Еще в восьмидесятые годы мимо пункта материально-технического обеспечения (ПМТО) ВМФ СССР, расположенного в Красном море на архипелаге Дах-лак, не проходил ни один советский корабль. Четырнадцать лет назад пункт был свернут, а его сотрудники и какая-то часть имущества эвакуированы на кораблях 8-й оперативной эскадры (ОПЭСК). В 1990 году гражданская война в Эфиопии между правительством Менгисту Хайле Мариама и национальным фронтом освобождения Эритреи (НФОЭ) подходила к своему драматическому концу. Ее финал был предрешен и складывался отнюдь не в интересах нашей страны, помогавшей режиму Мариама. Впрочем, к тому времени это обстоятельство уже не имело какого-либо значения. До окончательного развала великой страны оставалось немногим более года. Наверное, поэтому последовавшее вскоре прекращение существования и самой 8-й ОПЭСК осталось почти незамеченным.
ЧУЖАЯ ВОЙНА
Боевые действия в регионе только набирали обороты, когда морской тральщик «Разведчик» капитана 3 ранга Виктора Носенко, входивший в состав ордена Ушакова I степени бригады тральщиков ЧФ, прибыл в район архипелага. Когда-то Дахлак был знаменит находившейся там итальянской тюрьмой, из которой, говорят, никто даже не пытался убегать: выжженная солнцем земля кишела ядовитыми змеями, а Красное море исправно «патрулировалось» акулами. К тому времени, когда тральщик ошвартовался у выделенного ему плавпричала, ПМТО включал в себя плавмастерскую, плавдок, склады горючего и поселок, состоявший из улочки домов барачного типа, в которых проживали семьи советских военнослужащих. Сохранившийся фрагмент тюремной стены украшал плакат со словами: «Слава морской пехоте ВМФ СССР!». Сами морские пехотинцы размещались на тихоокеанском БДК и несли боевое дежурство в окрестностях пункта на раскаленном от зноя БМП.
После непродолжительной стоянки черноморский тральщик направился в район Персидского залива для выполнения задач боевого траления. Немного не дойдя до острова Сокотра, корабль получил распоряжение срочно возвращаться обратно для обеспечения конвоя советских судов в Красном море. Это решение было воспринято черноморцами с большим энтузиазмом: не хотелось вступать в контакт со штабом эскадры, успела понравиться привольная «дахлацкая» жизнь, хотелось живой, боевой работы.
Накануне НФОЭ захватил Массауа -главный порт Эфиопии, где базировались корабли ее ВМС. Их остатки бросились на остров Дахлак, фактически под прикрытие советского ПМТО.
Наученное горьким опытом только что закончившейся для советского «ограниченного контингента» войны в Афганистане, руководство СССР пыталось избежать вмешательства в чужой внутригосударственный конфликт. Однако логика присутствия в зоне активного вооруженного противоборства все же втянула в него и советские корабли. Ночами эритрийцы совершали дерзкие налеты на своих бывших сограждан. Приходилось браться за оружие и советским морякам. Лидеры НФОЭ предупредили «по-хорошему» руководство ПМТО, что все советские суда, следующие на Дахлак, и обратно будут подвергаться нападениям.
В серьезность намерений «сепаратистов» черноморцы поверили в день своего возвращения на ПМТО. Когда до острова оставалось всего несколько миль, рядом с тральщиком стали вырастать султаны взрывов, а вдали возникла группа кораблей, ведущих интенсивный огонь. Экипаж приготовился к бою с превосходящими силами противника. Но настоящему сражению суждено было состояться не в тот день. Как выяснилось чуть позже, «Разведчик» встречали тогда наши корабли, подавлявшие на островах огневые точки эритрийцев - реактивные установки системы «Град», из которых те обстреливали тральщик.
Для выполнения задач конвоирования «Разведчику» «нарезали» зону наиболее вероятной активности бойцов НФОЭ -десятимильную зону в районе острова Шума.
Первый конвой в составе сухогруза и черноморского танкера «Иман» был густо обстрелян с почти невидимых островов. Один из реактивных снарядов, разорвавшийся в пяти метрах от танкера, осыпал его верхнюю палубу и надстройку осколками, ставшими потом ценными амулетами для моряков. «Разведчик» прикрыл «Иман» своим бортом и выставил дымзавесу. С того памятного дня «подставлять свой борт» стало новой работой морского тральщика, а запускать по «верхней» трансляции песню Александра Розенбаума «Я - корабль конвоя!» в начале и по завершении операции - традицией экипажа.
Ей изменили лишь однажды, когда с Дахлака эвакуировали семьи военнослужащих ПМТО - 21 женщину и 17 детей. Решение доставить их в порт Аден на танкере «Иман» поначалу вызвало бурный протест у жен сотрудников пункта и молчаливое неодобрение «служивой» части «островитян». В адрес командования 8-й ОПЭСК направлялись полные возмущения и тревоги телеграммы. Но обстановка вокруг Дахлака обострялась с каждым днем, и выбор - «из двух зол» - пал все-таки на взрывоопасный «Иман». При этом все осознавали, что попадание в танкер хотя бы одного реактивного снаряда имело бы для его пассажиров самые трагические последствия.
В тишине предрассветных сумерек конвой вышел из базы, соблюдая всевозможные меры скрытности. Этот поход оказался самым тяжелым по психологическому напряжению его участников и относительно спокойным по обстановке на маршруте следования. Тогда все, слава Богу, обошлось.
Тем не менее в дальнейшем передвижение конвоев было решено проводить только ночью. Однако, как показал опыт, и эта мера не смогла ввести в заблуждение эритрейцев, видимо, имевших на островах своих наблюдателей. «Разведчику» приходилось выходить в конвой по два раза в неделю. До зоны обстрела его встречал и провожал феодосийский артиллерийский катер АК-312 капитана 3 ранга Николая Белого.
Вечером 13 мая тральщик вышел на внешний рейд острова, чтобы глубокой ночью начать движение вместе с очередным объектом защиты - на этот раз дальневосточным танкером «Интернационал». Его пожилой капитан скептически выслушал все наставления командира тральщика, разрешив, на всякий случай, офицеру не бросать в беде тихоходный танкер.
В три часа начали конвоирование, на подходе к зоне обстрела, как обычно, объявили «Боевую тревогу». Прикрыли высокие борта «Интернационала», когда с островов раздались залпы «Градов». После четырех наконец-то прошли опасный район, установили вторую боевую готовность, сменили вахту на постах. Их вернул на место очередной сигнал тревоги: экраны станций обнаружения высветили четыре точки, выскочившие вдогонку за конвоем из-за острова Шума. Через восемь минут, на расстоянии 9 кабельтовых, они перестроились в «волчью стаю».
Ночную мглу прочертили трассеры. Это эритрейские катера шведской постройки открыли огонь по конвою из крупнокалиберных пулеметов. «Волчья стая», производя залпы из 106-миллиметровых безоткатных орудий, приблизилась к тральщику с кормовых углов на дистанцию до полутора кабельтовых.
Командир «Разведчик» передал на эскадру сигнал «Подвергся нападению, вступил в бой». «Интернационалу» было рекомендовано отрываться от преследования. Морской тральщик дал самый полный вперед и открыл огонь из всего (кроме РБУ), имеющегося на его борту вооружения. Корабль, ложась с борта на борт, изо всех сил бежал по ночным водам Красного моря, мучительно содрогался от попаданий в корпус и от залпов собственных орудий. Стреляли его кормовая артустановка, малая зенитная артиллерия и два крупнокалиберных пулемета ДШК «Утес» (образца 1943 года), установленных на тыльной стороне мостика. Из них вели огонь второй штурман лейтенант Дмитрий Самохвалов и гидроакустик старшина 2-й статьи Игорь Швец. Кроме того, в бой вступили автоматчики из группы огневого противодействия, возглавляемой старшиной минной команды мичманом Николаем Ледовских. К следующему конвою группу пришлось усилить установленными на корме двумя капризными крупнокалиберными пулеметами Владимирова, а гнезда автоматчиков укрепить мешками с песком.
Склонившись над картой, штурман старший лейтенант Сергей Желнин, словно игнорируя происходящее, продолжал прокладывать курс, давал рекомендации ходовому мостику. Дистанция до танкера стремительно увеличивалась. Вопреки заверениям его капитана 22-летний «Интернационал» смог развить скорость свыше 15 узлов, вместо обещанных девяти!
- ПЭЖ! Обороты! Михалыч! Сережа! Обороты! - приказывает и просит динамик в ПЭЖе тральщика голосом его командира. Напротив поста в дымном коридоре сидят испуганные моряки из аварийной партии боцмана мичмана Леонида Михайленко. В блестящих огнеупорных комбинезонах они похожи на терпящих бедствие астронавтов.
- Хорошо! - невозмутимо отвечает мостику механик капитан-лейтенант Сергей Херсонец, прихлебывая из огромного чайника. Главные двигатели и так выдают намного больше, чем могут. Их бережет бездушная автоматика, устанавливая допустимые обороты. Пришлось снять ограничители. Обороты на валолиниях стали запредельными - 330. Ход для пахаря моря неслыханный - 16 узлов! Пошли на отрыв, но такой «форсаж» можно было позволить лишь на несколько минут.
В вибрирующую штурманскую рубку внесли раненного в ногу Игоря Швеца. Фельдшер старший мичман Михаил Пе-ревертайло оказал ему первую медицинскую помощь. Находящимся рядом офицерам эта кровавая картина мужества не прибавила.
Были ли они тогда безоглядно храбры? Пожалуй, нет. Наверное, не бывает массового героизма в «рафинированном» виде, особенно когда никто не может гарантировать личной безопасности. Рядом со спокойным мужеством и удивительной отвагой оказывалась заурядная трусость. Каждый оставался со своими страхами один на один. Каждый делал свой выбор.
На ходовой мостик заглянул оглохший от перестрелки Дмитрий Самохвалов и сообщил, что его «Утес» заклинило. Командир приказал осмотреть пулемет командиру БЧ-2-3 лейтенанту Александру Емельянову. Но молодой офицер неожиданно лег на палубу, прикрывшись руками. Тогда командир дал аналогичное приказание своему помощнику - старшему лейтенанту Олегу Боровскому. Тот пнул бессмысленно улыбающегося Емельянова, присел рядом с ним на корточки и стал злой скороговоркой объяснять, что не собирается лезть под пули вместо «бычка», да к тому же без бронежилета и каски. Потом эти офицеры настойчиво хлопотали о наградах, а Боровский даже небезуспешно. Свидетелей той постыдной сцены было мало. Им никто так и не припомнил тот случай, не наказал за невыполнение приказа командира в бою. Однако через некоторое время оба ушли с корабля, а затем и совсем уволились в запас, перейдя служить в милицию.
В разведку на верхнюю палубу отправился замполит. Каски и бронежилеты - тут помощник оказался прав - были предусмотрены только для членов группы огневого противодействия. Снаружи творилось невообразимое: фальштруба вулканировала мощными снопами искр, кормовая установка изрыгала огонь, сети трассирующего огня раскинулись между тральщиком и катерами. При свете чужой опрокинутой луны можно было рассмотреть лишь спины перебегающих с борта на борт автоматчиков. Самохвалов продолжал выпускать короткие очереди из «Утеса» своего раненого товарища.
В стальном гнезде визирной колонки крутился, хрипло матерясь, старшина 1-й статьи Александр Невзрачный. О месте нахождения целей можно было только догадываться по исходящим от них трассерам. Наконец, Саше, видимо, удалось поймать в перекрестье прицела головной катер, вовремя нажать на гашетку. За кормой раздался мощный взрыв. Минуту спустя радиометрист доложил, что на его экране остались только три цели.
«...Остальные катера позорно скрылись за островами, - передали по циркуляру кораблям эскадры слова комэска контр-адмирала Валерия Сергеева. -Восхищены мужеством и доблестью черноморцев!»
Эту сообщение «Разведчик» получит только на пути в базу, а тогда приходилось принимать телеграммы иного содержания. На четвертой минуте боя с 8-й ОПЭСК поступила команда «В бой не вступать. Осмотреться!». После донесений тральщика о ходе первых минут операции из штаба пришел запрос о количестве израсходованного боезапаса и указания по ведению огня. Были также затребованы биографические данные на командира и его заместителя по политчасти, а также на раненого гидроакустика. «Несоюзного» старшину рекомендовали немедленно принять в члены ВЛКСМ. Об исполнении чего было немедленно доложено. Так, еще не придя в себя от боли, Игорь стал комсомольцем.
С рассветом наконец все стихло. Современный морской бой, как и учили, оказался действительно скоротечен. По записям в журнале боевых действий получалось, что он длился всего восемь минут: - с 4.48 до 4.56. Командир распорядился осмотреться на боевых постах, доложить о раненых и обнаруженных неисправностях. Экипаж, за исключением гидроакустика И.Швеца, остался цел и невредим. Однако корабль получил многочисленные мелкие повреждения и пробоины, на нем были перебиты некоторые кабель-трассы, заметно посечена мачта. Во время боя разрывная пуля раскаленным шмелем влетела в центральный пост РЛС, изумила до немоты артиллерийских радиометристов, но никого не задела. Замполит оказался, скорее морально, чем физически - травмирован свалившимся на него огромным чайником с чуть теплым чаем. Убедившись, что ранен не смертельно, он пришел в себя и продолжил выполнение своих обязанностей.
Ликование экипажа не имело предела. Всю ночь, находясь в возбуждении от боя, многие моряки никак не могли уснуть, делились впечатлениями друг с другом, бродили по своему маленькому кораблю.
Как водится на флоте, поспешили списать под чрезвычайную ситуацию свои старые долги. Думаю, за давностью лет этот скромный грешок должен быть им прощен. Механик добился от командира включения в ЖБД фразы о безвозвратно вытекшей некоторой массе фреона. Опытные мичмана советовали заму «под шумок» избавиться наконец от опостылевшего старенького телевизора.
В тот самый день (а это был понедельник) по плану предстояли занятия с моряками на тему подвига команды 20-пушеч-ного брига «Меркурия» 14 мая 1829 года, принявшего бой с двумя турецкими линейными кораблями. Как ни странно, но тогда на это совпадение никто не обратил впечатления.
Началась, наверное, не менее горячая, чем бой, пора авральной подготовки отчетов, отправки телеграмм. Командира на связь вызвал Посол СССР в Эфиопии, то и дело посылала уточняющие запросы эскадра. Прикомандированный на корабль боевой службы оперуполномоченный особого отдела КГБ капитан 3 ранга Александр Мальков разбирался с тремя бойцами из группы огневого противодействия, чьи магазины автоматов оказались неизрасходованными. Подозрение «особиста» вызвал тот «нехороший» факт, что все трое были призваны из республик Прибалтики, в которых к тому времени усилились сепаратистские настроения. Как выяснилось, все ребята оказались из «прижимистых» литовских хуторов, противника не наблюдали, поэтому впустую тратить патроны, паля вслепую, по-крестьянски поскупились.
Уже вернувшись на Дахлак, моряки узнали, что в программе «Время» прошло сообщение об инциденте, случившемся в Красном море с советским танкером «Интернационал». О заслонившем его «Разведчике», разумеется, не было ни слова. Как говорилось в анекдотах тех лет, « с нашей стороны потерь нет».
К тому времени начались регулярные ночные обстрелы самого ПМТО. Некоторым из кораблей удавалось в эти часы уходить в море для маневрирования, остальные были вынуждены томиться у своих затемненных причалов, надеясь, что на этот раз пронесет. В один из таких дней на Дахлаке побывал заместитель начальника тыла ВМФ вице-адмирал Игорь Ма-хонин. Говорят, именно тогда в руководстве флота окончательно поверили, что доклады о ведении полноценных боевых действий на Красном море не преувеличены.
Многие опытные офицеры, отдавая должное боевым качествам черноморцев, с сочувствием предупреждали о возможных неприятных последствиях этого боя. На борт «Разведчика» немедленно прибыл его первый командир -
советник командующего ВМС Эфиопии капитан 1 ранга Юрий Кутьев. В приватной беседе он признался, что его любимый тральщик стал для многих руководителей большой политической проблемой. Все понимали, что результаты ее решения могли по воле случая оказаться диаметрально противоположными: или отзыв «проштрафившегося» тральщика в Севастополь, с последующими кадровыми оргвыводами, или поощрение командира и отличившихся за решительные действия. Как говорится, «или грудь в крестах, или голова в кустах».
Как бы то ни было, командир действовал в экстремальной ситуации на свой страх и риск. Он отвечал прежде всего за танкер и свой корабль, и у него не было времени на согласование своих действий с вышестоящими штабами. Печальной памяти перелет Руста в восемьдесят седьмом году показал, как трудно найти в этих структурах желающих принять на себя всю полноту ответственности. Кроме того, Виктор Носенко полностью выполнил боевое распоряжение на конвой, в котором предусматривалось применение оружия на самооборону или оборону охраняемых объектов в случае нападения.
Вскоре «Разведчику» поступило распоряжение встретить госпитальное судно «Енисей», доктора которого оказали помощь раненому гидроакустику. Пополнил корабль и боезапас, что могло означать продолжение боевой службы.
Как уже говорилось, в наиболее опасных зонах вместе с тральщиком в проводке конвоя участвовал артиллерийский катер капитана 3 ранга Николая Белого. 27 мая, когда «Разведчик» находился в порту Аден, катеру была поставлена задача: доставить 70 уволенных в запас моряков на «Енисей», следовавший в Севастополь. В пути АК-213 был атакован и окружен четырьмя эритрей-скими катерами, которые потребовали от советских моряков немедленной сдачи в плен. По флотской традиции командир провел короткое совещание со своими офицерами - штурманом Александром Стрельцовым, механиком Олегом Киселевым и помощником Андреем Ма-ловым. Попытались избежать и, решительно маневрируя, прорвать блокаду. Это катеру каким-то образом удалось. Чтобы сбить с толку преследователей, Николай Белый решился применить необычный прием - сбросить глубинную бомбу. Как ни удивительно, но это сработало. Головной катер противника взлетел в воздух и опрокинулся на пузыре подводного взрыва. Потом Николай Степанович немного лукавил, докладывая о произведенных им сложных расчетах на нетрадиционное использование оружия. После высадки на «Енисей», ошалевших от такого перехода «дембелей» катер вновь встретился со своими старыми «знакомыми», поджидавшими его в проливе Массауа. Завязался бой, в ходе которого комендоры Андрея Малова уничтожили еще одну единицу эритрейцев. Так что и в случае с АК-213 некоторые аналогии со знаменитым бригом «Меркурием» вполне уместны.
Вскоре командиру морского тральщика пришло указание представить отличившихся в бою к государственным наградам. В.Носенко составил небольшой список награжденных, рассчитывая потом расширить его по итогам боевой службы. И тогда опытный «особист» подсказал написать представление к награждению на максимальное количество достойных моряков. Таковыми на «Разведчике» признали в первую очередь 20 человек, а потом пожалели, что поскромничали и не полностью использовали столь редкий шанс - отметить всех заслуживших награды людей. Тем более таких хороших распоряжений в дальнейшем не поступало. Командир был представлен к награждению орденом Красной Звезды, механик - к ордену «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени. Дмитрий Самохвалов, Игорь Швец и Александр Невзрачный - к медалям «За отвагу». Мальков оказался прав - национальную традицию «награждения не участвовавших» еще никто не отменял. Позднее наградной список за счет таковых солидно пополнился.
Всего МТЩ «Разведчик» осуществил 29 проводок за тралом и конвоирование 52 судов. Одиннадцать из этих конвоев были обстреляны реактивными снарядами противника. В августе девяностого черноморца сменил тихоокеанский МТЩ «Параван». На пути в Севастополь «Разведчик» встретился с черноморским МПК «Молдавский комсомолец», направлявшимся в Красное море.
В 1991 году на торжественном собрании, посвященном Дню СА и ВМФ, командующий Черноморским флотом адмирал Михаил Хронопуло вручил новому командиру корабля капитан-лейтенанту Игорю Текунову Вымпел Министра обороны СССР: «Экипажу морского тральщика «Разведчик» за мужество и воинскую доблесть, проявленные на учениях и в морских походах». Виктор Носенко к тому времени учился в Военно-морской академии, будучи зачисленным туда приказом Главнокомандующего ВМФ без экзаменов. Свои награды моряки «Разведчика» получили 23 февраля 1991 года из рук командира части ОВРа капитана 1 ранга Евгения Орлова. Через девять месяцев он провожал корабль на боевую службу в район Южной Атлантики, где экипаж «Разведчика» вновь отличился в экстремальной ситуации. Но это, как говорится, уже другая история.
СИГНАЛ «БАРРАКУДА»
Так назывался тревожный позывной, который использовали советские рыболовецкие суда в случае нападения на них пиратов или «визита» других непрошенных гостей. Морскому тральщику «Разведчик» капитана 3 ранга Игоря Текунова, несшему с октября 1991 года бремя охраны более ста пятидесяти траулеров в обширном регионе Южной Атлантики, доводилось принимать его не раз. Часто тревога оказывалась напрасной, и если уж приходилось выручать рыбаков, то в основном предоставляя им медицинские услуги или помогая распутывать винты. Ни профессиональных докторов, ни подготовленных водолазов на траулерах не водилось. За помощью обращались даже капитаны эстонских судов, старавшиеся держаться независимо согласно новому статусу своей республики. Черноморцы не отказывали никому. Прикомандированному хирургу подполковнику медицинской службы Казбеку Дза-рахохову и нештатному водолазу старшему лейтенанту Сергею Бекешу практики в том походе хватало. К тому же благодарные рыбаки всегда делились с экипажем тральщика всем тем, что ловилось в океане. В том числе и барракудами (зубастыми морскими щуками), которых боцман мичман Леонид Михайленко умел отлично фаршировать.
Репродукция с картины «Сигнэл «Барракуда» заслуженного художника Автономной республики Крым А.Лубянова
На этот раз тревожный сигнал, полученный радистами в воскресное утро 3 ноября, исходил от архангельского ПСТ «Ачинска» и мурманского БМРТ «Домодедово», задержанных тремя марокканскими сторожевиками за производственную деятельность за пределами разрешенного района промысла. Капитаны этих судов знали, чем рискуют, занимаясь своим прибыльным делом в чужом «огороде». Советских рыбаков ждали буксировка в порт Дахла, арест команды, судов и улова, а затем, после длительных проволочек, выкуп вполне соизмеримый с требованиями нынешних террористов.
Наша страна агонизировала и уже не могла адекватно реагировать на подобные инциденты. О хронике ее распада ежедневно рассказывали морякам радиостанции «Голос Родины» и «Маяк». Просчитались тогда марокканцы только в одном - экипажи пока еще советских судов находились под защитой русских моряков. За них был готов подставить свой борт экипаж тральщика, на крыле ходового мостика которого белела звезда за подбитый в Красном море катер противника.
Капитан 3 ранга Игорь Текунов связался по радио с капитанами траулеров и порекомендовал им снизить ход до минимального, имитируя поломку. А в этот момент тральщик уже мчался на пределе своих возможностей в район инцидента, чтобы успеть перехватить конвой до границы тервод. Нагнали его только через три часа. Согласно первоначальным координатам суда находились в 12 милях от точки якорной стоянки тральщика, в законной промысловой зоне, однако в указанном месте никого не оказалось. Выяснилось, что капитаны дали их с ошибкой на целый градус по широте (видимо, для отчета перед своим руководством). Переговоры по радио с марокканскими кораблями, как и ожидалось, ни к чему не привели. Оценив обстановку, командир «Разведчика» принял решение: опасно маневрируя, заставить марокканцев разжать свои тиски. На случай, если эволюции тральщика не достигнут своей цели, высадить на один из траулеров абордажную группу для оказания вооруженного сопротивления. Возглавить ее приказали бывшему замполиту корабля, отстраненному от дел в ходе деполитизации, и выполнявшему в походе обязанности вахтенного офицера.
Судя по всему, отчаянный вираж советского корабля испугал и озадачил марокканцев. Один из сторожевиков, спасая свои борта, отвернул в сторону, тем самым позволив ему занять место по правому борту траулеров и перестроиться в строй обратного клина с минимальной траверзной дистанцией 5-10 метров. Близилисьтерводы Марокко, и «Разведчик», поспешив закрепить инициативу, стал уводить соотечественников в открытый океан, выполняя маневры одновременных поворотов на небольшие углы. Марокканцы через какое то время пришли в себя, окружили конвой и, наведя на тральщик орудия, по громкой связи стали призывать командира к благоразумию. Исчерпав все доводы, ближайший сторожевик, шедший в пятидесяти метрах на траверзе «Разведчика», начал «последний» отсчет, который пришлось повторить неоднократно. Орудия тральщика были вынуждены оставаться неподвижными.
Зато на юте бойцы абордажной группы, состоявшей в основном из представителей южных республик, готовились к выполнению древней пиратской команды - «на абордаж!». Пока их предводитель, укрывшись за «чемоданом» акустического трала, пытался унять предательскую дрожь в ноге, парни невозмутимо распределяли мишени на ближайшем сторожевике, проверяли оружие и снаряжение, живо обсуждали технические детали предстоявшей операции. Глядя на них, офицер понял, что эти ребята в буквальном смысле пойдут за ним в огонь и в воду. Может, их отчаянное мужество держалось на романтическом восприятии действительности, мальчишеской задиристости или обреченном понимании, что в огне неравного боя, случись таковой, «брода» все равно не будет, но моряки под стволами чужих орудий спокойно готовились пролить, если понадобится, чужую и свою кровь. И тогда бывший замполит наверное впервые пожалел, что на советских кораблях не предусмотрены должности батюшек, хотя большинство его бойцов нуждались в благословении муллы.
Марокканцы предупредили, что ждут пополнение - поддержку авиации и еще один корабль. Суммарной огневой мощи у трех сторожевиков испанской постройки было более чем достаточно, чтобы нанести тральщику невосполнимые потери, но четвертый все же подошел, облетел конвой и самолет разведки.
Все это время Текунов вел непрерывные переговоры по радио с командиром головного сторожевика с требованием прекратить пиратские действия, на что тот неизменно напоминал о пятиминутной готовности на открытие огня, продолжая предпринимать попытки разбить строй советских судов.
ЦКП ВМФ СССР, с которым «Разведчик» поддерживал связь, рекомендовал его экипажу «соблюдать выдержку и спокойствие, не поддаваться на провокации», а также сообщил, что об инциденте доложено Президенту СССР.
Если Михаилу Сергеевичу Горбачеву действительно докладывали о бедовом морском тральщике 14 мая 1990 года и 19 августа девяносто первого, когда «Разведчик» дежурил на рейде его Фо-росской дачи, он должен был уже вспомнить это название. Но скорее всего, первому и последнему Президенту государства, неотвратимо исчезавшего с политической карты мира, было не до какого-то там тральщика, сцепившегося на этот раз из-за рыбаков.
Противостояние продолжалось уже восьмой час, когда марокканские корабли поворотом «все вдруг» отвернули в сторону и стали удаляться от нашего конвоя.
Команды «Ачинска» и «Домодедово» ликовали, задиристо просили черноморцев поделиться оружием, обещали угостить бананами и не только. А моряки устали, проголодались и хотели получить хотя бы свой воскресный обед.
Рыбаки слово свое не сдержали. Кто знает, может, поэтому на них день за днем стали сыпаться несчастья: погиб по неосторожности четвертый механик «Ачинска», потеряли сеть, судовая собака погибла, попав в ленту транспортера, пришло известие об ограблении дачи капитана. Все это, в конце концов, заставило их покинуть район промысла и вернуться в свои базы.
Недолго оставалось защищать советское рыболовство и «Разведчику». В декабре все советские корабли стали отзываться с боевой службы. Они возвращались домой, чтобы там встретить конец своей державы. Командир написал наградное представление на отличившихся: штурмана Дмитрия Самохвалова, минера Сергея Бекеша и многих других отважных моряков, но, как потом оказалось, все было безрезультатно - к моменту возвращения корабля в Севастополь не стало самой страны, чьи траулеры экипаж тральщика настырно защищал в Южной Атлантике. Не признаны моряки «Разведчика», принявшие бой с эрит-рейцами 14 мая 1990 года, и участниками боевых действий. Та операция просто не попала в рамки соответствующей директивы, определявшей районы боевых действий до 1979 года. К несчастью, у России слишком много сынов, претендующих на статус граждан, защищавших ее интересы в бою. Никак не затухают на ее теле «горячие точки» боли. Видно, на всех ее забытых бойцов так и не хватит ни наград, ни удостоверяющих «корочек», ни скромных льгот.
Командир Крымской ВМБ контр-адмирал Борис Кожин, встречавший МТЩ «Разведчик» с боевой службы, через некоторое время возглавил образованные ВМС Украины. Подчиненная ему часть ОВРа должна была, по его замыслу, стать в их строительстве первым кирпичом. Однако твердой волей моряков-овровцев и их командира, капитана 1 ранга Евгения Орлова, она стала одним из первых неприступных редутов в борьбе за сохранение для России ее Черноморского флота.
Из того противостояния, уже с бывшими сослуживцами, длившегося пять с половиной лет, экипаж морского тральщика «Разведчик» на этот раз не вышел победителем. В году флоторазде-ла выпускник ВМА капитан 2 ранга В.Носенко, не удовлетворенный предложениями кадровых органов ЧФ, перешел в новообразованные ВМС Украины. А при разделе Черноморского флота в 1997 году участвовал в приемке тральщика в состав украинских ВМС под именем «Черкассы».
Иногда корабль можно увидеть на внутреннем рейде Севастопольской бухты. Этот тральщик остается узнаваемым, несмотря на то, что он, как и другие украинские корабли окрашен в темно-серый цвет и на крыльях его ходового мостика уже не горит его знаменитая звезда.
Членам экипажа «Разведчика» пришлось продолжить службу на других кораблях и в частях Черноморского флота. А 14 мая его моряки стараются собраться вместе в одном из сквериков севастопольского парка Победы. Но на эту встречу удается выбраться далеко не всем.
