в копии — в Министерство иностранных дел1.
…
В декабре 1903г. японцы, озабоченные срочным по¬полнением своего флота накануне предположенной ими войны, сами начали переговоры в Италии о покупке аргентинских крейсеров. По донесению военно-морского агента в Австро-Венгрии и Италии капитана 1 ранга графа А.П. Капниста, «Ривадавию» и «Морено» мож¬но было перекупить. Об этом Капнист писал из Вены 15 декабря 1903 г.
З.П. Рожественский даже не удостоил агента личным ответом. Графу ответил 19 декабря 1903 г. исполнявший обязанности начальника ВМУО известный нам полков¬ник В. А. Штенгер: «Многоуважаемый граф Алексей Пав¬лович. Мы уже с разных сторон (подчеркнуто автора¬ми — В.Г,) получили сообщения о предстоящей покуп¬ке аргентинских крейсеров Японией и предложении устроить их продажу и нам. Это очевидно все дело рук Ансальдо и мы категорически уведомили, что покупать их не будем. Сегодня уже есть в газетах сведения, что японцы купили эти суда, может это и верно, но вернее еще, врут. Во всяком случае, советуем вам этого вопроса не подымать...» Прекрасный образец ответа безответственного клерка облеченному доверием страны представите¬лю ее флота за границей! Итак, вопроса «не подымать». Несомненно, что Штенгер здесь высказывал мнение Рожественского, выраженное в тот же день и в ответе за подписью самого и.д. начальника ГМШ военно-морскому агенту в Лондоне (предложение аргентинского консула1). В результате «Ривадавия» и «Морено» 17 декабря 1903 г. были куплены Японией за 760 тыс. ф.ст. (7,2 млн. руб.) каждый, и, вместо того, чтобы пополнить российс¬кую эскадру Тихого океана, они под названиями «Касуга» и «Ниссин» в марте 1904 г. вступили в состав япон¬ского флота.
…
К этому времени в ГМШ несколько всполошились под влиянием последних донесений А. И. Русина из Япо¬нии. В этих донесениях говорилось о создании в Токио Главной квартиры — высшего органа управления арми¬ей и флотом в военное время, о сосредоточении в Сасебо главных сил японского флота, назначении флагманов, форсировании боевой подготовки и т.п.
При этом З.П. Рожественский, подстегивая А.А. Ви¬рениуса, требовал соединенного движения на Дальний Во¬сток всего отряда — вместе с истребителями и минонос¬цами. Последние же обнаружили совершенную непригод¬ность не только к океанскому, но и морскому плаванию в свежую погоду. Помимо неисправностей в механизмах, миноносцы типов «Циклон» и «Уссури» страдали сла¬бостью корпусов.
Однако Зиновий Петрович упрямо гнал их вперед, заставляя Виреииуса с «Ослябей» и «Авророй» обеспечивать переход
…
Адмирал Алексеев ранее, и вполне справедливо, про¬сил об отправке «Осляби» вперед до Сабанга, так как присоединение восьмого линейного корабля к эскадре в Порт-Артуре (с приходом «Цесаревича» их стало семь) имело принципиальное значение. Но Зиновий Петрович не внял этой просьбе, считая главной задачей А. А. Вирениуса обеспечить переход миноносцев.
Одновременно ГМШ ускорял движение на Дальний Восток транспортов с боезапасом. Первые из них — паро¬ходы «Воронеж» и «Бетти» — успели достичь Порт-Арту¬ра. Однако третий транспорт «Манджурия» был в самом начале военных действий захвачен японцами в Желтом море (шел без охраны), а четвертый — «Смоленск», свя¬занный с отрядом А. А. Вирениуса, просто не успел. 29 ян¬варя 1904 г. этот быстроходный пароход (крейсер Добро¬вольного флота) находился на переходе из Суэца в Джи¬бути1, и вскоре вернулся в Россию...
Таким образом, в Порт-Артуре к началу войны не ока¬залось полного второго комплекта боеприпасов для эс¬кадры, не было там и полного комплекта флотских офице¬ров и инженер-механиков. Их комплектование также на¬ходились в ведении Зиновия Петровича. В декабре 1903 г., в обычном плановом порядке, покинули Порт-Артур от¬служившие 7-летний срок опытные матросы, начались обычные в зимнее время перемещения и новые назначе¬ния командиров...
В делах ГМШ не сохранилось следов каких-либо эк¬стренных мер, которые принимал или предлагал З.П. Рожественский для исправления положения. Таких мер про¬сто не было, хотя для пополнения некомплекта офицеров можно было смело направить балтийцев и даже черноморцев, состоявших в штатах экипажей, комплектовав¬ших многочисленные суда учебного назначения. В конце 1903 г. наместник в очередной раз просил о срочном на¬значении 96 обер-офицеров и инженер-механиков. Из ГМШ ответили глубокомысленной телеграммой, в которой говорилось, что «по приходу» 11 миноносцев Вирениуса (то есть весной 1904 г.? - В.Г.), с них могут быть списаны 12 строевых офицеров, 2 артиллериста, 4 минера, 4 механика (останутся командир, офицер и механик, а на номерных — по командиру и механику), кроме того, по железной дороге командировано 11 человек, в том числе 8 мичманов.
Со «списанием» офицеров новые эскадренные мино¬носцы сразу «лишились подвижности», как отметил ад¬мирал Е.И. Алексеев в последней перед войной телеграм¬ме Ф.К. Авелану (от 21 января 1904 г.) «с почтительной просьбой... откомандировать офицеров, главным образом, лейтенантов... на миноносцах не может быть менее 2-х офицеров, кроме командира...»1
…
Конечно, оглядываясь в прошлое, сейчас можно гово¬рить о том, что З.П. Рожественский был завален текущими делами, вплоть до мелочей, связанных с посещением по¬сторонними лицами верфей Морского ведомства. Но, как ответственное лицо, он мог выделить главное из слишком объемного потока информации. Однако не выделил. Что здесь преобладало? Сложившийся порядок вещей или личные качества? Нам думается, что и то, и другое. Зи¬новий Петрович, конечно, не мог враз изменить сложив¬шийся порядок, но мог пытаться это сделать. Ему, несом¬ненно, мешало развитое самомнение, которое склоняло его к критике подчиненных (даже прежних начальников) и к принятию единоличных решений, которые часто лишь согласовывались с Ф.К. Авеланом, не имевшим вполне твердых взглядов на положение на Дальнем Востоке.
…
Да, З.П. Рожественский сохранил на многие годы скеп¬тическое отношение к старшим. Однако бросается в глаза то обстоятельство, что он ни разу не конфликтовал с генерал-адмиралом или с великим князем Александром Михайловичем. Таким образом, «конфликтность» Зино¬вия Петровича имела пределы, важные с точки зрения собственной карьеры.
…
21 января вице-адмирал О.В. Старк вывел эскадру в учебный поход с целью упражнений в эскадренном пла¬вании, маневрировании и использовании беспроволоч¬ного телеграфа. Впервые на эскадре в этом походе ис¬пользовали двухфлажную сигнальную книгу. Все, есте¬ственно, носило характер подготовительного класса — начального периода обучения...
…
24 января 1904 г. последовало заявление Японии о разрыве дипломатических отношений. Через день об этом стало известно наместнику, но без важных подробностей о том, что японцы декларировали право на «независи¬мое действие». Тем не менее, кое-кто спохватился. На¬чальник Генерального штаба генерал-адъютант А.В. Са¬харов 26 января в особой записке предложил военному министру генерал-адъютанту А.Н. Куропаткину в ответ на высадку японский войск в Корею начать активные действия на море. Еще более проницательным оказался главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал СО. Макаров, который в тот же день направил Ф.К. Аве-лану рапорт, содержавший предупреждение об опаснос¬ти держать эскадру Тихого океана на внешнем рейде Порт-Артура - под угрозой внезапного нападения противника.
Документ стал просто вкладом в историю, так как ни З.П. Рожественский, ни Ф.К. Авелан на него не отреаги¬ровали, или не успели. Вероятно предположить следую¬щее: не только не успели, но и не собирались, считая, что Е.И. Алексееву и О.В. Старку на месте виднее. Известно, что 26 января утром у Николая II высшие руководители армии, флота и Комитета по делам Дальнего Востока об¬суждали мнение А.В. Сахарова и решили «не начинать самим». После этого участник совещания Ф.К. Авелан получил записку СО. Макарова. Судьба ее была предре¬шена: сам император только что утвердил решение пре¬доставить инициативу противнику. Оставалось ждать, надеясь на предусмотрительность наместника и начальни¬ка эскадры.
И ждать пришлось недолго. Поздно вечером того же дня, вернувшись из театра (давали «Русалку»), импера¬тор был потрясен телеграммой Е.И. Алексеева о ночной минной атаке японцев и подрыве «Цесаревича», «Ретви-зана» и «Паллады». Разница в астрономическом времени между Порт-Артуром и Санкт-Петербургом составляет около 6 часов в пользу Артура. В то время, когда японцы выпустили первую мину (около 23 час. 35 мин. 26 января), в Санкт-Петербурге день только клонился к вечеру. Даже если бы приказание убрать эскадру с внешнего рейда последовало из Санкт-Петербурга днем 26 января, допус¬тим, в 12 или в 14 часов (записку СО. Макарова, очевид¬но, надо было доложить царю), то Е.И. Алексеев все равно не успевал его выполнить. Следует учесть, что вход эскад¬ры во внутренние бассейны Артура проходил в два при¬ема только во время полной воды...
…
А.А. Вирениус, получив 31 января в Джибути из¬вестие о нападении японцев на Порт-Артур, был так по¬трясен успехом противника, что его буквально «холодом пробрало»2. Узнав о гибели «Полтавы» (что было невер¬но) и повреждении «Цесаревича» и «Ретвизана», впечат¬лительный Андрей Андреевич вообразил, что победоносные японцы перехватят его отряд в пути (до Сабанга) и те¬леграфировал в Санкт-Петербург о необходимости воз¬вращения своих кораблей навстречу сильным подкреп¬лениям из состава Балтийского флота.
Как ни странно, точка зрения А. А. Вирениуса победила: адмиралы великий князь Алексей Александрович, Ф.К. Авелан и З.П. Рожественский, который, казалось, был готов сам отправиться в путь, доложили императору о необхо¬димости возвращения отряда. И Николай II повелел воз¬вратить все корабли Вирениуса на Балтику и в Севасто¬поль. И это при том, что первый командующий флотом в Тихом океане СО. Макаров и наместник Е.И. Алексеев (еще до войны и в ее начале) просили об ускорении движения отряда, а Макаров даже обязался его встретить.
…
Просьбы С.О. Макарова, поддержанные Е.И. Алексе¬евым, об усилении Тихоокеанского флота материальны¬ми средствами — сторожевыми катерами, миноносцами, кораблями отряда А. А. Вирениуса, и пр. остались без удов¬летворения.
…
Документы того времени явно свидетельствуют о том, что З.П. Рожественский и его на¬чальники в вопросах ведения войны целиком положи¬лись на Макарова и Алексеева. Даже вопросы снаряже¬ния вспомогательных крейсеров — из числа быстроход¬ных пароходов Добровольного флота — были изъяты из ведения ГМШ. Это дело было поручено контр-адми¬ралу великому князю Александру Михайловичу.
Благодушие в Санкт-Петербурге продолжалось до 31 марта 1904 г., когда из Порт-Артура было получено изве¬стие о катастрофе — гибели СО. Макарова на «Петро¬павловске» и подрыве на мине броненосца «Победа». Ге¬нерал-адмирала даже потревожили на охоте. Он прим¬чался в столицу, и уже 1 апреля Николай II по докладу своего дяди назначил на смену погибшему командующе¬му флотом вице-адмирала Н.И. Скрыдлова, георгиевско¬го кавалера, бывшего начальника эскадры Тихого океана (1900 — 1902 гг.), состоявшего в это время главным ко¬мандиром Черноморского флота.
Адмирал Н.И. Скрыдлов, в отличие от СО. Макарова, не торопился на театр военных действий, но поставил вопрос о необходимости посылки на Дальний Восток всех боеспособных кораблей Балтийского флота. Н.И. Скрыд¬лов имел в виду, в первую очередь, новые броненосцы типа «Бородино», строившиеся в Санкт-Петербурге, корабли отряда А.А. Вирениуса, вернувшиеся на Балтику, а также все пригодные для боя корабли из состава многочисленных учебных отрядов. О том же генерал-адмиралу писал и Е.И. Алексеев, указавший также на необходимость спеш¬ной постройки миноносцев во Владивостоке и мобилиза¬ции всех сил Черноморского и Балтийского флотов.
На решение вопросов организации потребовалось око¬ло половины месяца, но решение все-таки последовало.
http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/files/2503/Glavnyj_Morskoj_shtab.doc
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:02:53)
Дата 08.02.2009 09:24:31

Вторая эскадра


Решение о формировании эскадры было, конечно, запоздалым, но оно же было и непростым. Началось все с панихиды по погибшим на «Петропавловске» (1 ап¬реля), тогда же Николай II утвердил пред¬ложение генерал-адмирала о назначении Н.И. Скрыдлова. На следующий день импе¬ратор принял вице-адмирала О.В. Старка, на¬конец-то добравшегося до столицы. 5 апре¬ля у царя был долгий «морской доклад», а 12 апреля Николай II после завтрака при¬нял З.П. Рожественского и «долго разгова¬ривал» с ним1.
Тогда, очевидно, и было окончательно реше¬но, кто поведет подкрепления на Дальний Восток. В ГМШ составили подробный про¬ект императорского указа, который требовал полного поражения неприятельских морских сил. А для этого надо добиться численного превосходства, то есть мобилизовать Балтий¬ский и Черноморский флоты (подразумева¬лось, добиться права выхода ЧФ через про¬ливную зону), поручить Балтийскую эскадру определенному лицу, снаряжение вспомогательных крейсеров — другому (ранее пору¬чено Великому князю Александру Михай¬ловичу), организовать спешную постройку минных судов и т.п.
Императорский указ, однако, не состоялся. Видимо, Ни¬колая II поразила масштабность мероприятий и остано¬вило бессилие Министерства иностранных дел, которое за десять самых благоприятных лет (1895—1904) так и не смогло добиться свободы выхода черноморцев в Сре¬диземное море. И все же 17 апреля 1904 г. генерал-адми¬рал специальным приказом по Морскому ведомству рас¬порядился именовать корабли в водах Дальнего Востока 1-й эскадрой флота Тихого океана, а изготовляющиеся на Балтике - 2-й эскадрой того же флота. Через два дня им¬ператор назначил командующим 1-й эскадрой вице-адми¬рала П.А. Безобразова, а 2-й (на Балтике) — контр-адми¬рала свиты З.П. Рожественского1.
Сейчас трудно сказать, почему выбор царя все-таки пал на Зиновия Петровича. Вероятно, что З.П. Рожественский сам предложил свою кандидатуру адмиралам Ф.К. Авелану и Великому князю Алексею Александровичу, а те, в свою очередь, нашли ее наиболее подходящей и до¬ложили императору.
В.А. Штейгер в своих воспоминаниях указывает, что при выборе командующего 2-й эскадрой, кроме З.П. Ро¬жественского, рассматривались кандидатуры адмиралов Н.И. Скрыдлова и А.А. Бирилева, который сменил С.О.Макарова в качестве главного командира Кронштадтско¬го порта2. Однако, эти воспоминания не выдерживают критики - 60-летний Н.И. Скрыдлов, георгиевский ка¬валер и вице-адмирал, окончивший Морское училище на шесть лет раньше З.П. Рожественского, был уже на¬значен на место СО. Макарова — командовать флотом в Тихом океане, что было значительно более высоким на¬значением. То же касается и А,А. Бирилева, ставшего мичманом еще в 1864 году, гораздо раньше Макарова и Рожественского, но одновременно со Скрыдловым. Ни А.А. Бирилев, ни Н.И. Скрыдлов — ветераны нашего флота — явно не подходили для занятия должности ко¬мандующего эскадрой, идущей на выручку 1-й эскадре флота Тихого океана. Возможно допустить наличие и обсуждение других кандидатур, но история вынесла свой приговор: во главе 2-й эскадры был поставлен З.П. Рожественский.
Сам Зиновий Петрович, очевидно, приветствовал это назначение, хотя его подчиненные в ГМШ испытывали в этом некоторые сомнения. Эти сомнения понятны: З.П. Рожественский был назначен командовать эскадрой с ос¬тавлением в должности и.д. начальника ГМШ. Налицо была явная, даже непомерная служебная перегрузка. Од¬нако на практике Зиновий Петрович целиком сосредото¬чился именно на эскадре, а его обязанности на ГМШ были возложены на контр-адмирала А.А.Вирениуса, который, как известно, незадолго перед этим «завалил» дело с под¬креплением для эскадры Тихого океана, зато вполне бла¬гополучно довел «Ослябю», «Аврору» и прочие кораб¬ли своего отряда обратно - на Балтику. Впрочем, роль ГМШ в русско-японской войне свелась, не без участия Зиновия Петровича и Андрея Андреевича, к собиранию всяческих статистических сведений и подаче совещательных голосов, и не более. «Мозг флота», как это не раз бывало в нашей истории, сработал как простая контора.
…
Адмирал получил редкую возможность самому раз¬работать план перехода и укомплектовать свой штаб. Нач¬нем со штаба. До сих пор точно неизвестно, почему для эскадры, снаряженной в количестве семи линейных ко¬раблей, не было предусмотрено должности начальника штаба в адмиральском чине, который, согласно «Морско¬му уставу» (изд. 1899 г.), являлся бы первым заместите¬лем командующего. Ясно, что здесь не доработали адми¬ралы великий князь Алексей Александрович и Ф.К. Авелан, но в итоге Зиновий Петрович получил только флаг-капитана — старого своего соплавателя капитана 1 ранга К. К. Клапье-де-Колонга. Флаг-капитан по Уста¬ву не мог заменить командующего, и, действительно, ми¬лейший Константин Константинович, ставший мичманом в 1879 г., был младше всех командиров кораблей 1 ранга, назначенных в эскадру.
…
Оценивая состав штаба, надо признать, что ключевые его фигуры были хорошо знакомы З.П. Рожественскому по прежней службе, и он имел полную возможность их исключить, заменив другими. Поскольку этого не про¬изошло (флагарт Н.П. Курош — особая статья), можно считать, что адмирал был в целом удовлетворен составом своего штаба.
…
Что касается В.И. Семенова, то этот офицер, несом¬ненно, патриот своего Отечества, был готов отдать за него собственную жизнь в любом качестве. Не имея свободно¬го штата, З.П. Рожественский назначил Владимира Ива¬новича как бы своим флагманским штурманом, но, совер¬шенно очевидно, предполагал, что тот будет нештатным летописцем похода. В.И. Семенов уже имел известность во флоте как поэт, писатель и лингвист.
Служебное положение Владимира Ивановича в шта¬те Зиновия Петровича нуждается в особом уточнении. Бу¬дучи зачисленным в штат приказом командующего эскад¬рой 1 октября 1904 г., он 6 декабря приказом по Морскому ведомству был объявлен флагманским штурманским офи¬цером, но штурманских обязанностей фактически не ис¬полнял, так как они были возложены на других, указан¬ных выше, офицеров. Сам В.И. Семенов пишет в «Рас¬плате», что чувствовал себя в штабе как бы пассажиром, косвенно обвиняя в своем неопределенном положении флаг-капитана. В то же время, в официальной справке о плаваниях капитана 2 ранга В.И. Семенова, составленной в начале 1907 г., вполне определенно указано1, что в пе¬риод с 1 октября 1904 г. по 15 мая 1905 г. он состоял на эскадренном броненосце «Князь Суворов» в качестве за¬ведующего морским отделом штаба командующего эскад¬рой. Точно такая же должность В.И. Семенова отмечена и в обвинительном акте по делу о сдаче миноносца «Бе¬довый». Заведующий морским (точнее -военно-морским) отделом штаба по положению 1904 г. отвечал за разработ¬ку стратегических и тактических вопросов — то есть яв¬лялся ближайшим помощником начальника штаба (Здесь - флаг-капитана) и командующего по руковод¬ству боевыми действиями.
Совершенно очевидно, что таким помощником Вла¬димир Иванович был лишь в весьма незначительной сте¬пени. И разгадка причин его «неопределенного» положе¬ния кроется в специфике личных отношений с З.П. Рожественским и в стиле работы самого штаба, который опять же сложился под влиянием личности командующего. Достоверно известно, что флаг-капитан К.К. Клапье-де-Колонг не был допущен к решению вопросов уп¬равления эскадрой, а являлся старшим из исполнителей приказаний командующего, который пренебрегал мнени¬ем не только почти всех штаб-офицеров, но и адмиралов. Функции доверенного лица З.П. Рожественского по сек¬ретной переписке с высшим командованием и Главным морским штабом выполнял старший флаг-офицер лейте¬нант Е.В. Свенторжецкий.
…
Обстановка на море коренным образом изменилась, так как надежды на боевую мощь 1-й эскадры почти не осталось, однако генерал-адмирал, как ни в чем ни быва¬ло, продолжал смотры собравшихся в Кронштадте ко¬раблей. По свидетельству В.А. Штенгера, он сам (Штенгер) и настоял, чтобы вопрос о планах посылки 2-й эс¬кадры Тихого океана был поставлен Ф.К. Авеланом для нового решения в особом совещании.
12 августа 1904 г.
…
Особое совещание, наконец, состоялось 25 августа 1904 г. в Петергофе под руководством самого Николая II в обстановке строгой секретности. На совещании, где, поми¬мо генерал-адмирала, управляющего Морским министер¬ством вице-адмирала Ф.К. Авелана, командующего эскад¬рой и Великого князя Александра Михайловича, присут¬ствовали министры — военный, финансов, иностранных дел, и статс-секретарь, победила точка зрения самого З.П. Рожественского. Сомнения военного министра генерала А.В. Сахарова и Ф.К. Авелана в возможности удержать Порт-Артур и сохранить 1-ю эскадру до прибытия под¬креплений на Дальний Восток померкли на фоне энер¬гичных заверений командующего (Зиновия Петровича) о невозможности нарушения уже организованного снаб¬жения эскадры в пути. Участников совещания обнадежи¬вали иллюзорные расчеты Морского ведомства на уси¬ление ее покупкой в Аргентине и Чили 7 броненосцев и крейсеров. Рандеву с ними ожидалось в водах Мадагас¬кара.
…
Сам Зиновий Петрович (по В.А. Штенгеру) говорил, что убеждать участников Особого совещания в бесполез¬ности посылки эскадры в таком составе он не пожелал, так как участники могли подумать, что адмирал боится предстоящих трудностей, и могли его заменить.
…
29 августа 1904 г., сопровождаемый балтийскими бро¬неносцами береговой обороны, Зиновий Петрович ушел со всеми готовыми кораблями в Ревель. Здесь эскадра упражнялась в практических стрельбах. Гвоздем програм¬мы стала, как и прежде, стрельба по «береговым укреп¬лениям» на о. Карлос. А ведь предстояло драться в от¬крытом море. Кроме этого, все, как обычно, делалось по сигналам адмирала, без учета уровня индивидуальной под¬готовки отдельных кораблей.
…
Так, все броненосцы и крейсера эскадры получили горизонтально-базисные дальномеры Барра и Струда (по¬добные бывшим в японском флоте, база - 1,2 м), опти¬ческие прицелы системы капитана Перепелкина для ору¬дий калибров 75 мм и выше, а чугунные снаряды в бое¬комплекте были заменены на стальные фугасные. Бронебойные снаряды, правда, только 152-мм калибра (и то хорошо!) наконец-то снабдили наконечниками систе¬мы адмирала Макарова.
Однако опыт текущей войны в техническом отноше¬нии был учтен лишь в ничтожной степени. Это было неизбежным следствием второстепенного положения обез¬главленного ГМШ и неповоротливости Морского тех¬нического комитета, который возглавлял вице-адмирал Ф.В. Дубасов. Единственным новшеством по опыту боев с японцами стало оборудование рубок 51-мм горизон¬тальными козырьками, расположенными вокруг верти¬кальной брони ниже прорези и предназначенными для отражения осколков снарядов. Однако, как показали пос¬ледующие события, это «улучшение» не гарантировало безопасности командования: козырьки не выдержива¬ли разрывов, а их куски вместе с осколками сами зале¬тали в боевые рубки и калечили людей.
На все большие корабли установили радиостанции системы Сляби-Арко германской фирмы «Телефункен» с контрактной дальностью действия не менее 100 миль. Впервые в нашем флоте радиостанции были установле¬ны также на миноносцах. Несмотря на некоторое техни¬ческое несовершенство и недостаточную освоенность лич¬ным составом, такое радиовооружение предоставляло боль¬шие возможности для управления силами. Осталось эти возможности использовать.
…
Однако, снаряжая эскадру, З.П. Рожественский свел на нет поло¬вину усилий августейшего коллеги. По его представле¬нию операции на морских и океанских коммуникациях Японии силами вспомогательных крейсеров были свер¬нуты, чтобы не обострять отношения с нейтральными дер¬жавами (Англия, Германия, САСШ) на время перехода эскадры.
…
в сравнении со стоимостью боезапаса, а пос¬леднего было отпущено с превышением на 20% основно¬го комплекта для всех калибров, кроме 10-и 12-дюймово¬го. Для крупных орудий, впрочем, имелось достаточно практических снарядов и зарядов (главная норма)1
…
Теперь же, когда вице-адмирал Макаров пал на поле брани, складывалось впечатление, что Зиновий Пет¬рович не только не служил под флагом покойного, но даже не имел понятия о творческом наследии и достижениях этого выдающегося флагмана рубежа XIX—XX вв.
Так, в период командования флотом СО. Макаров успел ввести в действие «Инструкцию для похода и боя» с приложением однофлажных сигналов (впервые в исто¬рии нашего флота) и инструкции по управлению огнем. Подлинники этих документов сгинули с «Петропавлов¬ском», на кораблях эскадры сохранились многочислен¬ные копии. Если говорить коротко, то макаровская «Ин¬струкция...» представляла собой прообраз современного боевого устава, а сигналы — прообраз первой части свода боевых эволюционных сигналов. Макаров предусмат¬ривал активные формы боя, основанные на раздельном, но согласованном маневрировании отрядов броненосцев, крейсеров и миноносцев с использованием легко читае¬мых однофлажных сигналов (позволяли быстро совер¬шать перестроения) и не исключал возможность залпо¬вой пристрелки в эскадренном сражении.
На 2-й эскадре Тихого океана была принята только двухфлажная сигнальная книга, с испытаниями которой мучились почти все предвоенное десятилетие (на замену трехфлажной) и, наконец, приняли ее незадолго до нача¬ла войны. Маневрирование по двухфлажным сигналам было хорошо для мирного времени, так как эти сигналы требовали значительного времени для набора и разбора. Правила стрельбы — «Организация артиллерийской службы на судах 2-й эскадры Тихого океана» (приказ № 5 от 8 июля 1904 г.)1 явно тяготели к устаревшим доку¬ментам МТК 90-х гг. XIX в. Они предусматривали, в ча¬стности, пристрелку одиночными выстрелами назначен¬ного для этой цели плутонга и показание установки прицела своего первого выстрела передним мателотом, чтобы этой установкой воспользовались следующие за ним корабли. При принятой системе сигнализации для всего этого требовалось драгоценное время, которого, как показал опыт войны, не хватало в условиях эскадренного боя больших линейных кораблей, маневрирующих на скоро¬сти около 15 уз. и стреляющих на расстояния 50—70 кбт. Впрочем, «Организация артиллерийской службы...» была довольно подробно разработана, что свидетельству¬ет о глубине технических и организационных познаний ее автора - подполковника Ф.А. Берсенева. Однако в ней не видно глубины тактической мысли, а также следов анализа опыта войны. Утвердивший эти правила З.П. Рожественский, в отличие от «техника» Ф.А. Берсенева, мог бы довести «Организацию...» хотя бы до уровня правил, утвержденных СО. Макаровым, но этого не сделал.
Архаичными оказались и труды флагманского мин¬ного офицера лейтенанта Е.А. Леонтьева, также отданные приказами Зиновия Петровича по эскадре. Здесь и де¬тальная «Организация сторожевой службы и отражения минных атак с судов при якорной стоянке эскадры на незащищенном рейде», и «Схема организации работ по очистке проходов от мин заграждения». Первый доку¬мент предусматривал создание «непрерывной световой преграды» боевыми фонарями броненосцев, а второй — траление минными катерами и шлюпками. Все это уже было отметено опытом войны: во избежание минных атак лучше всего было соблюдать полное затемнение, а мин¬ные катера не выгребали против волны даже на внеш¬нем рейде Порт-Артура. В минные погреба в носовой ча¬сти броненосцев были загружены контрмины, хотя на¬личие там большого количества боезапаса уже стало причиной гибели «Петропавловска» и «Хацусе»...
Всему этому удивлялся капитан 2 ранга В.И. Семенов, преодолевший тысячи километров от Сайгона до Либавы, чтобы принять участие в переходе 2-й эскадры1.
Его появление на эскадре представлялось очень важ¬ным: прибыв в Порт-Артур вскоре после начала войны, Владимир Иванович принимал участие в боевых дей¬ствиях командиром миноносца «Решительный», старшим офицером крейсера 2 ранга «Ангара» и крейсера 1 ранга «Диана», на котором бился с японцами в сражении 28 июля 1904 г. в Желтом море.
Семенов вначале был принят на эскадру как бы сверх штата и оформлен на должность флагманского штурма¬на, а потом — начальника военно-морского отдела штаба командующего. Сам он скромно именовал себя «пасса¬жиром» — офицером без определенных обязанностей.
«Ничего, что у вас нет определенного занятия,— успокаивал его З.П. Рожественский,— вы нам много помо¬жете своими рассказами о том, что и как было, как и что вышло. Наши на вас так насядут, так вам придется работать языком, что ни о какой другой работе и не по¬думаете!»
Однако «наши» (то есть офицеры штаба — В.Г.) не насели, а смотрели на Семенова настороженно. Сам же адмирал, хотя и «всецело отдавался», по воспоминаниям Владимира Ивановича, «мысли и заботе об успешном ходе военных действий», не нацелил работу штаба на изучение боевого опыта и не потрудился сплотить своих ближайших помощников.
Вообще, если Зиновий Петрович и проводил совеща¬ния, то в форме указаний и, как правило, не допускал обмена мнениями и каких-либо обсуждений. В отличие от своего одноклассника по Морскому училищу, погиб¬шего адмирала В.К. Витгефта, он не терпел коллегиаль¬ных решений. Конечно, Вильгельм Карлович Витгефт был далек от идеала военного вождя, но Зиновий Петрович явно впадал в другую крайность...
По мнению командующего, наибольшую ценность в его штабе представлял присланный Н.Л. Скрыдловым капи¬тан 2 ранга Н.Л. Кладо, с которым В.И. Семенов враждо¬вал как очно, так и заочно (в печати). Но Кладо следова¬ло отправить обратно во Владивосток, а его беседы с Зи¬новием Петровичем велись наедине и остались в тайне. Известно лишь, что Кладо информировал адмирала о мин¬ных заграждениях и о том, что адмирал Н.Л. Скрыдлов не вышлет навстречу эскадре два уцелевших крейсера Владивостокского отряда — «Россию» и «Громобой».
28—29 сентября 1904 г. эскадра перешла из Ревеля в Либаву, последнюю «родную» базу перед уходом из Рос¬сии в дальний путь на Восток. Здесь корабли спешно принимали недостающие запасы и готовились к океанс¬кому плаванию. Письменных инструкций Зиновий Пет¬рович так и не получил. На секретном совещании в Пе¬тергофе, где решился вопрос о походе, целью эскадры оп¬ределили достижение Порт-Артура для совместных действий с 1-й Тихоокеанской эскадрой, которые должны были привести к овладению морем.

http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/files/2503/Vtoraya_askadra_flota_Tihogo_okeana.doc
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:24:31)
Дата 08.02.2009 09:28:33

Гульский инцидент

Гульский инцидент
…
Эскадра шла Балтийским морем в воды дружествен¬ной Дании, контролировавшей проливную зону, неизбеж¬ную на пути в мелководное Северное море. Однако Зиновий Петрович не был спокоен: он думал о возмож¬ном нападении далекого противника и опасался (не дай Бог!) прозевать это нападение.
Столь похвальные, но неуместные для военного челове¬ка в данном месте и в данное время, мысли были отчасти спровоцированы людьми, специально избранными Морс¬ким ведомством и правительством России для охраны эс¬кадры в пути следования. В частности, слухи о возможном противодействии японцев движению Второй эскадры фло¬та Тихого океана распространял осевший в Копенгагене под вымышленной фамилией российский «нелегал» Гартинг, ко¬торый всеми силами старался оправдать расход большой суммы денег, отпущенной ему на создание агентурной сети. По некоторым данным, эта сумма составляла до 500 тыс. рублей. К сожалению, адмирал З.П. Рожественский более, чем кто-нибудь другой на его эскадре, воспринимал неле¬пые сообщения Гартинга в качестве достоверной информа¬ции, и превзошел всех своих коллег-адмиралов на эскадре (и в Порт-Артуре) в принятии мер предосторожности.
Ажиотаж по поводу возможного нападения японцев на эскадру сам Зиновий Петрович инспирировал еще в Ревеле, где им отрабатывались меры по охране эскадры на якорной стоянке. Из письма старшего офицера «Ир¬тыша» лейтенанта П.П. Шмидта (от 17 октября 1904 г.) известно, что адмирал приказывал часовому стрелять («целься в башку») в бывшего на катере судового врача (надворный советник А.М. Надеин), который, по его мне¬нию, недостаточно громко кричал пароль, а может быть, и сам стрелял в сторону катера из револьвера1.
Служебная атмосфера на флагманском броненосце на¬калялась день ото дня также самим командующим. Стар¬ший артиллерийский офицер «Князя Суворова» лейте¬нант П.Е. Владимирский в письмах жене, Софье Петров¬не, сообщал: «Наш адмирал, видимо, не собирается уезжать (я думал, что он снова уедет в Петербург), кричит вовсю иочертовел всем изрядно» (20 сентября 1904 г.). «...Ад¬мирал продолжает ругаться и довел своими фитилями Базиля (прозвище старшего офицера капитана 2 ранга А.П. Македонского) до того, что и тот стал бросаться на всех, как собака» (4 октября)...
…
Между тем, эскадра, после кратковременной погруз¬ки угля у о. Борнхольм, вошла в Балтийскую проливную зону. Здесь, получив угрожающие предупреждения Гартинга о возможных диверсиях японцев, адмирал, чтобы «оправдать упование», приказал «Ермаку» и буксиру «Роланд» тралить фарватер в Большом Бельте. Правда, вскоре тросы оборвались, и от траления пришлось откат-заться. Когда же ледокол замешкался с разбором сигнала с «Князя Суворова», З.П. Рожественский приказал стре¬лять ему под корму боевыми снарядами, и на «Ермаке» «зашевелились»... I Первая стоянка эскадры состоялась 7—8 октября в открытом море у м. Скаген. От Скагена бьхли отправле¬ны обратно в Либаву ледокол «Ермак» и эскадренный миноносец «Прозорливый», на котором вышел из строя холодильник. Уже в Балтийской проливной зоне коман¬дующий эскадрой, опасаясь японских диверсий, приказал усилить бдительность. Затемненные корабли шли с за¬ряженными орудиями. У Скагена на «Князь Суворов» явился командир транспорта «Бакан», прибывшего из Северного моря, и доложил о замеченных им четырех миноносцах, которые несли только топовые огни. Этот доклад насторожил З.П. Рожественского, который и без того находился под впечатлением донесений русских аген¬тов в Дании. Не исключено, что слухи о возможном на¬падении на эскадру в пути распространялись и самой японской разведкой. Настороженность же командующего естественно передалась всему личному составу эскадры.
Дальнейший переход по маршруту м. Скаген — Тан¬жер осуществлялся шестью эшелонами. В Северном море плавучая мастерская «Камчатка» под командованием ка¬питана 2 ранга А.И Степанова отстала от третьего эшело¬на (О.А. Энквиста) и оказались в 20 милях позади отря¬да самого командующего эскадрой (первый эшелон). Око¬ло 20 час. 40 мин. 8 октября на «Суворове» была получена радиограмма с «Камчатки» о том, что она атакована ми¬ноносцами. Судя по радиодонесениям, транспорт укло¬нялся от «миноносцев» более 2 часов.
Действительную картину событий на «Камчатке» сей¬час установить невозможно из-за гибели большинства эки¬пажа транспорта 14 мая 1905 г. Известно, что 8 октября «Камчатка» безрезультатно обстреляла норвежские ры¬боловные суда, шведский пароход «Альдебаран» и стол¬кнулась с французским парусным судном. Достоверно ус¬тановлено, что японских миноносцев в октябре 1904 г. в европейских водах не было.
Радиограммы «Камчатки» вызвали понятную трево¬гу на флагманском корабле эскадры, подходившем к Доггер-банке — традиционному району рыбной ловли в Северном море. В 00 час. 55 мин., обнаружив на носовых курсовых углах затемненные силуэты небольших кораб¬лей, «Князь Суворов» включил боевое освещение и от¬крыл по ним огонь, поддержанный остальными броне¬носцами 1-го эшелона. Вскоре стало ясно, что под об¬стрел попали рыболовные суда, и по приказу З.П. Рожественского огонь был прекращен. За 10 минут четы¬ре броненосца выпустили более чем по 500 снарядов, пять из которых попали в свой крейсер «Аврора», оказав¬шийся на траверзе первого эшелона в дистанции 10—15 кбт1.
1 РГАВМФ, ф. 763, оп. 1, д. 321, л. 21 —22. По данным млад¬шего штурмана «Орла» Л.В. Ларионова, его корабль про¬извел 17 выстрелов из 6-дюймовых орудий и 500 — из 75-и 47-мм пушек. Надо думать, что шедшие впереди «Орла» три других однотипных броненосца выпустили снарядов даже больше. «Бородино» (по В.П. Костенко) даже «вре¬зал» из 12-дюймовой башли. Хорошо, что 332-кг снаряд ее орудия не попал в «Аврору», в этом случае поход будуще¬го Крейсера Революции «мог» оборваться в самом начале. «Орел» также вьшустал 1800 пуль из своих пулеметов. Из-за волнения комендоров многие пули и мелкие снаря¬ды зарывались в воду рядом с бортом. 2 Военная энциклопедия, Т. VIII, СПб, 1912. С. 530-533.
Кроме «Авроры» пострадали и рыболовные трау¬леры: один из них был потоплен, а пять повреждены, сре¬ди рыбаков имелись человеческие жертвы — двое уби¬тых и шестеро раненых. Траулеры были приписаны к английскому порту Гулль, поэтому вся эта печальная история получила наименование Гулльского инцидента.
О Гулльском инциденте было написано достаточно много, его «загадка» («тайна») и сейчас привлекает вни¬мание как у нас, так и в Великобритании. Между тем, обстоятельства этого происшествия еще в 1911 г. были достаточно подробно описаны старшим лейтенантом Б.Б. Жерве в статье для сытинской «Военной энциклопедии», где автор поместил и заключение международной след¬ственной комиссии2. С тех пор не было опубликовано никаких достоверных данных о присутствии на арене Гулльского «сражения» каких-либо настоящих минонос¬цев, которые могли бы спровоцировать стрельбу или в действительности атаковать «Камчатку» и главные силы эскадры. Все рассказы и газетные сообщения о «мино¬носцах» — английских, германских или японских носят характер непроверенных слухов1.
1 Среди них «признание» японского офицера, шедшего якобы на своем миноносце из Англии в Японию прямо за эскадрой, рассказы английских рыбаков о «миноносце», оставшемся на месте расстрела их судов (приведены в «Рас¬плате» В.И. Семеновым), рассказ германского офицера в Циндао офицерам наших кораблей о германском «мино¬носце» (А.С. Новиков-Прибой) и т.п. Ни одна из этих версий не была подтверждена документально. Любители распространения сенсаций встречались во все времена и были особенно красноречивы, когда их инициатива опла¬чивалась наличными. В РГАВМФ, например, хранится по¬лученный агентурным путем (за деньги) документ, в кото¬ром британский моряк Восточной (Китайской) эскадры под¬робно описывает, как перед Цусимским сражением на
В японские корабли перешли командиры британских бро¬неносцев и даже сам вице-адмирал Ноэль. Показания это¬го «очевидца» опровергаются последующими британскими публикациями, основанными на донесениях капитана 1 ран¬га Пэкингхэма, действительно бывшего при «Цусиме» на¬блюдателем на броненосце «Асахи».

Совершенно очевидно, что главным «организатором» стрельбы по рыбакам стал сам адмирал, который нервничал и постоянно дергал подчиненных за малейшие упу¬щения.
В походе положение усугубилось неисправностями механизмов на отдельных кораблях, приходилось задер¬живать движение, сведениями о возможном нападении японцев и даже аварийными происшествиями, которых трудно было избежать при первом совместном плава¬нии эскадры такого состава (29 единиц). 3 октября мино¬носец «Быстрый» навалил на «Ослябю» и получил по¬вреждение, 4 октября из-за поломки шлюпбалки пошел ко дну паровой катер крейсера «Жемчуг»...
Адмирал уже 7 октября приказал наводить орудие на каждое идущее мимо судно. Зная его характер, можно предположить, как он взвинтил ближайших подчиненных у Скагена. «Скорей бы все это кончилось, — записал тогда Е.С. Политовский. — Ну, и подраздергались же у всех нервы за это время»1. Не кончилось, однако, особен¬но для отряда четырех новых броненосцев — первого эше¬лона, который тронулся в путь от Скагена последним в 22 час. 7 октября в сопровождении транспортов «Ана¬дырь», «Князь Горчаков» и буксира «Роланд». З.П. Рожественский считал, что избранный им походный поря¬док, замыкающим звеном которого были лучшие кораб¬ли, в наибольшей степени обеспечивал безопасность последних.
Днем 8 октября эскадра шла в густом тумане, неисп¬равности механизмов и случайности плавания наруша¬ли график. Более других отстала «Камчатка». Держав¬шая в начале вслед за «Дмитрием Донским» (флаг О.А. Энквиста) и «Авророй», плавмастерская оказалась в 17 ми¬лях позади командующего. Ее вечерние радиограммы о миноносцах на мостике флагманского броненосца произ¬вели впечатление провокации хитрого неприятеля, ко¬торый пытался уточнить место «Князя Суворова».
Командующий эскадрой и офицеры штаба были на переднем мостике. Там же был командир броненосца ка¬питан 1 ранга В.В Игнациус, судовые офицеры и уси¬ленная сигнальная вахта. С наступлением темноты види¬мость несколько улучшилась, хотя сохранялись плотная облачность и мгла по всему горизонту. Несколько впере¬ди справа по кругу флагманского корабля наблюдался отряд Д.Г. Фелькерзама в составе: «Сисой Великий», «Наварин», «Адмирал Нахимов», транспорт «Метеор».
На основании отрывочных сообщений «Камчатки» Зиновий Петрович предположил, что миноносцы нахо¬дятся примерно в 50 милях от его эшелона и смогут догнать последний около часа ночи 9 октября. Предло¬жение В.И. Семенова запросить имя, отчество и день рож¬дения старшего механика «Камчатки» (чтобы развеять сомнения в принадлежности ее телеграмм) «не встретило сочувствия». Адмирал приказал ответить: «Когда избегнете опасности, держите West, телеграфируйте ваше место, вам укажут курс»1.
Перед этим — в 22 час. — командующий приказал флаг-офицерам сделать сигнал по отряду — удвоить бди¬тельность и ожидать атаки миноносцев. Дежурная смена комендоров держала в готовности орудия, остальная при¬слуга спала рядом. Из погребов подали боезапас, вероят¬но, что 47-мм и 75-мм пушки были заряжены боевыми патронами. Оставалось скомандовать «Атака» и «Корот¬кая тревога», эти команды, согласно «Организации ар¬тиллерийской службы»... означали открытие огня из всех орудий. Право на открытие огня при появлении мино¬носцев на носовых курсовых углах адмирал предоставил вахтенным начальникам, в случае появления минонос¬цев с кормы последние должны были запросить коман¬диров. На флагманском корабле З.П. Рожественский оставлял за себя штаб-офицера с правами контроля и немедленного личного доклада адмиралу в случае необ¬ходимости.
Вскоре после передачи радио с «Князя Суворова» — около 23 час. 20 мин. с «Камчатки» сообщили, что мино¬носцев более не видно, но и ее телеграммы на этом пре¬кратились. Это еще больше насторожило командующего: вооруженный 47-мм артиллерией тихоходный транспорт мог быть уже пущен ко дну...
Зиновий Петрович не оставлял мостика, хотя некото¬рые офицеры (В.И. Семенов, Н.Л. Кладо — по В.И. Се¬менову) спустились отдыхать в свои каюты, благо сигна¬ла тревоги не было. Курс эскадры (SW) был проложен как раз через Доггер-банку, где по обыкновению, занима¬лась ловлей рыбы флотилия из 30 небольших паровых судов. Ночью эти суда несли положенные огни и манев¬рировали по условным сигналам, подаваемым ракетами с судна «начальника рыбной ловли».
Около полуночи 9 октября района Доггер-банки до¬стиг отряд контр-адмирала Фелькерзама, также приве¬денный в повышенную боевую готовность под влиянием телеграмм «Камчатки». С кораблей младшего флагмана наблюдали позади свои главные силы в дистанции 5-7 миль. Ночь была не совсем темная, в разрывы облаков временами проглядывала луна, горизонт немного заво¬лакивало туманом. На волнении, разведенном легким вет¬ром с S0, броненосцы кренились до 5° на борт.
Заметив в море огни, корабли Д.Г. Фелькерзама вклю¬чили боевое освещение. Младший флагман, сохранявший спокойствие, и офицеры на мостике «Ослябя» убедились, что это безобидные рыбаки. По приказанию адмирала «Ос¬лябя» изменил курс вправо, обходя рыбачью флотилию с севера, прожектора вскоре выключили, и отряд без при¬ключений продолжил путь по назначенному маршруту. Впрочем, неожиданности все же были: менее чем через час на корме отряда Фелькерзама началась стрельба.
В отличие от своего старого соплавателя, Зиновий Пет¬рович реагировал на обнаружение малых судов более энер¬гично. Незадолго до 1 часа ночи с мостика «Суворова» заметили подозрительные силуэты с обоих бортов и ко¬мандующий, желая избежать плавающих мин, приказал повернуть вправо, как оказалось, прямо в центр флоти¬лии рыбаков. Вскоре после этого наблюдателей на мос¬тике флагманского броненосца насторожила зеленая ра¬кета (она обозначала распоряжение на постановку сетей с наветренного борта), а здесь зоркие сигнальщики в ночные бинокли заметили в 18—20 кбт на правом крам¬боле судно без огней. В луче включенного боевого фона¬ря «Суворова» наблюдатели опознали в этом судне бы¬строходный миноносец.
Немедленно после доклада о миноносце З.П. Рожественский приказал открыть огонь, и «Князь Суворов» загрохотал правым бортом, в то время как его экипаж быстро занимал места по боевой тревоге. Согласно В.И. Семенову, стрельба корабля носила организованный ха¬рактер (без суматохи) -- к чести его старшего артилле¬риста П.Е. Владимирского. Вслед за «Суворовым» откры¬ли огонь «Император Александр III»-, «Бородино», «Орел» и даже «Анадырь» из своих малокалиберных скорострелок.
Через считанные минуты в лучах прожекторов по¬явился маленький пароходик, пересекавший курс флаг¬манского корабля. Избегая столкновения, «Князь Суворов» уклонился влево. С его мостика наблюдали уже нескольких «рыбаков» поражаемых снарядами. Видимо, старший артиллерист «Императора Александра III» лей¬тенант В. А. Эллис поставил свое дело не хуже П.Е. Вла¬димирского. Броненосец гвардейского экипажа засыпал «градом снарядов» шедший прямо на него траулер, кото¬рый быстро затонул на глазах В.И. Семенова. Очевидно, это и был единственный погибший из состава Гулльской флотилии пароход «Крэйн».
Адмирал уже опознал обстреливаемые цели и, прика¬зав сигналом прекратить огонь (луч прожектора на 45° вверх), сам пресек попытку комендора 47-мм пушки на мостике поразить ближайший траулер. «Как смеешь! Без приказания! Не видишь — рыбак!» — крикнул он не в меру инициативному матросу, схватив его «за плечо сво¬ей железной рукой».
Но прекратить огонь оказалось не просто, тем более, что почти сразу по левому борту заметили подозри¬тельный силуэт, а потом в той же стороне неожиданно вспыхнули прожектора, ослепившие всех на мостике «Су¬ворова». По ним открыли огонь, который велся уже с обоих бортов. Вдруг над прожекторами заметили огни цветной сигнализации Табулевича. В.И. Семенов опоз¬нал «Донской» и «Аврору», которые отстали от графи¬ка перехода, так как О.А. Энквист в тумане уменьшил ход, поджидая отставшую «Камчатку». С «Авроры» хо¬рошо наблюдался отряд З.П. Рожественского, который освещал сам себя прожекторами и вел энергичную стрель¬бу, направленную, как вскоре выяснилось, на свои крей¬сера1. В «Аврору» начались попадания, а О.А. Энквист на «Донском» приказал дать позывные.
«Перестать стрелять! — громко скомандовал З.П. Рожественский. — Закрыть боевое освещение! Луч — квер¬ху!» «Князь Суворов» вскоре прекратил стрельбу и по¬грузился во тьму, передавая задним мателотам вертикаль¬ным лучом носового прожектора сигнал «Перестать стрелять!» Те постепенно тоже успокоились, хотя на «Орле» офицеры насильно отгоняли комендоров от ору¬дий, бегая по палубам и башням. Вообще, этот броненосец, не наблюдая никаких миноносцев и имея самую нео¬пытную команду, вел беспорядочную стрельбу во все сто¬роны. Волны поддавали в 75-мм батарею левого борта, и вода растекалась по палубе1...
Адмирал приказал продолжать путь, не останавли¬ваясь для оказания помощи подбитым рыбачьим судам. По его мнению, угроза действительной атаки еще не ми¬новала. Около двух часов ночи была получена радио¬грамма «Авроры» с полученных пробоинах (1 — 47-мм, 4 — 75-мм) и потерях. Священнику крейсера отцу Ана¬стасию (Рукину) в каюте оторвало руку, был ранен также один комендор.
«Это недурно для начала»,— нервничал лейтенант П.Е. Владимирский, сознавая свою косвенную вину в про¬исшедшем. Среди офицеров других кораблей-участни¬ков инцидента также царило подавленное настроение.
На просьбу командира «Авроры» капитана 1 ранга В.Е. Егорьева разрешить ему заход в Шербург, чтобы едать раненого священника в госпиталь, З.П. Рожественский ответил отказом. На следующий день командующий радиограммой «не оставаться на ночь под английским берегом» пресек погрузку угля отрядом Д.Г. Фелькерзама, который для этой цели спокойно встал на якоря в Английском канале вне территориальных вод под Брай¬тоном. Священник о. Анастасий скончался и был похоро¬нен на кладбище в Танжере, где 16 октября сосредоточи¬лись броненосцы Д.Г. Фелькерзама и крейсера О.А. Энквиста.
Сам командующий, не сообщив властям Англии или Франции о происшествии в Северном море, отказался от рискованного из-за тумана захода во французский порт Брест и направился в испанский — Виго, рассчитывая пройти максимально возможное расстояние по налично¬му запасу угля.
Встав на якорь в бухте Виго утром 13 октября, адми¬рал застал здесь пять германских пароходов-угольщи¬ков. Однако испанские власти не разрешили погрузку, I аиз газет на кораблях узнали о реакции на Гулльский инцидент британской общественности и правительства Великобритании. В русофобских газетах туманного Альбиона эскадру его назвали «эскадрой бешеной соба¬ки» и требовали ее возвращения или даже уничтоже¬ния. «Общественность» ожидала от официального Лон¬дона требования к России возвратить эскадру и предать суду адмирала и участников стрельбы по рыбакам.
Первому отряду пришлось задержаться в Виго, где испанские власти дали адмиралу 18 часов для погруз¬ки угля. Работая в бешеном темпе, команды новых бро¬неносцев приняли с угольщиков от 785 («Суворов») до 900 т («Александр» и «Бородино»), обеспечив возмож¬ность дальнейшего плавания.
К чести Николая II можно сказать, что он не оставил заботами своих «аргонавтов», послав 15 октября теле¬грамму адмиралу: «Мысленно душою с вами и моею дорогой эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кон¬чится. Вся Россия с верою и крепкою надеждою взирает на Вас». Зиновий Петрович ответил: «Эскадра единою душою у престола вашего императорского величества», — и в приказе (№ 117 от 15 октября) объявил послание императора и добавил: «Так, ведь, товарищи, что повелит Царь, то и сделаем. Ура».
Император и его Министерство иностранных дел в данном случае обоснованно надеялись на разрешение ин¬цидента дипломатическим путем, так как считали мало¬вероятным военное выступление Великобритании. Меж¬ду Лондоном и Санкт-Петербургом велись переговоры. 15 октября Николай II совещался с генерал-адмиралом, В.Н. Ламсдорфом и Ф.К. Авеланом по поводу «дерзкого поведения Англии и мер, которые следовало принять». На следующий день царь записал в дневнике: «Вчера посланное нами в Англию предложение передать рассмот¬рение дел о стрельбе в Немецком море [в ведение ] Гааг¬ского суда — возымело действие. Паршивые враги наши сразу сбавили спеси и согласились»1.
Между тем, 16 октября З.П. Рожественский получил из Санкт-Петербурга указание задержаться в Виго до окончания переговоров.
Раздраженный командующий ответил явно двусмысленной телеграммой: «Не зная ни цели, ни причины пре¬бывания своего в иностранном порте без связи с осталь¬ными отрядами, не могу командовать эскадрой»1.
Санкт-Петербург простил ему эту выходку, как и все остальные. Император и генерал-адмирал (не говоря уже о Ф.К. Авелане) сделали ставку на волевые качества З.П. Рожественского и предоставили ему большую свободу действий. Ставка была велика — от успеха 2-й эскадры флота Тихого океана зависел выигрыш войны с Японией, Сам командующий был убежден в коварстве англичан. Накануне 16 октября он писал жене из Виго: «Англичане либо подстроили инцидент, либо вовлечены японцами в положение, из которого нет легкого исхода...» и далее: «...Без всякого сомнения союз англо-японский предус¬матривает вооруженную помощь, когда в ней явится по¬требность... она очевидно наступила».
Действительно, Великобритания повысила боевую го¬товность флота, начала частичную мобилизацию и посла¬ла крейсера своего флота Канала отслеживать движение З.П. Рожественского. Но русско-английские отношения, как об этом уже говорилось, было решено уладить в соот¬ветствии с решением 1-й международной конференции мира, которая состоялась в Гааге в 1899 г. по инициативе России и предусматривала мирное разрешение между¬народных конфликтов на основе переговоров.
17 октября 1904 г. для дачи показаний об инциден¬те в Гааге с эскадры были списаны капитан 2 ранга Н.Л. Кладо (от штаба и «Князя Суворова»), вахтен¬ный начальник «Императора Александра III» И.Н. Эллис, младший минный офицер «Бородино» лейте¬нант В.Н. Шрамченко и минный офицер «Камчатки» лейтенант Р.К. Вальронд. Эти люди стали единствен¬ными флотскими офицерами последних трех кораб¬лей, которым было суждено остаться в живых...
Гулльский инцидент был впоследствии разрешен в Гааге на заседаниях международной комиссии адмира¬лов, где Россию представлял вице-адмирал Ф.В. Дубасов, Англию — вице-адмирал Л. Бомон, председателем был французский адмирал Фурнье, членами — австрийский адмирал Шпаун и американский — Дэвис. Русское пра¬вительство 23 февраля 1905 г. выплатило гулльским ры¬бакам компенсацию в 65 тыс. ф. ст.
18 октября из Санкт-Петербурга было получено разре¬шение продолжать поход. В 7 час. 00 мин. 19 октября Рожественский вышел из Вито, написав перед этим Ольге Николаевне: «Ослабели мы все в корень, и с такою общею болезненною слабостью сумасбродному предприятию на¬шему пресловутой 2-й эскадры трудно рассчитывать и на авось даже...»1 В этом же письме он выразил опасение, что по приходе эскадры на Дальний Восток англичане могут выступить на стороне японцев с оружием в руках. Действительность, казалось, оправдывала эти подо¬зрения. Когда 19 октября четыре броненосца первого от¬ряда и «Анадырь» вышли в море, их обнаружили и к ночи следующего дня окружили английские крейсера. Днем 20 октября, когда англичане демонстрировали ис¬кусство перестроений, просвещенный В.П. Костенко от¬метил наличие четырех кораблей типа «Ланкастер» и одного флагманского - типа «Гуд Хоуп», а Е.С. Политовский — целых десять единиц.
Маневры англичан наблюдали с мостика «Князя Су¬ворова» , где зарядили орудия боевыми снарядами. «Лю¬буетесь? — спросил адмирал у В.И. Семенова и продол¬жил: Любуйтесь! Есть на что! Вот это -— эскадра! Это — моряки! Эх, если бы нам...» — и, не договорив, начал быстро спускаться по трапу. В его голосе звучало столько искренней горечи, по его лицу скользнуло выражение та¬кого глубокого страдания, что я сразу понял... Я понял, что он тоже не тешит себя несбыточными надеждами, хорошо знает цену своей эскадры, но, верный долгу, нико¬му не уступит чести быть первым в рядах людей, добро¬вольно идущих к кровавому расчету!..»2
В Санкт-Петербург адмирал докладывал более опре¬деленно:
«Пушки были заряжены, и я не раз чувствовал, что залп наших 12-дюймовых орудий был бы уместен... Опа¬саюсь, что пушки застреляют без приказания, если та¬кое в высшей степени наглое поведение будет продол¬жаться...»
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:28:33)
Дата 08.02.2009 09:32:39

Поход

…
Доля истины в этом заключении командующего эс¬кадрой была, но только доля, так как на «Александре», поражавшем всех в начале похода скоростью погрузки угля, очевидно уже имелся значительный просчет в коли¬честве топлива. Несколько меньший просчет мог быть и на «Суворове», на котором командир — известный своим оптимизмом и художественными дарованиями В.В. Игнациус и доведенный адмиралом «до ручки» старший офицер (Базиль) не решались доложить командующему истинное положение вещей. Если бы З.П. Рожественский побывал сам на «Александре», не исключено, что доста¬точно независимый Н.М. Бухвостов, потомок «первого солдата» Петра I, прояснил бы адмиралу причины недо¬грузки своего корабля. В этом случае удалось бы избе¬жать слишком позднего раскрытия просчета, имевшего, по свидетельству В.И Семенова, важные последствия и даже изменившего оперативные планы командующего
…
Среди приказов были требующие подготовки ко¬раблей к бою, в том числе о тренировках в управлении при повреждении одной машины и рулевых приводов (№136 от 25 октября), о производстве учений по боево¬му расписанию (№ 152 от 9 ноября)1. Последний, в час¬тности, предписывал проводить учения на подробно раз¬работанном офицерами тактическом фоне с обозначе¬нием противника, маневров и мест попадания вражеских снарядов.
Почти на всех кораблях к этому приказу отнеслись достаточно серьезно, и отработка различных вводных по действиям артиллерии и борьбе за живучесть принесла несомненную пользу. Но эти учения не проверялись и не носили необходимой печати однообразия. Разбор про¬водили на каждом корабле отдельно, а эскадренных уче¬ний и маневров на всем 55-дневном пути не было. в Многие приказы касались организации угольных по¬грузок. Заботился адмирал также о сохранении здоро¬вья команд и о питании нижних чинов. Этим вопросам был посвящен целый ряд циркуляров.
…
Мы уже знаем мнение Зиновия Петровича о своих ближайших помощниках — офицерах штаба, знаем и о том, как командующим была организована их работа. «Об адмиральском престиже и думать нельзя,— писал он жене, — ограничиваться общими директивами старшего начальника — значит оказаться бы в кабаке, большом, неустроенном жидовском кабаке... Всякую мелочь — 5 раз приказать, да справиться — как именно. Ни один план исполнения нельзя одобрить — без коренных переделок... "Суворов" — под глазами — и это такой кабак, каким я никогда представить не мог военного корабля... А боль¬шая часть других — хуже... Тонны бумаги, инструкций — но неграмотные... перед грандиозностью задачи падают в обморок... Несчастный флот... Если и в армии такие же — то никакой надежды на успех...»1 Понятия, которыми оперирует сам Зиновий Петро¬вич, и те, которые сообщает жене П.Е. Владимирский («ка¬бак»), вполне совпадают.
Судя по письмам адмирала, он до войны служил в каком-то другом флоте, а не в Российском, и совершенно случайно сам согласился возглавить поход эскадры. Меж¬ду тем, нам известно, что это не так. Остается предста¬вить себе, какое унижение испытывали его подчинен¬ные, когда в их адрес раздавалась грубая брань и какое «воспитательное» воздействие эта брань оказывала на офицеров.
…
Почти каждый день на од¬ном из его судов случались различные аварии и полом¬ки, более других «грешили» рулевые приводы и паро¬проводы новых броненосцев, главные механизмы транспорта «Малайя», главные холодильники почти всех кораблей и т. п. Надо отметить, что большинство этих неисправностей были неизбежными, и, что особенно важ¬но, успешно устранялись машинными командами под ру¬ководством инженер-механиков кораблей эскадры (это ИХ заслуга). Но, как правило, реакция Зиновия Петрови¬ча «а любую неисправность была очень резкой и про¬изводила тяжелое впечатление на командиров «прови¬нившихся» кораблей. Времени для профилактических работ на стоянках командующий не давал: погрузка угля и вперед! Поэтому все недочеты давали о себе знать на переходах и иногда уменьшали их среднюю скорость с заданных 10 до 7 уз.
…
Другой оригинальный приказ (№ 183 от 16 ноября) касался сигнализации ручным семафором и был вызван тем, что на посланный с «Князя Суворова» запрос на «Орел» последний ответил только через полтора часа. В приказе Зиновий Петрович ставил это на вид командиру «Орла» Н.В. Юнгу и командиру «Бородино» П.И. Се¬ребренникову (через этот корабль, очевидно, передавался семафор). При этом адмирал справедливо указывал, что семафор в бою может явиться единственным средством связи. Японцы, по мнению командующего, «свободно раз¬говаривают руками», а мы, лишившись фалов и телегра¬фа, окажемся в положении «бараньего стада»... «...Чтоб этого не случилось и чтоб не полетела с нас клочьями немытая шерсть, требую от гг. судовых командиров стро¬жайшего исполнения приказа об изучении в кратчайший срок семафорного разговора...»!
…
Еще в пути к Мадагаскару, 12 декабря 1904 г. Зиновий Петрович писал жене о том, что беспокоится за отряд капита¬на 1 ранга Я.Ф. Добротворского (бывшего его старшего офи¬цера), который, как и вспомогательные крейсера, совершал самостоятельный переход: «...Где я соберу эту глупую сво¬ру; к чему она неученая может пригодиться, и ума не проло¬жу...» В отряд Добротворского входили новые бронепалуб¬ные крейсера «Олег» и «Изумруд», вспомогательные крей¬сера «Рион» и «Днепр», ученое судно «Океан» (вернулось в Россию из Танжера), эскадренные миноносцы «Громкий», «Грозный», «Пронзительный», «Прозорливый» и «Резвый»1. Из этих миноносцев три последних — 240-тонные «Соко¬лы» — из-за повреждений механизмов были оставлены в Средиземном море и потом возвращены на Балтику.
Л.Ф. Добротворский вышел из Либавы 3 ноября и в декабре 1904 г. сосредоточил свой отряд в бухте Суда на о. Крит. 25 декабря З.П. Рожественский получил приказа¬ние именем самого императора ждать на Мадагаскаре от¬ряд Добротворского и дать указание о маршруте для отря¬да Небогатова1, который пока только готовился к выходу.
Зиновий Петрович, считавший непременным услови¬ем успеха операции скорейшее прибытие на театр военных действий до того, как японцы приведут в порядок механизмы своих судов после Порт-Артурской кампа¬нии, — негодовал по поводу новых распоряжений из Санкт-Петербурга. А здесь еще Д.Г. Фелькерзам, которо¬му он сам же доверил отдельный отряд в пути через Суэц, оставив при себе незадачливого родственника Ф.К. Авелана адмирала О. А. Энквиста, вопреки предваритель¬ным намерениям был направлен в пустынную бухту Носибе у северо-западных берегов Мадагаскара - на входе в Мозамбийский пролив. Это было сделано также по при¬казанию из столицы вследствие просьбы Франции не собирать эскадру в Диего-Суареце (главный порт Мада¬гаскара), то есть фактически явилось результатом проте¬стов Японии.
Дмитрий Густавович Фелькерзам, успешно проведя свой отряд Суэцким каналом и Красным морем (причем без излишнего шума и нервотрепки), прибыл в Носи-бе еще 15 декабря. По пути он успел провести вспомога¬тельную стрельбу (из стволов) и, по приходе на Мадагас¬кар, организовал сторожевую службу и начал профилак¬тику механизмов, послав для связи с Рожественским крей¬сер «Светлана» и два миноносца.
«Каково? После большого перехода — законный от¬дых! Традиция!..» — отрывисто заметил Зиновий Пет¬рович подвернувшемуся ему на трапе «Суворова» Вла¬димиру Ивановичу Семенову. Тот попытался «возразить»: «Старые корабли, ваше превосходительство. Ведь пере¬ход действительно большой...» Но командующий был не¬умолим: «А впереди — еще больше! Если такие старые, что ходить не могут — черт с ними! Не надо хлама! Да, нет! — просто привычка!.. Сам пойду — выволоку!..»1
Здесь надо отметить, что на переходах весь «хлам» под командой Фелькерзама, благодаря разумной органи¬зации, гораздо меньше времени потратил на ожидание кораблей, страдавших от неисправности механизмов, чем большие броненосцы и крейсера отряда самого Рожественского.
Профилактика — переборка механизмов — была про¬сто необходима и являлась, в общем-то, обычным делом. Но Зиновий Петрович решил «выволакивать» и вслед за крейсерами О. А. Энквиста сам направился в Носи-бе, делая «крюк» около 600 миль против первоначальных предположений. 27 декабря 1904 г. вслед за «Князем Су¬воровым» в Носи-бе вышли лучшие броненосцы эскад¬ры
…
В результате 2-я Тихоокеанская эскадра провела в Носи-бе более двух месяцев, присоединив, кроме Л.Ф. Доб¬ротворского, также и совершившие самостоятельные пе¬реходы вспомогательные крейсера «Урал», «Кубань» и «Терек». Время стоянки было использовано для ремонта механизмов, очистки подводной части кораблей водола¬зами и боевой подготовки. К сожалению, последняя стро¬илась командующим и его штабом на отживших такти¬ческих принципах и была недостаточно нацелена на отра¬ботку элементов именно тех задач, которые эскадре предстояло решать. Так, ключевой проблемой боевой под¬готовки была подготовка к эскадренному сражению. Меж¬ду тем, за два месяца эскадра совершила Всего шесть выхо¬дов на эволюции, и только три из них сопровождались практическими стрельбами. При этом все броненосцы и крейсера маневрировали в одной длинной кильватерной колонне вокруг маленьких пирамидальных щитов и ди¬станции не более 30 кбт. Скорость кораблей на эволюциях не превышала 8-—9 уз., так как З.П. Рожественский опасался выхода из строя главных механизмов на пол¬ных ходах.
Броненосцы произвели не менее чем по пяти выст¬релов из крупных орудий, проверили боевые расписа¬ния, проиграв различные вводные. Однако вопросы цент¬рализованного управления огнем эскадры и отдельных ее отрядов отработаны не были. При обучении стрельбе держались устаревшего правила —- добивались «редкого, но меткого» огня. Миноносцы дважды маневрировали отдельно от эскадры и дважды стреляли минами, но при этом не были устранены причины большого количества осечек минных аппаратов (отсыревание и недостаточ¬ность зарядов).
Напротив, неоправданно большое внимание уделялось таким элементам боевой подготовки, как минные атаки корабельных катеров, охрана рейда, траление, отражение минных атак на якоре. Впоследствии штаб и командую¬щий эскадрой объясняли «скромность» мероприятий эс¬кадренного маневрирования и артиллерийских стрельб недостатком угля и снарядов. Между тем, корабли, в све¬те приказов З.П. Рожественского, были постоянно пере¬гружены углем, исправно поставлявшимся германскими угольщиками. Многие броненосцы и крейсера, имея на борту двойной полный запас угля, становились даже опас¬ными для плавания. Не запрашивал штаб и дополни¬тельные боеприпасы. Известно, что на некоторых броне¬носцах («Орел») остались неизрасходованные в погре¬бах практические 305-мм снаряды, а для орудий всех калибров имелось 20% сверхкомплектных боеприпасов калибром 152 мм и ниже. Их можно было частично ис¬пользовать для обучения стрельбе, но командующий эс¬кадрой на это не пошел.

…
И опять Ольге Рожественской: «...Больше сброд вся¬кой сволочи — труднее управляться...» (от VI января 4905 г.). «...Странно оставлять за мной должность на¬чальника ГМШ. Если на 6 месяцев отсутствия — то еще резон, а сейчас — убрали должность командующего фло¬том (Н.И. Скрыдлов был в октябре 1904 г. отозван в сто¬лицу — В.Г.). Кому я сдам эскадру, когда доведу? Надо меня, очевидно, сменить, тем более — оказался негодным начальником ГМШ — не свел знакомство со щуками и по их велению не изготовил к отправке те негодные и отжив¬шие свой век корабли, из коих простой капитан 2 ранга Кладо находит возможным в несколько недель сформи¬ровать 3-ю эскадру...»
Должность командующего эскадрой, по мнению само¬го Рожественского, была по плечу далеко не каждому. «Не дай бог, что со мной,— писал он жене 20 февраля 1905 г.,— остальные мои адмиралы еще плоше справят¬ся с этой задачей, и прошу заблаговременно прислать Чухнина, чтобы не остаться в безначалии... Дмитрий Гус¬тавович (Фелькерзам — В.Г.) - умница, но не подходит для вполне самостоятельных действий. Хочу, чтобы Чухнин сел к Небогатову в Порт-Саиде и дополз до эскад¬ры, коя уместно — флотом будет и поручить его командо¬ванию — старшему. Я с удовольствием останусь в подчи¬ненной роли...»
…
Пренебрежение командира «Адмирала Нахимова» ка¬питана 1 ранга А.А. Родионова питанием команды, кото¬рой выдавали сухари вместо свежего хлеба, как на дру¬гих судах, 10 января привело к заявлению претензии ко¬мандиру во фронте. А.А. Родионову с трудом удалось погасить недовольство и отправить команду вниз. На сле¬дующий день на крейсер впервые прибыл адмирал. По описанию А.С. Новикова-Прибоя, Зиновий Петрович был краток и обратился к выстроенной команде со словами: «Я знал, что команда здесь сволочь, но такой сволочи я не ожидал!» «...Он произнес это с таким ревом, что у него перехватило горло. Лицо его вдруг посинело. Он быстро повернулся, спустился по трапу и, усевшись на паровой катер, отправился к своему броненосцу...»1
…
Надежда оставалась только на его эскадру, успех кото¬рой мог нарушить сообщения Японии с материком. Сам Зи¬новий Петрович, оценивая свои шансы, писал жене (17 янва¬ря): «У меня теперь какая ни есть сила, люди друг друга познали. ...Мы можем не одолеть японцев, но и они нас разбить не могут...»
Чтобы использовать эту силу, ее надо было подгото¬вить. Однако, как об этом уже говорилось, организация боевой подготовки эскадры оставляла желать лучшего, а результаты невысоко оценивались многими командира¬ми и самим командующим. Зиновий Петрович подписал целый ряд приказов с указанием порядка стрельб и оцен¬кой результатов стрельбы и маневрирования. В прика¬зах были такие выражения: «...за час десять кораблей не успели занять места...», «...В кильватерной колонне растянулись... на 55 кабельтовых...», «.. .стрельба велась вяло...» и т. п. Выдержки их этих приказов В.И. Семе¬нов, а за ним и другие авторы использовали для того, чтобы показать плохую подготовку офицеров и матро¬сов. Так приказы и издавались Зиновием Петровичем для того, чтобы научить. Но приказов, даже с «фитиля¬ми», для этого было недостаточно.
Надо признать, З.П. Рожественский оказался не спо¬собен придать подготовке нужное направление. И нема¬лую роль здесь сыграла недосягаемость командующего: он лично не провел ни одного разбора учений с указани¬ями, чего он ждет от своих командиров. Личных качеств командиров кораблей не развивал, хотя практически всем придумал оскорбительные прозвища, которые не стеснялся произносить на мостике флагманского корабля. Согласно показаниям Н.И. Небогатова, командиры были оскорб¬лены грубым, заносчивым и презрительным обращением, престиж их упал, а командующий эскадрой «держал себя неразгадываемым сфинксом»1.
…
Интересно, что и с начальником военно-морского от¬дела своего штаба Зиновий Петрович тоже не откровен¬ничал, а Владимир Иванович Семенов «дипломатично» не вмешивался. Опыт войны фактически не изучался и правильной оценки не получил, хотя в распоряжении штаба имелись донесения из Владивостока и из Шанхая от контр-адмирала Н.К. Рейценштейна. Некоторые доку¬менты были просто разосланы по кораблям, на которых устроили импровизированные защиты орудий и рубок из подручных средств: тросов, матросских коек и т. п.
В числе очень немногих, кто решался высказать ад¬миралу свои предложения, был командир «Олега», энер¬гичный оригинал, капитан 1 ранга Л.Ф. Добротворский, хорошо знавший Зиновия Петровича по прежней службе. Он со своим отрядом перешел из Либавы на Мадагаскар через Суэц за 91 день, успев по пути провести учебные маневрирования, артиллерийские стрельбы, пробу кораб¬лей на полный ход и даже пытался перехватить парохо¬ды с военной контрабандой в Японию. Выслушав доклад Л.Ф. Добротворского о переходе, З.П. Рожественский ему сказал: «Ваш "Олег" окрашен как раз тем цветом ("се¬реньким"), кой по французским испытаниям сказался наи¬более не видимым, но вы все-таки перекрасьтесь в чер¬ный с желтыми трубами» (как все корабли эскадры). Добротворский удивился:
"Зачем, Ваше превосходительство? Позвольте оста* вить то же!" "Нет, уже перекрасьтесь. Трудно возоб¬новлять и менее заметно ночью". И, как вспоминал Доб¬ротворский, прибавил: "Надо же нам отличаться от японцев"»1.
Между тем, вопрос о маскировочной окраске был одним из важнейших тактических вопросов, уже решавшийся ранее с успехом на Соединенных эскадрах в Чифу в 1895 г. и на эскадре Тихого океана в 1903—1904 тт. Что помеша¬ло Зиновию Петровичу просто последовать примеру стар¬ших товарищей? Пренебрежительное к ним отношение и самомнение? Так или иначе, но корабли второй эскад¬ры с их черными корпусами и желтыми трубами оста¬лись прекрасным объектом для наблюдения в бинокли, дальномеры и оптические прицелы японцев.
Впрочем, про возможность сосредоточения в Чифу адмирал неожиданно вспомнил при обсуждении с Добротворским плана операций после падения Артура. Добротворский заметил, что собраться в Чифу не позволят другие державы, «да и бесполезно». Он же вспомнил, что советовал адмиралу откровенно доложить свое мнение о возможности провала в Санкт-Петербург: «Нечестно вво¬дить в заблуждение Государя и русское общество, что из посылки нашей эскадры что-нибудь выйдет, кроме раз¬грома и позора».
Добротворский выступил и со своими предложения¬ми по изменению тактической организации и по тактике действий в бою с японцами. Он, в частности, предлагал два варианта боевого порядка: составить кильватер «тихо¬ходов» и фронт «быстроходов», или поделить все бое1 вые суда на четыре части, перемешав сильные и слабые (крейсера в общем строю), а быстроходные «Жемчуг» и «Изумруд» с миноносцами иметь в стороне. Транспорты не брать или предоставить самим себе.
Мнение Добротворското было не бесспорным, но, бе¬зусловно, заслуживало обсуждения в собрании флагма¬нов и капитанов или, хотя бы, среди чинов штаба. Такого обсуждения, однако, не состоялось. В Носи-бе Зиновий Петрович собирал флагманов и капитанов дважды: пер¬вый раз (после 8 февраля) он зачитал им январские ука¬зания из Санкт-Петербурга и свой ответ по поводу не¬возможности имеемыми силами завладеть морем, обре¬менительности для эскадры присоединения старых судов (Небогатоза) и необходимости с лучшими судами как можно скорее прорваться во Владивосток и оттуда действовать на сообщения неприятеля.
Второе и последнее, совещание состоялось 2 марта когда адмирал дал указания на предстоящий поход. Речь шла об экономии угля
…
…решил продолжать по¬ход, проложив курс через Индийский океан и Малаккский пролив к французским владениям — Аннаму (Вьет¬наму). О своем маршруте и графике движения он не поставил в известность ГМШ, что затруднило адмиралу Небогатову соединение с главными силами.
На «Князе Суворове» считали, что командующий со¬знательно «убегает» от небогатовского отряда, который в действительности (об этом стало известно позднее) 2 фев¬раля 1905 г. вышел из Либавы.
…
У берегов Индокитая 2-я Тихоокеанская эскадра про¬вела более месяца, хотя первоначально ее командующий обдумывал вариант немедленного продолжения пути во Владивосток, до которого оставалось всего 2500 миль. По воспоминаниям В.И. Семенова, адмирал 28 марта впер¬вые (!) собрал совещание офицеров штаба, на котором сам Владимир Иванович предлагал продолжить путь, не ожидая Небогатова, (внезапность и подъем духа), а лей¬тенант Е.В. Свенторжецкий воспользоваться успехом сосредоточения в Индокитае и поспешить с заключени¬ем мира. Адмирал не подвел итогов, но 30 марта запросил корабли о количестве угля. «Император Александр III» показал недостачу в 400 тонн. Это, якобы, вынудило ад¬мирала отказаться от немедленного прорыва и напра¬виться в Камранг. Первые десять дней задержки были вызваны созданием необходимых запасов угля, а последующие — решением З.П. Рожественского ожидать от¬ряд Н.И. Небогатова. Это решение было принято по пря¬мому указанию из С.-Петербурга, куда командующий эс¬кадрой ранее докладывал о неудовлетворительном со¬стоянии вверенных ему сил, также о тяжелой болезни Д.Г. Фелькерзама и собственном недомогании. В своем донесении З.П. Рожественский поставил вопрос и о на¬значении нового командующего морскими силами на Дальнем Востоке и намекал на целесообразность отозва¬ния эскадры, не имевшей серьезных шансов на успех. Очевидно, что теперь он видел цель всего похода в крупной демонстрации, а император, генерал-адмирал и управля¬ющий министерством надеялись на победу в борьбе с япон¬ским флотом.
Контр-адмирал Н.И. Небогатое, которому упрямый З.П. Рожественский не сообщил своего маршрута, тем не менее, успешно решил поставленную задачу. Выйдя Суэц¬ким каналом в Красное море, его отряд 30 марта — нака¬нуне прибытия 2-й эскадры в Камранг — достиг Марбата — английского владения на юге Аравийского полуос¬трова. Из Марбата Н.И. Небогатов телеграфировал в Санкт-Петербург просьбу, передать известие об эскадре в одну из трех избранных им точек по маршруту движе¬ния отряда. Именно в такой точке в 40 милях от Синга¬пура и состоялась передача сведений, позволивших объе¬динить российские морские силы в водах Индокитая.
В пути отряд Н.И. Небогатова провел две пример¬но-боевые стрельбы с дистанции от 60 до 25 кбт. Для них израсходовали часть боевого комплекта тяжелых снарядов, а между стрельбами провели согласование дальномеров. Это позволило на второй стрельбе добиться относительно хороших результатов: все щиты были разбиты.
Наконец, около 15 часов 26 апреля 1905 г. в торже¬ственной обстановке отряд Н.И. Небогатова присоединился к эскадре З.П. Рожественского вблизи бухты Ван-Фонга Позади небогатовского отряда осталось око¬ло 12 тыс;, миль, пройденных в рекордное время (всего за 83 дня) и при минимальном пользовании услуга¬ми портов. Расход угля на каждом броненосце берего¬вой обороны составил около 2300т.
По случаю присоединения отряда Н.И. Небогатова Зиновий Петрович издал специальный приказ (№ 229 от 26 апреля 1905 г.); «С присоединением отряда силы эскадры не только уравнялись с неприятельскими, но и приобрели некоторый перевес в линейных боевых су¬дах... У японцев больше быстроходных судов, но мы не собираемся бегать от них... У японцев — важное преиму¬щество ы продолжительный боевой опыт и большая практика стрельбы в боевых условиях... Это надо помнить и, не увлекаясь примером их быстрой стрельбы, не кидать снарядов впустую, а исправить каждую наводку по полу¬ченным результатам...
...Японцы беспредельно преданы Престолу и Роди¬не, не сносят бесчестья и умирают героями. Но и мы клялись перед Престолом Всевышнего. Господь укрепил дух наш, помог одолеть тяготы похода, доселе беспример¬ного. Господь укрепит и десницу нашу, благословит ис¬полнить завет государев и кровью смыть горький стыд Родины».
Из приказа и послевоенных показаний Зиновия Пет¬ровича видно, что он достаточно высоко оценивал броне¬носцы береговой обороны и их 10-дюймовые орудия, хотя несколько удивился, что Небогатое сумел без приключе¬ний довести эти корабли до Индокитая. На встрече с Н.И. Небогатовым Зиновий Петрович ограничился по¬здравлениями и расспросами о походе, никаких даль¬нейших планов не обсуждалось, хотя это свидание было последним перед встречей адмиралов в Японии.
…
В отличие от своего оппонента, вице-адмирал З.П. Рожественский не только не собрал перед сражением сове¬щания флагманов и капитанов, но и посчитал ненужным разработку какого-либо тактического замысла так же, как и составление боевой инструкции. Днем 13 мая, уже на подходах к Корейскому проливу, эскадра единственный раз занималась эволюциями в полном составе. Однако ее довольно сложное маневрирование по сигналам двухфлажного свода не было доведено до конца и не завершилось разбором. Не доверявший своим подчиненным, З.П. Рожественский стремился лично управлять движе¬нием каждого отряда с мостика «Князя Суворова»,
Тактические указания были разбросаны в многочис¬ленных приказах и циркулярах, изданных за все время плавания эскадры. Они дополнялись приказаниями ко¬мандующего, переданными сигналами с флагманского броненосца накануне и в первый день сражения. Поста¬вив эскадре целью достижение Владивостока «соединен¬ными силами», З.П. Рожественский ограничился неопре¬деленными указаниями о способах ведения боя, а неко¬торым отрядам поручил задания, не соответствующие предназначению составлявших эти отряды кораблей.
Из тактических указаний наиболее важным представ¬ляются следующие: при появлении неприятеля «...глав¬ные силы следуют на него для принятия боя, поддержан¬ные III броненосным отрядом и отрядами крейсеров, и разведочным, которым предоставляется действовать са¬мостоятельно, сообразуясь с условиями данного момен¬та». «...В бою линейным кораблям обходить своих по¬врежденных и отставших передних мателотов...» (если поврежден "Князь Суворов", флот должен следовать за "Александром", если поврежден "Александр" — за "Бо¬родино", далее... за "Орлом"); при этом "Александр", "Бородино", "Орел" могут руководствоваться сигнала¬ми "Суворова", пока флаг командующего не перенесен или пока в командование не вступил младший флагман». Предполагалось, что сигналом будет указан номер ко¬рабля противника «от головного или правого фланга», по которому следует сосредоточить огонь всего отряда. В случае отсутствия сигнала огонь направляется по приме¬ру флагмана.
Предоставление «полной свободы маневрирования» III броненосному отряду сводилось на нет указанием о том, что он «во всех случаях спешит присоединиться к главным силам» Аналогичная ситуация сложилась и с крейсерскими отрядами: буквально накануне сражения. Разведывательный отряд и крейсера «Дмитрий Донской» и «Владимир Монамах» получили задачу охранять транспорты. Наступательные же действия «Олега» и «Ав¬роры» ограничивались приказанием оказывать помощь поврежденным броненосцам.
Немногочисленным миноносцам вместо атаки против¬ника было предписано следить за флагманскими кораб¬лями и, в случае выхода последних из строя, «спешить подойти, чтобы принять командующего и штаб».
Решение З.П. Рожественского оставить при эскадре четыре транспорта снизило эскадренную скорость и свя¬зало часть боевых кораблей охраной обоза. Командова¬нием эскадры в централизованном порядке не были при¬няты и важнейшие меры по подготовке к бою: на кораб¬лях оставались все гребные шлюпки, паровые и минные катера, обильная деревянная отделка рубок и внутрен¬них помещений (на некоторых кораблях частично убра¬на решением их командиров). Окраска больших кораб¬лей в черный цвет с желтыми трубами и шаровыми мачтами облегчала противнику наводку орудий. (По приказанию З.П. так перекрасили и бывшие ранее сплошь черными корабли Небогатова).
Боевую устойчивость русских броненосцев снижала также их перегрузка не только углем (полный запас — в превышение нормального водоизмещения), но и водой, боеприпасами, и различными расходными материалами. Радикально разгрузить корабли можно было приказом командующего, но такого приказа не появлялось.
Наиболее слабыми звеньями тактических взглядов ко¬мандующего были «редкая» стрельба по дальномерам или с одиночными пристрелочными выстрелами и уменьшенная эскадренная скорость.
Отсюда — и пренебрежение к распределению кораб¬лей по отрядам по скорости хода, что многими считалось важным еще до войны. Опираясь на поверхностную оцен¬ку опыта сражения в Желтом море (28 июля 1904 г.), З.П. Рожественский предполагал, что в столкновении с япон¬ским флотом (которому он заранее отдавал инициативу в маневрировании) эскадра не сможет одержать победы, даже понесет некоторые потери, но главные ее силы все? же достигнут Владивостока. Поэтому командующий более думал о том, как бы «проскочить» и «не растерять», упу¬стив из виду, что сам по себе прорыв через Корейский пролив мог быть успешным только в случае одержания хотя бы частного успеха в сражении с японским флотом. Предоставляя инициативу противнику, адмирал на¬столько стремился к ограничению самостоятельности под¬чиненных, что даже не назначил рандеву на случай раз¬лучения своих отрядов в бою или во время ночных мин¬ных атак. «Рандеву же одно — Владивосток, — позднее говорил он,— об этом все знали».
О настроении Зиновия Петровича в решающей ста¬дии операции отчасти можно судить по его мартовским и апрельским 1905 г. письмам жене. «Армия и флот опо¬зорены. Гибель II эскадры — небольшая надбавка к по¬зору...» — писал он 2 марта от Мадагаскара. Письмо 31 марта от берегов Индокитая: «А нужен исход, хоть самый плачевный — считаю, что продолжение военных действий выразится все возрастающими по степени по¬зора катастрофами......Колонга я извел вконец — случа¬ется плачет... Многие болеют, хотя и держатся...» 16 ап¬реля — из бухты Ван-Фонг: «...Развалился я за 7 меся¬цев тропиков...»1

http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/files/2503/Pohod1.doc

От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:32:39)
Дата 08.02.2009 09:34:36

Сдача

…
По распоряжению флаг-капитана на «Буйном» под¬няли сигнал о передаче командования адмиралу Небогатову, а потом другой — «Адмирал на миноносце». Кро¬ме того, всем судам, мимо которых проходил «Буйный» сигнальщик передавал семафором: «Адмирал жив, нахо¬дится на миноносце». Миноносцу «Безупречный» было голосом приказано подойти к «Императору Николаю I» и передать на словах, что командующий эскадрой пере¬дает командование адмиралу Небогатову и приказывает вести эскадру во Владивосток.
Это все по словам К.К. Клапье-де-Колонга. В.И. Се¬менов вспоминал, что миноносец «Бедовый» был послан флаг-капитаном снимать оставшуюся команду «Суворо¬ва», но не нашел броненосца, а точнее, и не искал.
В то время, как «Буйный» снимал командующего и остатки штаба с погибающего броненосца, контр-адми¬рал Н.И. Небогатое, не видя распоряжений З.П. Рожественского и не имея данных о судьбе Д.Г. Фелькерзама, приказал поднять сигнал - «Курс N0 23°», который был указан командующим до боя. Сигнал репетовали броне¬носцы 3-го отряда, шедшие в голове эскадры «Бородино» и «Орел» не отвечали, но держали в северном направле¬нии. После 17 час. 30 мин. вдоль борта «Императора Нико¬лая I» прошел миноносец, передавший голосом и семафо¬ром: «Адмирал Рожественский приказал Вам идти во Вла¬дивосток». Об этом Небогатову доложил флаг-офицер.
Убедившись в верности своего решения, адмирал Небогатов, однако, не спешил встать во главе колонны бро¬неносцев и привести ее в порядок. Адмирал Того, а чуть позднее и Камимура догнали эскадру, и вновь начался тяжелый бой. Около 19 часов с интервалом 15-20 минут перевернулись и погибли «Император Александр III» и «Бородино», бывшие главными целями противника. Японские адмиралы прекратили огонь и скрылись в на¬ступающих сумерках, уступая дорогу устремившимся в атаку отрядам своих истребителей и миноносцев.
Гибель «Александра» и «Бородино» произошла на глазах моряков «Буйного» и, несомненно, оказала тяжелое моральное воздействие на чинов штаба, и без того потрясенных ужасной картиной разрушения своего флаг¬манского корабля. «Буйный» теперь шел в юго-западном направлении среди других кораблей эскадры, которая, повернув влево, без соблюдения определенного строя пы¬талась уклониться от минных атак.
Тяжелое поражение эскадры было для всех очевидным, хотя более или менее точные детали стали известны позднее. Не были известны и потери японцев. В действительности, итоги дневного боя выглядели следующим образом: че¬тыре из пяти лучших русских броненосцев погибли я «Орел», «Сисой Великий» и «Адмирал Ушаков» полу¬чили серьезные повреждения, снизившие их боеспособ¬ность. Японцы одержали верх благодаря превосходству в тактике, в частности, в тактическом применении артил¬лерии. Это позволило им использовать оружие в выгод¬ной обстановке и, сосредоточив огонь на головных рус¬ских кораблях, добиться высоких результатов. При хо¬рошей точности стрельбы (около 3,2% попаданий) главный удар японских броненосцев пришелся на четыре корабля типа «Бородино». В броненосцы отряда Н.И. Небогатова попало всего 10 снарядов крупного и среднего калибра, но и сами они находились в невыгодных усло¬виях стрельбы и при большом расходе боезапаса не до¬бились заметных успехов. В целом точность русской стрельбы оказалась почти в три раза ниже - 1,2% по¬паданий, которые, за исключением «Микасы» и «Ниссина», довольно равномерно распределялись по японской боевой линии.
Отрицательную роль в поединке главных сил сыгра¬ли также пассивное маневрирование отрядов и кораб¬лей русской эскадры на 9-узловом ходу, плохая подго¬товка кораблей к бою (черная окраска, перегрузка, горю¬чие материалы) и недостаточное бризантное действие наших снарядов. К тому же из 24 точно определенных 305-мм русских снарядов, попавших в японские корабли, 33% не разорвались.
В результате «Микаса», «Ниссин» и «Асама», хотя и получили серьезные повреждения, но остались в строю. Японские главные силы сохранили для продолжения боя 13 (из 16) 305-мм и 26 (из 30) 203-мм орудий, и около половины боевого запаса. Из кораблей других японских отрядов в дневном бою 14 мая были выведены из строя один из лучших быстроходных крейсеров «Касаги» и истребитель «Мурасаме».
Из русских крейсеров наиболее серьезно пострадал крейсер 1 ранга «Светлана», потерявший 4 —5 узлов ско¬рости хода, а также «Олег» и «Аврора» (165 убитых и раненых на обоих). Тяжелые повреждения имели эскадренные миноносцы «Бравый», «Блестящий», «Безупречный» и «Буйный», на котором произошло засоление кот¬лов. Вспомогательный крейсер «Урал», преждевременно оставленный командиром капитаном 2 ранга М.И. Исто¬миным, погиб. Затонули буксир «Русь» и плавучая мас¬терская «Камчатка», а транспорт «Иртыш» получил под¬водную пробоину. К вечеру 15 мая он был затоплен ко¬мандой у берегов Японии, Японскими крейсерами были задержаны и оба русских госпитальных судна — «Орел» и «Кострома», лишившиеся слабой надежды на подачу помощи раненым и утопающим.
Конечно, было бы неправильным объяснять пораже¬ние ошибками одного З.П. Рожественского. Но степень его личной вины была велика. Сам он страдал от ран в каюте «Буйного», и эти страдания усугублялись созна¬нием ответственности за поражение. По свидетельству флаг-капитана, Зиновий Петрович вскоре после 19 час: 40 мин. пришел в сознание и позвал кого-либо к себе. Пришел капитан 2 ранга В.И. Семенов и доложил, как идут крейсера, транспорты и положение среди них ми¬ноносца «Буйный» (вице-адмиральского флага на нем не поднимали). Во время этого короткого доклада адмирал дважды «терял сознание и начинал бредить».
Интересно, что сам В.И. Семенов этого не помнил. По его словам, в 19 час. 40 мин. он сделал последнюю запись в своем дневнике и впал в настолько тяжелое болезнен¬ное состояние, что все последующие события он вспоми¬нал отрывками. У него в памяти они запечатлелись в искаженном виде — через восприятие человека, находив¬шегося как бы в бреду. Получив медицинскую помощь от фельдшера, Владимир Иванович устроился спать на полу в кают-компании.
Адмирал же вновь пришел в себя после 21 час, когда ему сообщили о том, что «Буйный» идет на юг вместе с крейсером «Дмитрий Донской». Зиновий Петрович при¬казал передать на крейсер, чтобы он шел во Владивосток. Вряд ли это приказание достигло «Донского», так как при показании любых огней свои же корабли начина¬ли стрелять, подозревая японские миноносцы.
Впрочем, командир «Дмитрия Донского» И.Н. Лебедев и сам вскоре повернул на север. Беда теперь заключалась в том, что, не имея назначенного на следующий день рандеву, корабли самостоятельно избирали свой путь во Владивосток. В результате эскадра рассеялась на от¬дельные отряды и даже единицы, утратив черты органи¬зованной боевой силы. Некоторые при этом, считая про¬рыв на север невозможным, повернули на юг.
Около 3 часов ночи 15 мая «Буйный», уменьшив ход до 11 узлов из-за повреждения котлов, питаемых соленой водой, стал терять из виду шедшие впереди «Дмитрий Донской», «Бедовый» и «Грозный». Н.Н. Коломейцов спу¬стился в кают-компанию, разбудил спавшего там К. К. Клапье-де-Колонга и предложил проложить курс к неприя¬тельскому берегу, где выбросить на мель и уничтожить миноносец, который уже не может дойти до Владивостока. Флаг-капитан согласился, но здесь проснулся В.И. Филипповский и стал убеждать, что ради спасения жизни адмирала в бой вступать не следует, а корабль можно сдать, подняв белый флаг и флаг Красного Креста. Коломейцов пригласил флаг-капитана и флагманского штурмана к ад¬миралу, который был в сознании и выслушал доводы Филипповского о необходимости сдачи. «Господа,- сказал Зиновий Петрович, - прошу Вас обо мне не беспокоить¬ся». По другим данным, командующий выразился несколько иначе: «Прошу не стесняться моим присутствием и дей¬ствовать, как будто меня нет на миноносце».
Получив свободу действий, Н.Н. Коломейцов потребо¬вал от штабных офицеров письменного протокола о пере¬говорах. Те некоторое время совещались в кают-компании и якобы даже заслали на мостик белую простыню, которую командир выбросил за борт. Правда, сам Н.Н. Коломейцов позднее этого эпизода припомнить не мог, но тогда - но¬чью 15 мая - решил до утра держаться на прежнем курсе. С рассветом он начал вызывать бывший далеко впереди «Дмитрий Донской». Тот не видел сигналов, тогда «Буй¬ный» вызвал его по радио. Адмирал не захотел перейти на крейсер, а из миноносцев выбрал «Бедовый», на кото¬рый его и перевезли на крейсерской шлюпке вместе с офицерами штаба. В каюте Н.В. Баранова Зиновию Пет¬ровичу сделал перевязку специально переведенный с «Дон¬ского» младший врач Н.И. Тржемесский.
Приняв у Н.Н. Коломейцова часть спасенных с «Ос¬ляби», И.Н. Лебедев повел свой крейсер дальше вместе с «Буйным». «Бедовый» и «Грозный» ушли вперед 15-уз-ловым ходом. Вскоре «Буйный» практически потерял ход. Пришлось с него снимать команду на крейсер. Поражен¬ный восемью 6-дюймовыми снарядами с «Донского», «Буй¬ный» в 12 час. 30 мин. затонул, погружаясь носом.
Снятие и пересадка людей вместе с уничтожением миноносца задержали «Дмитрий Донской» на 5 часов и лишили его шансов достичь Владивостока. Около 16 час. 30 мин. на подходах к о. Даже лет крейсер был обнару¬жен японцами. Полный ход корабля не превышал 13-13,5 уз., уйти он не мог и выдержал двухчасовой нерав¬ный бой с шестью крейсерами, который продолжался по¬чти до темноты. В конце боя командир Н.И. Лебедев был смертельно ранен. Его команда не уступила в воинс¬кой доблести команде «Князя Суворова». Отразив мин¬ные атаки, получивший тяжелые повреждения «Дмитрий Донской» ночью переправил на берег Дажелета уцелев¬ших офицеров и матросов. В 6 час. 30 мин. утра 16 мая с открытыми кингстонами он ушел под воду на ровном киле и с поднятыми флагами, став последним кораблем, погибшим в сражении.
Напомним читателю, что Иван Николаевич Лебедев был одним из старших командиров кораблей эскадры, лично хорошо знакомый Зиновию Петровичу еще со вре¬мен командования болгарским флотом и постоянно тре¬тируемый командующим в беспримерном походе, но толь¬ко в приказах. Есть полное основание говорить о том, что письменно объявляя выговоры своему старому боевому соратнику, З.П. Рожественский за весь поход встречался с И.Н. Лебедевым всего два раза - на Мадагаскаре и у Аннама, и никогда прямо к нему не обращался. При этом именно Лебедев оказался именно тем человеком, который в последнем бою проигранного сражения спасал честь флага и эскадры.
Иная судьба выпала «Бедовому»- когда К.К. Клапье-де-Колонг и В.И. Филипповский с обнаружением за кор¬мой дымов неприятельских кораблей завели разговор о сдаче с командиром Н.В. Барановым. Это было в 15 час. 15 мин. Н.В. Баранов не возражал, хотя его эскадренный миноносец был полностью исправен, и не получил в бою 14 мая повреждений. Может быть, его убедили доводы Филипповского, например - «адмирал дороже минонос¬ца» и т.п.
Между тем, Баранов был у командующего на хоро¬шем счету и, как старший из командиров, даже заведовал 1-м отрядом миноносцев. После войны, правда, открылось, что он присвоил фуфайки и носки, присланные команде от королевы Эллинов, а также полушубки и непромока¬емые плащи. «Личное имущество» командира при съезде с «Бедового» уместилось всего в 14 чемоданах. Потерять такое количество добра в бою да еще с риском погибнуть, конечно, было просто жалко. Поэтому, получив распоря¬жение флаг-капитана, Баранов заготовил белый флаг (про¬стыне он предпочел скатерть), флаг Красного Креста и приказал набрать сигнал «Имею тяжело раненых».
Дымки приблизились и оказалось, что они принад¬лежали двум японским миноносцам. Командир «Грозно¬го» капитан 2 ранга К.К. Андржеевский забеспокоился и, подойдя к «Бедовому», запросил указаний. В ответ полу¬чил приказ — следовать во Владивосток. Недоумение Андржеевского разъяснилось, когда он увидел на «Бедовом» поднятые флаги. «Грозный» увеличил ход до полного и стал уходить, преследуемый истребителем «Кагеро», вто¬рой истребитель — «Сазанами» — избрал своей целью «Бедовый». Японцы открыли огонь, на который ответил только «Грозный». А вскоре командир «Сазанами» ка¬питан-лейтенант Айба с удивлением увидел на мачте сво¬его оппонента белый флаг и сигнал по международному своду о тяжело раненых. «Бедовый» и «Сазанами» были примерно одинаковых размеров, может быть, «японец» английской постройки был несколько быстроходнее. Близ¬ким по составу было и вооружение: три минных аппа¬рата, 1 — 75-мм и 5 — 47-мм орудия на «Бедовом»; два минных аппарата, 2 — 76-мм и 4 — 57-мм орудий на «Сазанами». Н.В. Баранов мог вполне надеяться если не одолеть врага, то хотя бы отбиться от него. Однако на «Бедовом» не нашлось ни одного рыцаря чести, подоб¬ного старшему офицеру «Камчатки» В.В. Никанову...
В 5-м часу вечера на «Бедовый» прибыли вооружен¬ные японцы и поставили свои караулы. Капитан-лейте¬нант Айба не поверил своему счастью, когда узнал, что на сдававшемся миноносце находится сам командующий эс¬кадрой противника. Он захотел в этом лично убедиться и заглянуть в каюту к адмиралу. Увидев вошедших к нему японцев, Зиновий Петрович, по его словам (он был в сознании), понял, что миноносец сдался, и сам он попал в плен.
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:34:36)
Дата 08.02.2009 09:37:19

Суд

Николай II получил первые противоречивые сведе¬ния о Цусимском сражении 16 мая, в понедельник. Гнету¬щие неизвестностью новости император обсуждал за зав¬траком с генерал-адмиралом и бывшим в этот день дежурным флигель-адъютантом великим князем Кириллом Владимировичем, чудом спасшимся при катастрофе «Пет¬ропавловска». 19 мая Николай записал в дневнике: «Те¬перь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рожественский раненый взят в плен!!»
В Санкт-Петербурге получили краткие донесения ад¬миралов З.П. Рожественского и Н.И. Небогатова, послан¬ные с разрешения японцев, а также донесения адмирала О.А. Эквиста из Манилы и командиров прорвавшихся кораблей из Владивостока. Вести о разгроме эскадры и сдаче противнику ее остатков произвели угнетающее впе¬чатление не только на высшее общество, но и на рядовых обывателей, а также на личный состав армии и флота. Враги правящего режима, в том числе социал-демократы, получили важный козырь в борьбе с царизмом, но даже они, как и верные царские слуги (Рожественский, Доб¬ровольский и др.), не могли заранее предположить «раз¬меров несчастья». «Этого ожидали все,— написал тогда В.И. Ульянов (Ленин),— но никто не предполагал, что поражение русского флота обернется таким беспощад¬ным разгромом...» и далее: «Перед нами не только во¬енное поражение, но и полный военный крах самодержа¬вия...» Положим, до «полного военного краха» еще было далеко, но призрак его уже обозначился в сознании многих.
Российский флот на Дальнем Востоке, как реальная боевая сила, перестал существовать, в то же время армия бездействовала. Замена нерешительного А.Н. Куропаткина после Мукденского поражения генералом от инфанте¬рии Н.П. Линевичем не изменила ход борьбы на суше. Линевич оказался не лучше: наши армии в Маньчжурии, имея значительное превосходство в силах над япон¬цами, так и не перешли от обороны к наступлению.
Под влиянием Цусимы президент США Теодор Руз¬вельт, обратился к Николаю II с письмом, где предпола¬гал свое посредничество в мирных переговорах. На особом совещании, созванном императором для обсуждения даль¬нейших действий, только непреклонный генерал-адъютант Ф.В. Дубасов решительно высказался за продолжение войны в надежде на победу на суше. Но Николай II уже (правда, молча) сомневался в способности своих страте¬гов, как морских, так и сухопутных. И предложение Руз¬вельта было принято.
…
в конце мая 1905 г., император решил отметить верность долгу своих поданных, и в ответ на донесение Рожественского в Токио из Санкт-Петербурга полетела телеграмма: «От души благодарю вас и всех тех чинов эскадры, кото¬рые честно исполнили свой долг в бою, за самоотвержен¬ную службу России и Мне. Волею Всевышнего не сужде¬но было увенчать ваш подвиг успехом, но беззаветным му¬жеством вашим Отечество всегда будет гордиться».
Аналогичные телеграммы были посланы в Манилу адмиралу О.А. Энквисту и во Владивосток капитану 2 ранга И.И. Чагину. Императорская благодарность при¬шлась весьма кстати и помогла Зиновию Петровичу пре¬одолеть физические недуги. Хуже было Н.И. Небогатову, которому вечером 14 мая перешло командование разбитой эскадрой, а на следующий день выпало рассчитываться за всю операцию. Телеграммы он не получил, а в Санкт-Петер¬бурге для решения участи его и офицеров сдавшегося отряда была образована Особая комиссия из заслужен¬ных адмиралов и офицеров.
…
После операции выздоровление командующего уже не вызывало сомнений. Он стал подробнее писать жене, сообщил фамилии уцелевших офицеров штаба, закончив их перечень краткой фразой: «Всех прочих не стало».
В июле Зиновий Петрович составил и первое доста¬точно подробное донесение о бое, которое представил в форме рапорта морскому министру.
Морским министром, объединившим в одном ответствен¬ном лице функции прежних генерал-адмирала и управ¬ляющего министерством, император назначил более чем знакомого Рожественскому вице-адмирала А.А. Бирилева. Накануне Цусимы в свете многочисленных просьб Зи¬новия Петровича именно Бирилев был назначен коман¬дующим флотом в Тихом океане и должен был принять под свою руку 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Приехав по железной дороге во Владивосток, Алексей Алексеевич застал там только «Алмаз» и два эскадренных минонос¬ца, не считая частично искалеченных крейсеров местного отряда.
Должность командующего флотом в очередной раз потеряла смысл, и А.А. Бирилев вернулся в Санкт-Пе¬тербург, где принял должность морского министра. Ему и был адресован первый подробный рапорт З.П. Рожественского, изучение которого проясняет два важных об¬стоятельства. Во-первых, в рапорте начисто отсутствуют критические оценки техники и снабжения эскадры, ко¬торыми ранее были переполнены все строевые рапорты командующего. Это понятно - именно А.А. Бирилев воз¬главлял снаряжение кораблей на Балтике. Во-вторых, здесь Зиновий Петрович достаточно подробно объясняет моти¬вы своих решений, часть которых уже подвергалась кри¬тике в печати и среди пленных офицеров. Эти особен¬ности рапорта позволяют сделать вывод о том, что в июле вице-адмирал З.П. Рожественский надеялся по возвра¬щении в Россию получить возможность принять актив¬ное участие (или возглавить?) возрождение флота.
…
Что касается содержания июльского рапорта морско¬му министру, то в нем наиболее важным представляется следующее:
— отказ З.П. Рожественского от устройства времен¬ной базы в иностранных водах был вызван «враждебно¬стью Англии», «отступничеством Франции» (французы мешали стоять в бухтах у берегов Аннама) и большим количеством крейсеров-разведчиков у японцев. Поэтому он и стремился во Владивосток;
— выбор Корейского пролива для прорыва во Вла¬дивосток объяснялся его выгодой «в тактическом отно¬шении» (широкий) и «простотой», то есть этот путь был близок и сравнительно удобен, хотя наверняка приводил к встрече с японским флотом. Путь через Лаперузов про¬лив (ок. 3700 миль) — был чреват навигационными ава¬риями в тумане, «расстройством материальной части», а через Сангарский — встречей с японцами в невыгодных условиях;
— соотношение главных сил не представлялось Зи¬новию Петровичу безнадежным и, по его мнению, «наш долг был искать сражения в расчете, нанеся неприятелю посильный вред, прорваться во Владивосток»... «Иного решения не было»...
— при встрече с Небогатовым (а его присоединение было отмечено «одушевлением») Зиновий Петрович яко¬бы «заслушал соображения о дальнейшем следовании» и «высказал свой взгляд на предстоящее нам дело (это¬го в действительности не было);
— боевыми строями командующий считал кильва¬терную колонну или фронт, как для броненосцев, так и для крейсеров;
— дозорная цепь крейсеров вперед не выдвигалась так как она могла преждевременно выдать эскадру раз¬ведчикам противника, а командующий был уверен, что без сражения пройти через пролив не удастся;
— командующий предполагал, что японцы могут по¬строить свои главные силы в строй фронта, поэтому счи¬тал полезным и самому перестроиться аналогичным об¬разом (маневр до полудня);
— перестроение в виду главных сил противника в одну кильватерную колонну к моменту открытия огня было завершено (это было не так), и эскадра оказалась в выгодных условиях для открытия огня, так как в 13 час. 49 мин «Микааса» был на курсовом угле менее 1 румба впереди левого траверза «Суворова» в дистанции 32 кбт;
— «противник очень производительно стрелял».
Переправить этот рапорт в Санкт-Петербург было непро¬сто, и З.П. Рожественский первое время хранил его у себя.
….
Рожественский и офицеры его штаба по прибы¬тии в Киото узнали, что пленные офицеры (наконец-то!) занялись разбором тактических вопросов и, в том числе, ро¬зыгрышем боя между броненосцами и броненосными крей¬серами, а также тактическим разбором Цусимского сражения. Незадолго до приезда Рожественского в Киото корабельный инженер В.П. Костенко (24 года — мальчишка!) сделал пе¬ред пленными офицерами доклад о постройке, боевых каче¬ствах и роли броненосцев типа «Суворов» в Цусимском бою. В докладе этот младший товарищ и однокашник погиб¬шего Е.С. Политовского подверг критике командующего эс¬кадрой, который не смог должным образом реализовать в бою качества вверенных ему сил.
Н.И. Небогатое на докладе В.П. Костенко не был, но 24 августа пригласил его к себе и попросил повторить сообщение в присутствии офицеров своего штаба, а по¬том высказал свое мнение о причинах поражения эскад¬ры. В.П. Костенко впоследствии писал: «...Все это вскры¬ло, что за семь месяцев похода 2-я эскадра не была спаяна Рожественским, не имела никакого представления о так¬тике боевых действий, не была способна проявлять ак¬тивность и инициативу без указаний адмирала...»
В начале сентября Н.И. Небогатов посетил и своего старого начальника — З.П. Рожественского. «...Подолгу сидел»,— писал В.И. Семенов. Зиновий Петрович поло¬жительно воспринял аргументы Небогатова, которые при¬нудили его сдаться. Поскольку Николай Иванович, ис¬ключенный из службы, был отпущен японцами в Россию З.П. Рожественский решил передать с ним рапорт А.А. Бирилеву. При этом он писал жене о том, что рапорт будет привезен именно ей (Небогатова Бирилев не при¬мет), а она должна передать его по назначению.
Забегая несколько вперед, следует сказать о том, что откровения Н.И. Небогатова, желавшего объективного суда, задевали профессиональную компетентность Зиновия Пет¬ровича, как командующего. И адмиралы, возвратившись в Россию, мягко говоря, охладели друг к другу.
….
Одним из симптомов изменившегося отношения вла¬сти к Зиновию Петровичу стало назначение 19 декабря 1905 г. приказом по Морскому ведомству следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Председателем комиссии назначили 64-летнего вице-ад¬мирала Я.А. Гильтебрандта, бывшего в 1899-1900 гг. на¬чальником эскадры Тихого океана, а членами — контр-адмиралов П.П. Моласа, Э.А. Штакельберта, капитана 1 ранга А.ф. Гейдена и капитана 2 ранга Г.К. Шульца. Никто из членов комиссии в войне с Японией не участвовал, это, понятно, вызвало ироническое отношение В.И. Семенова. Однако очевидно, что именно такая комиссия, а в нее вхо¬дили достаточно опытные моряки, могла высказать бо¬лее или менее объективное мнение. Стоимость же кораб¬лей 2-й эскадры печать оценивала в 144, 116 млн. руб. Скажем прямо, эта стоимость была еще занижена.
Комиссия работала обстоятельно, и многие видели в этом руку старого отличника учебы капитана Густава Шульца. Участникам событий, в том числе и З.П.Рожественскому, был предложен обширный перечень вопро¬сов, в том числе вопросов, призванных выяснить роль самого командующего погибшей эскадрой. Зиновию Пет¬ровичу пришлось на эти вопросы отвечать, а не возглав¬лять исследование опыта войны, на что надеялся В.И. Се¬менов. Показания З.П. Рожественского, отчасти уже при¬веденные нами в этой книге, представляют большой интерес, поскольку содержат его личные, хоть и post factum, оценки обстановки и своих действий. В показа¬ниях явно просматривается тактическая беспомощность командующего эскадрой. По его мнению, сущность плана сражения определялась целью прорыва через пролив и заключалась в том, что «эскадра должна была так манев¬рировать, чтобы, действуя по неприятелю, по мере воз¬можности, продвигаться на север».
Ответы З.П. Рожественского на ряд «коварных» воп¬росов (об окраске кораблей, о перегрузке и т. п.) носили явно необъективный характер и преследовали опреде¬ленные цели. В показаниях Зиновия Петровича уже впол¬не ясно прослеживается обвинение адмирала Н.И.Небогатова, который, по ею мнению, после выхода из строя «Кня¬зя Суворова» должен был принять командование эскадрой. Еще одной неприятностью для З.П. Рожественского стало появление типографски оформленного труда его быв¬шего подчиненного А.Н. Щеглова «Значение и работа шта¬ба по опыту войны», где добросовестный и грамотный офицер буквально «по костям» разложил деятельность начальника ГМШ, описанную нами подробно в восьмой главе. На этот труд Зиновий Петрович дал подробный ответ, который делает ему честь, по крайней мере, за пря¬моту суждений. Но, однако, не исправляет сущности про¬исшедшего.
Наконец, император утвердил представление А. А. Бирилева о предании суду «виновников» Цусимской катастрофы. Было решено рассматривать отдельно дело о сдаче ми¬ноносца «Бедовый» и дело о сдаче отряда Н.И. Небогатова.
Этого Зиновий Петрович вынести не мог, и направил прошение об увольнении от службы. Высочайшим прика¬зом по Морскому ведомству от 8 мая 1906 г. (№ 679) он был уволен «по болезни от ран и контузий происходящей, с мундиром и пенсией...» Пенсией адмирала не обидели, он получил со всеми льготами и заслугами 7390 руб. 51 коп. в год, что, конечно, было меньше жалования начальника ГМШ, но вполне позволяло прилично жить в столице.
В качестве отставного вице-адмирала Зиновий Пет¬рович оказался и на заседании особого присутствия во¬енно-морского суда Кронштадтского порта, где 21 июня 1906 г. началось слушание дела о сдаче японцам минонос¬ца «Бедовый». Обвинителем на процессе выступил гене¬рал-майор А.И. Вогак, строго следовавший не только бук¬ве закона, но и историческим традициям Российского флота. В составе суда были вице-адмиралы Р.А. Дикер, П.А. Безобразов, контр-адмиралы Э.А. Штакельберг, Г.Ф. Цывинский и другие.
На суде Зиновий Петрович, не прячась за спины под¬чиненных, признал себя виновным в том, что «не отдал никаких распоряжений в предупреждение сдачи упомя¬нутого миноносца». Речь адмирала, отказавшегося от за¬щиты, была полна самокритики. Он, в частности, признал, что у многих создалось впечатление о бегстве командую¬щего и его штаба с обреченного «Князя Суворова». Их всех не следовало и снимать с флагманского корабля, учитывая состояние самого командующего.
Суд оправдал Зиновия Петровича, «за недоказаннос¬тью обвинений» — он не принимал непосредственного участия в сдаче противнику миноносца, будучи тяжело раненным. Остальные главные виновники сдачи — отде¬лались «легким испугом». Им грозила смертная казнь, но дело кончилось «исключением из службы» с разными последствиями. В письме К.Н. Макаровой от 27 июня Рожественский писал: «...Вы можете мне не верить, но я говорю Вам с глубокой искренностью, что я чувствую себя униженным вынесенным на мой счет приговором и был бы счастлив, если бы меня обвинили. К позорному клей¬му я сумел бы отнестись совсем равнодушно!»
В ноябре 1906 г. началось слушание дела о сдаче япон¬цам отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова. Обвините¬лем выступил опять же А.И. Вогак, а З.П. Рожественский был приглашен в качестве свидетеля. В своих показани¬ях Зиновий Петрович подтвердил, что требовал от своих подчиненных «безусловного подчинения». Отряд Небо¬гатова он признавал «надежной помощью», но пришед¬шей с запозданием.
Интересно, что для решения вопросов о дальнейших действиях разбитой эскадры З.П. Роже¬ственский вовсе не считал обязательным какой-либо со¬вет офицеров — по его мнению, все решал командующий. В случае неповиновения приказу о сдаче одного из офи¬церов бывший командующий не проявил сомнений: «Я бы его застрелил», — заявил он1.
От 2503
К 2503 (08.02.2009 09:37:19)
Дата 08.02.2009 09:38:34

PS «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

PS «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

Несколько лет назад, к очередной годовщине Победы с политотдела спустили замам команду – сделать «наглядную агитацию» с командирами ПЛ ВОВ, с раздачей типографских отпечатанных листов. Какая ахинея и бред в них были написаны – отдельный разговор …
Я добавил к этой «продукции политотдела» 2 свои распечатки - по капитан-лейтенантам Петрову Н.М. и Мохову Н.К. (командиры Щ-307 и Щ-317), прихожу на следующий день в казарму – на месте моих - пустое место, «кто-то снял».
Ни минуты сомнений, кто бы это мог сделать, не было, поэтому сразу пошел «выворачивать шубу» заму …
Разумеется, распечатки вернулись на место, но одну фразу «замули», которую он верещал в свое оправдание, приведу. Дословно - «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »

«Наибольшее количество целей торпедами потопили Н.К. Мохов и Г.И. Щедрин (по 4 побе¬ды). Н.К. Мохов потопил все цели и еще один транспорт повредил за один единственный в сво¬ей жизни боевой поход в качестве командира. 10 июля 1942 г. он донес со своей позиции в Бал¬тийском море об израсходовании всех торпед и потоплении пяти транспортов. В базу лодка не вернулась и все победы «Щ-317» подтвердились лишь после войны. Но все подтвердились! Един¬ственная ошибка - транспорт «Орион» (2513 брт.) после попадания торпеды остался на плаву, т.е. был поврежден, а не потоплен. Пожалуй это самый выдающийся результат за всю Великую Отечественную войну.»
А.В. Платонов В.М. Лурье «Командиры советских ПЛ 1941-1945гг.»


Мохов Николай Константинович

(14 декабря 1912 - 12 июля 1942)
Русский, Член ВКП(б) с 1932 года. В ВМФ с 1932 года.
После окончания в 1936 году Военно-морского училища имени Фрунзе назначен командиром БЧ-1 на подводной лодке "М-74". С июня 1938 года принял "М-74" в качестве командира.По данным В.Баданина в июне 1936 года Н.К.Мохов назначен командиром опытной подводной лодки "Р-1" ("С-92") с энергоустановкой РЕДО и командовал ей до своего назначения командиром дивизиона, так как "М-74" во время Советско-финляндской войны командовал старший лейтенант Д.М.Сазонов. С июля 1940 года командует дивизионом строящихся и ремонтирующихся кораблей.
30 ноября 1940 года присвоено звание капитан-лейтенант. В феврале 1941 года назначен командиром 9 Учебного дивизиона подводных лодок, куда входили "М-72", "М-73", "М-74", "М-75", "М-76". В этой должности капитан-лейтенант Мохов встретил начало Великой Отечественной войны. Подводные лодки находились в ремонте, а в августе 1941 года их поставили на консервацию.
В январе 1942 года Мохов получает в командование "Щ-317". 9 июня 1942 года лодка впервые под его командованием вышла в боевой поход, но обратно на базу не вернулась. Последний поход "Щ-317" и его командира оказался достаточно результативен. За 36 суток Мохов провел 5 торпедных атак (выпущено 10 торпед), которые все (!) оказались результативными, в результате чего потоплено три транспорта общим водоизмещением 5.878 брт (разным данным суммарное водоизмещение потопленных судов колеблется от 6.080 до 10.997 брт) и одно судно (2.405 брт) повреждено.
В 1942 году Н.К.Мохов награжден Орденом Ленина (посмертно).
http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_m.php3

Первый реальный боевой успех балтийских подводников (и единственная потопленная нашими ПЛ ПЛ противника)

Петров Николай Иванович
(18 мая 1910 - после октября 1941)
Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. В ВМФ с 1929г.
После окончания ВМУ им. Фрунзе проходил служу на "малютках" в должности командира БЧ-1 сначала на Черном море, затем на Дальнем Востоке. Затем слушатель, преподаватель Учебного Отряда Подводного плавания. С ноября 1938 года старший преподаватель специальных курсов командного состава подплава.
17 ноября 1938 года Н.И.Петрову присвоено звание капитан-лейтенант.
В апреле 1940 года назначен помощником командира на подводную лодку "Щ-307", а с января 1941 года Н.И. Петров принял эту лодку в качестве командира.
Командуя "Щ-307" капитан-лейтенант Петров встретил начало Великой Отечественной войны в ходе которой совершил один боевой поход продолжительностью 21 сутки, произведя 10 августа 1941 года 1 торпедную атаку в результате которой на дно пошла немецкая подводная лодка "U-144". Это была первая реально подтвержденная победа балтийских подводников.
В начале октября 1941 года Н.И.Петров был арестован и Военным трибуналом ЛВО 22 октября 1941 года осужден на 10 лет лишения свободы по печально известной 58 статье. Тогда же он был уволен из ВМФ.
Умер находясь в заключении.
17 января 1975 года приговор в отношении Н.И.Петрова отменен и уголовное дело прекращено.
http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_p.php3


кстати в «УТВЕРЖЛЕННОМ ПЕРЕЧНЕ» присутствовал тот же Травкин, разумеется с указанием липового боевого счета, ….

наше отношение к военной истории – выдумывание сладких мифов, оправданий, воспевание «героической гибели» в самых тупых и бездарных вариантах действий, критический анализ это «охаивание» …

одним из последних примеров этого, на этом форуме является –
http://nvs.rpf.ru/nvs/forum/0/co/107032.htm

Сегодня на ТОФе мы имеем «Варяг», «Кореец», «Ослябя», «Пересвет» (последний это вообще КЛИНИЧЕСКИЙ случай, с учетом его «боевых успехов» и того, что он стал японским трофеем – командование корабля даже не почесалось взорвать корабль перед сдачей Порт-Артура)

При всем при этом у нас забыт «Амур», корабль действительно добившийся наибольшего боевого успеха в истории Российского флота, забыты многие командиры ПЛ добившиеся реальных побед в ВОВ, до сих пор появляется (и ей благодарно внемлют!) выступления и публикации подобные приведенной hardenом …

Вперед, к новой Цусиме?!?!?!