>За гибелью экипажа подлодки “К-159” с земли и воды наблюдали 5 часов
>То августовское утро, как назло, было туманным, моросил противный мелкий дождь. Но люди все равно пришли на причал, потому что для забытой богом заполярной Гремихи это было событием: уход подлодки в последнее плавание — на утилизацию. Старушка “К-159” порядком послужила Отечеству и теперь уходила на покой торжественно, с гордо поднятым Андреевским флагом. Экипаж — 10 человек — вытянулся на борту в струнку, отдавая честь...
> На пирсе пришлось побороться с тросом, державшим подлодку: он запутался, как будто причал не желал отпускать в море старую приятельницу.
> А может, это был знак?
> ...Вот уже полгода “К-159” вместе с экипажем лежит на дне Баренцева моря, а ответа не вопрос, кто виноват в нелепой трагедии и бессмысленной гибели людей, нет. Спецкор “МК” отправился в Североморск, где сейчас идет суд по делу о катастрофе подлодки. На скамье подсудимых всего один человек — командующий Северным флотом адмирал Геннадий Сучков.
> Сообщения информагентств были кратки: “Подлодка “К-159” затонула около 3.00 в ночь с 29 на 30 августа в Баренцевом море в 3 милях от острова Кильдин. На борту находились 10 членов экипажа. Буксировка “К-159” для утилизации на судоремонтном заводе в г. Снежногорске началась 28 августа. Она проводилась с помощью 4 понтонов. В штормовых условиях понтоны оторвались, и подлодка затонула. Спасательной группе удалось найти тела двух погибших моряков и спасти ст. лейтенанта Цыбульского”.
> Многочасовая борьба подводников за живучесть лодки, слезы вдов и главное — кто виноват в трагедии — осталось “за кадром”.
> — В ту ночь я долго не могла заснуть, — память в который раз возвращает Валентину Лаппу на полгода назад, когда в подлодке боролся за жизнь ее муж, командир экипажа Сергей Лаппа. Она уже может держать себя в руках и говорить о трагедии, отобравшей счастье у нее и двух детей, так похожих на отца, без слез. — Я все ходила по дому, чего-то перебирала... Зачем-то подошла к Сережиной жилетке и уткнулась в нее... Не помню, как заснула.
> Утром раздался телефонный звонок:
> — Валечка, ты только не волнуйся... С нашей лодкой — беда, — голос на другом конце провода заикался от волнения. — Утонула...
> Шока не было. Сразу подумалось: лодка утонула, да и бог с ней, — людей-то спасли!
> Валя принялась звонить оперативному дежурному, но тот мог лишь подтвердить, что и так уже все знали: лодка утонула. Жив ли экипаж — неизвестно. Говорят, кого-то спасли...
> 30 августа к 12 часам все женщины экипажа “К-159” собрались в квартире Лаппа: Оля Князева, Таня Смирнова, Юля Алешкина, Инна Соколова... У них теперь тоже был экипаж.
> — Весь этот день ничего точно не было известно о наших мужьях, еще шли поиски, — продолжает Валентина. — Я никак не могла поверить, что мой Сережка, такой большой и сильный, вдруг погиб. Да он всегда из любой ситуации мог найти выход...
>За живучесть подлодки — “отлично”
> Судьба свела их 21 год назад, далеко от севера — в Крыму. В 1979 г. Сергей Лаппа приехал в Севастополь, Валечкин родной город, из Алтайского края: он с детства грезил морем и после школы рванул в военно-морское училище. Несмотря на завидную внешность, о девчонках курсантик тогда и не помышлял: учеба важнее.
> — Вот, посмотрите его аттестат! — Валентина с гордостью достает сложенную вчетверо бумажку. — Все четверки и пятерки.
> Мой взгляд упирается в одну строчку: “Живучесть подлодки — “отлично”. Невольно провожу параллель: за живучесть “К-159” бывший курсант Сергей Лаппа боролся 5 часов!
> — Мы с Сережей познакомились, когда он уже был на 3-м курсе, — Валентина улыбается, опять окунаясь в юность. — Подруга позвала меня в гости 8 Марта — она встречалась с одним курсантом и сказала, что тот придет с другом. И я пошла просто за компанию, праздник отметить. А этим другом оказался Сережа...
> Они поженились через 1,5 года, а потом уехали на север, в Гремиху, местечко далеко не райское. Хоть и расположен поселок на материке, попасть сюда можно только по морю или вертолетом. Отсюда второе название — Островной. Образ жизни — соответствующий, можно сказать, аскетичный. Несколько пятиэтажек, школа, дом культуры.
> Когда-то Гремиха считалась престижным местом службы. Но с развалом СССР все здесь постепенно пришло в упадок. Боевого флота не стало. До недавнего времени на 7 пирсах стояли 16 “отстойных” АПЛ с ядерным топливом на борту — ждали своего часа, чтобы отправиться под нож. Их поддерживали в приличном состоянии те, кто еще не уехал из опустевшего поселка.
> — Сережа успел походить в море, — продолжает Валентина. — У него даже есть медаль “За особые отличия при несении боевой службы”. Командиром “К-159” его назначили 3 года назад. Это только внешне лодка была ржавая, а внутри поддерживался образцовый порядок. Каждый день экипаж собирался на лодке, поднимали флаг, несли вахту...
> К слову, АПЛ “К-159” никогда не отличалась покладистым характером. Она была спущена на воду в 1963 г., но уже через полтора года начала капризничать. К тому времени ее отправили на службу в Северную Атлантику — наводить страх на Восточное побережье США. 2 марта 1965 г., когда “К-159” уже вышла в море, обнаружилась микротечь левого конденсатора. Решили не рисковать — вернулись на базу.
> А дальше пошло-поехало: то одно, то другое. Из-за большого количества неисправностей лодку стали использовать лишь для кратковременных выходов в море. Но потом все же решили, что так не годится: лодка-то новая... Два года ее ремонтировали в Северодвинске, и в июне 1969-го она отправилась патрулировать Карибское море и Мексиканский залив. За 65 суток лодка прошла под водой 17643 мили. Затем... снова ремонт. Но зато потом она работала бесперебойно. Ее вывели из боевого состава ВМФ в 1993 г. Экипаж на ней то и дело менялся, но перед утилизацией собрались самые-самые. Каждый подводник — личность.
>“Ну, точно моряком будешь!”
> В апреле Тане Смирновой снился сон. Как будто глаза у нее открыты, но она ничего не видит. Темно, холодно и страшно. И вдруг — высокая волна. Она нависает над Таней, и та уже ничего не может сделать — ни убежать, ни спрятаться. Волна опускается ниже и ниже, накрывает ее...
> Она проснулась в холодном поту. Хорошо, что рядом был муж, Женька.
> — Я ему тогда рассказала этот сон, — у Татьяны от тяжелых воспоминаний трясутся руки. — Мы подумали: может, Островной наш волна накроет?.. А теперь я понимаю, что мне показали картину, которую видел в момент гибели Женя. Я глядела его глазами...
> Евгений Смирнов, командир отделения турбинистов, старшина 1-й статьи, попал в Гремиху матросом-срочником в 1991 г., да так там и остался. А потом из Арзамаса еще и жену привез. С сынишкой Даней.
> — Когда Жене было 3 года, он в озере тонул, в своей деревне в Кировской области, — рассказывает Таня. — Хорошо его мама вовремя вытащила. Он с тех пор ужасно воды боялся, а мама ему сказала: “Ну, точно моряком будешь”. Вот и стал моряком. И снова утонул...
> Перед нашим разговором Таня сама себе пообещала: не плакать. Не сдержала слова...
> На “К-159” старшина Смирнов был старожилом — он попал на эту подлодку в 1994-м. Бесконечные вахты, дежурства... Редкий случай: за заслуги его даже представили к медали “За безупречную службу”.
> — Ее вручить должны были еще перед этим походом, — всхлипывает Таня. — Мы так ждали, но из-за чего-то все задерживалось. Решили, что получим ее уже после того, как они отбуксируют “К-159”. У нас вообще были грандиозные планы на будущее. Женька сказал: “Вот вернусь — сразу второго сына родим”. И еще он сказал: “Тань, ты не представляешь, как это здорово — семья. Возвращаешься домой — а за дверью маленькие шажки тебе навстречу...”
> Татьяне Смирновой повезло, если здесь вообще уместно это слово: тело ее мужа, в отличие от других, достали из воды, и она смогла его похоронить.
> Есть могила и у Юрия Жадана, главного электромеханика подлодки. Его похоронила мать, Надежда Васильевна. У Юры не было семьи, несмотря на возраст — 30 лет. Не успел. Все время на службе: в морфлот он попал 18-летним пацаном-матросом и дослужился до капитана III ранга. Личную жизнь откладывал на потом. Говорил, еще успеется...
>“Он полюбил нас четверых”
> История любви супругов Князевых, Андрея и Оли, заслуживает целого романа. Когда они встретились, Андрею Князеву было всего 20, а Ольге — 34. И у нее на руках было трое детей — так сложилась судьба. Кто-то пожмет плечами: мол, окрутила молодого парня. И будут неправы — ведь прожили они вместе 9 лет в любви.
> Разговаривать с Ольгой Князевой тяжелее всего. Обращаться с расспросами неудобно — может, в другой раз?..
> — Вы не обращайте внимания, — говорит Оля, — я всегда такая. Разучилась улыбаться, но вы спрашивайте — я отвечу.
> Оля и Андрей — оба из Уфы. Когда они познакомились, старшая дочка Оли ходила в 3-й класс, а младшие мальчишки — в садик.
> — Он как-то сразу полюбил нас всех четверых, — говорит Оля, держа наготове платок: слезы не оставляют ее ни на минуту. — Я думала, такого не бывает — я же все прекрасно понимаю. Но это было такое чистое чувство — никогда в жизни до него не была я так счастлива... И никогда уже не буду...
> Они расписались в 1995 году, и Андрей без колебаний оформил усыновление всех троих детей. После этого семья переехала в Гремиху, где им сразу дали квартиру. Андрея по контракту приняли на службу на “К-159”. 28 августа он в первый раз выходил в море...
> — У меня в тот день сердце было не на месте. Андрей нервничал, много курил. Последние его слова были: “Береги себя и детей. Я вас очень люблю...” Господи, нам же казалось, что у нас все еще впереди — мы хотели общего ребенка. Ведь не пожил еще! Все пацаны в его возрасте — кто в кафе, кто на танцы. А он — домой, ко мне и к детям. У него даже мобильника никогда не было. Думали, еще купим...
>“Не могу привыкнуть к слову “вдова”
> Ольга Гурова, жена капитана III ранга Михаила Гурова, всегда — все 20 лет службы мужа — волновалась за него, когда тот выходил в море. Не переживала только в этот раз.
> — Я спросила Мишу: это не опасно? Он сказал, что нет. Ведь буксировка — не боевой выход... Не могу привыкнуть к слову “вдова”. Я до сих пор, когда прихожу домой, по привычке говорю: “Миша, я пришла”. А в ответ — тишина... Наш сын Димка в Петербурге учится, и, чтобы не быть одной, я все время на работе пропадаю — иначе можно сойти с ума...
> В свое время Нина Чавчавадзе, жена Грибоедова, поставила на могиле мужа памятник с надписью: “Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?” Ольгу Ивановну Гурову, школьную учительницу, всегда очень трогали эти строчки. Но только теперь она прочувствовала их.
> — Я поняла, что вся моя жизнь с Мишей — это был дар судьбы. И сейчас, знаете, почему-то пока нет ощущения, что его уже не будет. Кажется, что он просто ушел в плавание...
> Наверное, это чувство оттого, что их мужья еще не преданы земле. Нет могилы, рядом с которой они могли бы поговорить с ними, поплакаться, посетовать на судьбу...
> Инна Соколова, например, разговаривает с мужем во сне: Сергей часто ей снится. Он улыбается и рассказывает что-то. Она не запоминает, что говорит муж. Да это и не важно. Главное, что там, по ту сторону жизни, он — живой.
> 25-летний старший лейтенант Сергей Соколов был командиром электротехнической группы. Он недавно закончил университет в Питере по специальности “Атомные подводные лодки”, и для него это был первый выход в море.
> — Говорят, что время лечит. Это неправда, — вздыхает Инна.
> Она осталась одна с двумя детьми.
> У 32-летнего старшего боцмана Алексея Алешкина сиротами остались тоже двое — мальчик и девочка.
> 30-летний Олег Андреев, командир электромеханической боевой части, не успел обзавестись детьми: он только что отгулял на собственной свадьбе.
> 23-летний мичман Роман Куринный был холостым: для женитьбы еще слишком молод. Рома планировал сначала закончить университет — он заочно учился на юрфаке в Твери, — а уж потом...
>Они сидели в консервной банке
> Для всех членов экипажа предстоящая буксировка “К-159” была событием чрезвычайно важным. Каждый словно пересекал какой-то свой жизненный рубеж: многие собирались после этого завершить военную службу и уехать с семьей поближе к цивилизации.
> Сроки буксировки начальство все время переносило — то одно не так, то другое. Женам в связи с этим хлопот хватало.
> — Это же не просто так — сел и поплыл, — рассказывает Валентина Лаппа. — Мы готовились очень тщательно. Ведь на лодке не было ни света, ни воды, ни тепла. И в таких условиях они должны были находиться трое суток! Соответственно, надо было иметь запас еды и теплые вещи. Мы даже фонарики сами покупали.
> 27 августа экипаж весь день просидел в лодке в полной готовности. Но отмашки так и не дождались. “Старт” перенесли на 28-е, несмотря на неблагоприятные прогнозы.
> “К-159” прикрепили к буксиру “СБ-406”, которым командовал капитан II ранга Сергей Жемчужнов. Для придания достаточного запаса плавучести за корпус лодки закрепили 4 понтона. Связь с буксировщиком поддерживалась с помощью радиостанции. Буксировщик, в свою очередь, связывался с КП на земле.
> Что касается спасательных средств — каждому члену экипажа выдали по спасжилету, а к корпусу подлодки привязали спасательный плот. Кроме того, “К-159” сопровождало спасательное судно. Правда, оно страховало сразу две подлодки: через несколько часов следом за “К-159” из Гремихи по тому же маршруту вышла другая АПЛ — “К-370”.
> Погода 28-го утром была не ахти — дождь и туман. В Баренцевом море ожидался шторм в 2—3 балла “с последующим усилением”. Для неуправляемой подлодки болтанка, выражаясь языком летчиков, ощутимая. Одному богу известно, как чувствовали себя на борту — при свете фонариков, без элементарных санитарных удобств, не имея возможности нормально поспать — члены экипажа. По сути они просто сидели в консервной банке.
> Конечно, они — моряки и знали, на что шли. Если бы “К-159” нормально добралась до Снежногорска, этот переход стал бы для подводников просто испытанием — потом они взахлеб рассказывали бы женам, чего натерпелись во чреве субмарины. Но случилась трагедия, а потому теперь важна каждая мелочь.
>Хроника трагедии
> Впервые мы публикуем подробную хронику той ночи, чтобы читатели могли сами сделать выводы, по чьей вине случилась трагедия.
> Итак, первые полтора суток буксировки прошли относительно благополучно.
> 29 августа, 18.00. Плохой прогноз оправдался: поднялся шторм до 4 баллов.Подлодку буквально бросает из стороны в сторону, вверх-вниз. Об этом сообщают на “землю”, сказав буквально, что “монтыхляет” ее хорошо. Буксир запрашивает, что делать: зайти куда-нибудь на мелководье, переждать шторм или двигаться дальше? Уже известно, что на подлодке “затрещали” сварочные швы. Кроме того, с 22 ч ожидается усиление ветра.
> Следует указание: продолжать движение. И даже с увеличенной скоростью — чтобы успеть до усиления ветра (значительная часть пути уже проделана, оставалось только завернуть в Кольский залив).
> 22.00. Скорость на буксире увеличена до 4,5 узла вместо положенных 3-х. Но и шторм усилился до 4,5 балла. “Расшатавшиеся” понтоны с грохотом бьются о корпус субмарины. С “К-159” смывает спасательный плот — единственное средство спасения! Но “наверху” недооценили опасность. Не предпринимается никаких решительных действий. На КП лишь просят... регулярно докладывать обстановку.
> 30 августа, 0.33. С подлодки срывает носовую пару понтонов. Одновременно в отсеки начинает поступать вода. Экипаж пытается бороться с течью. С этого момента “К-159” обречена. Подводники это понимают, и единственное, чего теперь ждут, борясь за живучесть лодки, — спасателей. Но на КП по-прежнему лишь наблюдают за развитием событий.
> 1.18. Наконец-то спасательному отряду на берегу дается боевая тревога. Но спасти людей “водным путем” не представляется возможным: при шторме уже в 5 баллов подойти вплотную к подлодке спасательные катера просто не могут. Покинуть лодку самостоятельно экипаж готов, но это опасно для жизни. Прыгать придется с высоты рубочного люка. Высока вероятность разбиться о корпус лодки или понтоны. Именно в это время в эфире впервые звучит слово “вертолет”. Безусловно, только он мог помочь в этой ситуации. Самое обидное, что он даже был “на низком старте” — до лодки лету от силы 16 минут. Нужна была только отмашка, которую мог дать исключительно командующий флотом. Его приезд на КП ожидают с минуты на минуту.
> 1.36. Экипаж “К-159” обнаруживает, что в 8-й отсек поступает вода. Когда становится ясно, что преградить ей путь не удастся, командир Сергей Лаппа связывается с буксиром и предлагает посадить “К-159” на мель у острова Кильдин — после этого к лодке можно было бы привязать еще несколько понтонов, снять с мели во время прилива. Однако экипажу приказано продолжать борьбу за живучесть корабля.
> 1.53. Вода заполняет и 7-й отсек. Наблюдается сильный крен на корму. Экипаж делает невероятное — лодка все еще на плаву. Тем временем на КП прибывает командующий флотом адмирал Сучков. После этого еще полчаса “берег” запрашивает обстановку на лодке, прикидывает и так и эдак. В результате звучит команда: “Личному составу надеть теплое белье и спасательные жилеты”. Это вместо того, чтобы дать отмашку вертолету!
> 2.35. Обстановка в море накалилась до предела. На буксировщике, не дождавшись помощи с берега, решились на отчаянный шаг — спустить на воду спасательные катера. При трехметровых волнах это просто самоубийство, но другого выхода нет. “К-159” кричит в эфир: “Заливает рубочный люк, давайте делайте же что-нибудь!!!”
> С буксира видели, как огонек на рубке подлодки резко поднялся вверх и так же резко скрылся в волнах... После этого “К-159” в эфир не выходит.
> 2.41. “Берег” разродился приказом: “Курс — на Кильдин-Западный”. Это как раз то, о чем командир экипажа Сергей Лаппа просил еще час назад! Теперь — слишком поздно.
> 2.55. Наконец дана отмашка вертолету: снять с лодки людей.
> К этому времени “К-159” уже лежит на дне Баренцева моря на глубине 238 м.
>Вышли трое — выжил один
> О том, что случилось непоправимое, на КП поняли спустя час (!) после гибели подлодки, когда из воды подняли двух человек. Передали: “Один — живой, один — груз-200”. А ближе к семи часам утра нашли еще одно тело.
> ...Командир экипажа Сергей Лаппа, поняв, что помощи ждать неоткуда, дал приказ подчиненным покинуть лодку. Та уже уходила на дно, поэтому выйти успели всего трое.
> Юрий Жадан, первым прыгая с рубки, судя по всему, сильно ударился — говорят, его тело было сплошь в гематомах. У Евгения Смирнова, покинувшего лодку вторым, в графе “причина смерти” значится “утопление”, хотя скорее всего он погиб от переохлаждения: вода в Баренцевом море была не больше 2 градусов, а он пробыл в ней 4 часа! В живых остался лишь ст. лейтенант Максим Цыбульский. Он выбирался третьим и выжил просто чудом: когда он покидал лодку, та просто ушла у него из-под ног, поэтому он не ударился о железки. И нашли его относительно быстро: в воде он пробыл около часа. Позже Максим вспомнил, что, покидая лодку, он слышал, как ему кричал Роман Куринный: “Я сейчас, только документы возьму...”
>Закрытый суд
> Североморск. Маленькая гостиница “Ваенга”, единственная в закрытом городке. Для вдов она теперь стала вторым домом: они останавливаются в ней, когда приезжают сюда на суд, закрытый от журналистов и общественности. По вечерам, после напряженных заседаний, женщины собираются в одном номере и пытаются разобраться, кто виноват в гибели их мужей.
> — Никакие компенсации нам не заменят наших любимых людей, поэтому мы ничего и не требуем, — в один голос говорят женщины. — Мы просто хотим знать правду.
> С правдой в нашей стране напряженка. Хотя на скамье подсудимых весьма высокий чин — адмирал Сучков, под чьим непосредственным руководством лодка пошла ко дну. Напомню: через несколько дней после трагедии Сучков указом президента был временно отстранен от должности командующего флотом. Позже ему предъявили обвинение по ст. 293 ч. 2 УК РФ (халатность, повлекшая смерть людей).
> Но адмирал виновным себя не признает. Он считает, что во всем виноваты его подчиненные. Адвокат Сучкова Владимир Черкасов прямо так и заявил журналистам: мол, в обвинительном заключении не указано, какие должностные обязанности были нарушены его подзащитным, а все, на чем основано обвинение, касается обязанностей его подчиненных.
> Другими словами, спасать подводников никак не входит в должностные обязанности командующего флотом. Зачем тогда адмирал Сучков вообще среди ночи явился на командный пункт, раз толку от его присутствия было не больше, чем от тени отца Гамлета?..
> В истории о гибели “К-159” есть еще один обвиняемый — командир буксира Сергей Жемчужнов, — но его дело будет рассматриваться отдельно. Жемчужнову вменяется нарушение правил кораблевождения: якобы это он принял решение о начале буксировки, несмотря на надвигающийся шторм.
> Не хочется забегать вперед, но все-таки отмечу, что сроки буксировки утверждаются командующим флотом, а отнюдь не командиром буксира. Жемчужнов сам был поставлен перед фактом: буксировать сейчас, и точка. Да и схему буксировки — на дырявых понтонах — придумал отнюдь не Жемчужнов. Кстати, из-за того, что понтоны не были герметичны, экипажу и пришлось сидеть внутри подлодки: они были вынуждены каждые пять часов компрессором “поддувать” эти конструкции.
> Суду предстоит разобраться еще во множестве вопросов. Например, почему экипаж был так скудно обеспечен спасательными средствами — одними спасжилетами, хотя в арсенале у флота есть современные термогидрокостюмы АРО, которые, по крайней мере, не позволили бы подводникам замерзнуть в ледяной воде? И почему все-таки буксировку “К-159” не отложили, несмотря на надвигающийся шторм?
> По поводу этой спешки есть одно предположение. Дело в том, что на утилизацию наших старых подлодок средства выделили зарубежные спонсоры, озабоченные скоплением “ядерного мусора” на Севере. За полученные финансы надо было срочно отчитываться утилизованными АПЛ — отсюда, возможно, и экстренная задача отбуксировать 16 ржавых подлодок.
> “К-159” была тринадцатой...
>Командующий... командует?
> — На суд из Гремихи в Североморск мы плывем на теплоходе и каждый раз проплываем над местом, где лежат наши мужья, — говорят вдовы. — Это как пытка. Мы умоляем власти: отдайте нам хотя бы тела наших мужчин...
> Главком ВМФ Владимир Куроедов сразу после трагедии пообещал поднять “К-159” в августе—сентябре нынешнего года. Однако месяц назад он сделал другое заявление: “В этом году мы технически не успеем все завершить... Мы поднимем тогда, когда будем готовы”.
> Срок весьма расплывчатый. Конечно, слезы нескольких вдов — ничто по сравнению с проблемами государственной важности.
> — Морально очень тяжело участвовать в этом суде, — говорит в интервью “МК” представитель потерпевших Светлана Белова, адвокат МГКА. — У нас в зале заседаний иногда даже врач дежурит, потому что реакция на происходящее у женщин бывает самая разная... Для меня, человека далекого от армии, совершенно очевидно, что военнослужащие изначально настроены так, чтобы в первую очередь спасать железо, а потом уже людей. И адмирал Сучков здесь не исключение.
> — Ходят слухи, будто адмирал Сучков фактически продолжает исполнять обязанности командующего и даже проводит какие-то совещания.
> — Достоверно мне это неизвестно. Но, судя по поведению адмирала Сучкова в суде, это можно предположить. На заседания он, по крайней мере, приходит в адмиральской форме, что вызывает соответствующую реакцию свидетелей — военных моряков. Порой при допросах подчиненных Сучков распекает их за нерадивость, перебивает, повышает голос. Подобная линия защиты Сучкова с откровенным использованием административного ресурса вызывает, мягко говоря, недоумение. Суд неоднократно обращал внимание адмирала на некорректное поведение. Похоже, подсудимый Сучков продолжает считать себя командующим и до сих пор не осознал своего процессуального статуса. Не удивлюсь, если он проводит совещания. Только неясно, как двоевластие на Северном флоте может сказаться на его боеспособности...
> Это интервью адвокат Белова дала мне за несколько дней до учений на Северном флоте с участием президента, когда едва не произошла новая трагедия во время пуска ракеты с подлодки “Новомосковск”. Кто знает — может, эта осечка и есть результат двоевластия? Как известно, временно исполняющим обязанности командующего СФ назначен вице-адмирал Сергей Симоненко. Но реальной власти на флоте у него, похоже, нет.
> После гибели подлодки “Курск” всех моряков посмертно наградили орденами Мужества. Экипаж “К-159”, до последнего боровшийся за подлодку и принявший не менее мученическую смерть, предали забвению. А из катастрофы сделали “военную тайну”. Это у нас умеют.
> Несчастного Максима Цыбульского, единственного выжившего подводника, так запугали, что он боится рот открыть даже в кругу семьи. Жены погибших — и те разговаривают с оглядкой: как бы чего лишнего не сказать, ведь подписку давали. Не дай бог информация о головотяпстве и бардаке в ВМФ станет достоянием общественности!
> Спасибо американцам — сняли фильм про подвиг наших подводников на “К-19”, а то мы бы до сих пор не знали имен своих героев: 28 лет эта история была покрыта завесой тайны. Наверное, многие помнят, как герой Харрисона Форда — командир экипажа “К-19” — в конце фильма произносит такие слова: “За мужество я выдвигал их всех (погибших подводников. — Авт.) на звание Героя Советского Союза. Но Политбюро отклонило это, потому что не было войны. Авария была засекречена, и их не удостоили звания героев... Какой прок в награде от таких людей?” Это очень точные слова. Если бы у нас не засекречивали трагедии, а делали из них выводы и учились на ошибках — история российского подводного флота была бы совсем другой.
