Лебединая песня
крейсерской подводной лодки «К-43»
Уйти в море может и дурак,
а вот вернуться…
Виктор Конецкий «Вчерашние заботы»
Начало пути
Утром, уже у себя в кабинете, я проснулся от ласкового полизывания и причмокивания. Подумалось, что нахожусь дома, в постели с женой, рука сама потянулась обнять родного человека. Открыв глаза, увидел нахальную, коричневую, мохнатую, голодную, но симпатичную рожицу медвежонка, который, облизывая мое ухо пытался нашептать что-то эротическое. Начал мучительно вспоминать, как я дошел до жизни такой…
Вспомнил как меня, старшего помощника командира «К-212», в очередной раз вызвали из отпуска в 1982 году (обидно, что это был первый летний отпуск, только-только приехал с семьей в Крым), я еще не знал, чем все это кончится. В вызывной телеграмме стояла подпись командира дивизии контр-адмирала Берзина А.С., желание поспорить сразу отпало, собрался и немедленно покинул южный берег Крыма. По прибытию на Камчатку Альфред Семенович поставил задачу обеспечить переход подводной лодки «К-43» в Приморье для показа индийской делегации в качестве старпома. В дивизии уже знали, что принято решение о передаче лодки в аренду Индией, шепотом передавали друг другу этот страшный секрет. Тогда я не мог даже предположить, что через год мне придется вступить в командование этим кораблем, а вся эта история затянется на долгие десять лет.
На следующий день после Дня ВМФ мы тронулись в путь. Переход в Приморье, в бухту Павловского по Тихому океану, Курильским проливам, Охотскому и Японскому морям, проливом Лаперуза прошел успешно. По приходу в течение месяца корабль вычистили, вылизали и покрасили до такого состояния, что экипаж ходил по кораблю в носках, чтобы не портить товарный вид атомохода. Прибывшая индийская делегация во главе с командующим подводными силами контр-адмиралом Шекхаватом оценила достоинства и боевые возможности подводной лодки, и корабль отправили на Дальневосточный судоремонтный завод «Звезда» в г. Большой Камень на модернизацию и подготовку к передаче.
Известно, что первоначально Индия намеревалась приобрести подводную лодку пр. 671, так как хотела иметь корабли без ракетных контейнеров, стреляющие ракетным оружием по морским целям и береговым объектам через торпедные аппараты. Но к тому времени у нас еще не было подобного оружия. Видимо, тогда, в августе 1982 года, после смотра делегацией Индии подводной лодки «К-43» и было принято окончательное решение в выборе корабля.*1 Это неудивительно, так как создание в нашей стране подобных подводных лодок было весьма неприятным сюрпризом для авианосных соединений и крупных надводных кораблей НАТО. Компактная, хорошо вооруженная, с подводным стартом уникальных крылатых ракет «Аметист» подводная лодка значительно «усложняла жизнь» противнику. Малое подлетное время ракет, низкая высота и «кинжальная» дистанция значительно затрудняли противодействие удару из-под воды. Отсутствие необходимости внешнего целеуказания, возможность атаки противника по данным собственных средств наблюдения и разведки, превращали недостаток в преимущество, особенно в морях типа Средиземного и в узкостях, таких как, например, Малаккский и Гибралтарский проливы. Даже сейчас, имея ракеты более совершенные, мы испытываем большие затруднения в использовании преимущества в дальности стрельбы по морским целям из-за отсутствия целеуказания, поэтому подводные лодки пр. 670 с ракетами «Аметист» – уникальное явление, особенно в те годы*. 2
Вернувшись на Камчатку после перевода «К-43» в Приморье, я продолжил службу в 10-й дивизии, а в 1983 году меня назначают командиром «К-43» (как потом выяснилось, должен был быть назначен командир «К-212» капитан 2-го ранга Лупач Л. З., но он оказался мудрее – видимо, был лучше информирован). Часто меня спрашивают, почему, мол, назначен был именно я. На это я всегда отвечаю старым анекдотом о девушке легкого поведения, которую укоряют: как вы, после окончания филологического факультета МГУ, со знанием трех языков стали валютной проституткой? А она в ответ: повезло, наверное. Так вот и я могу себе позволить посмеяться сейчас, когда поставленная задача успешно выполнена, а экипаж вместе с подводной лодкой вписал яркую страницу в историю подводных сил страны. Но тогда мне было не до смеха, так как смена места службы в 10-й дивизии с Камчатки на Приморье, в длительный ремонт, в неизвестность, угнетали меня и жену. Прежний командир Марьяшин Н. Я. к этому времени уже был приглашен в управление боевой подготовки ВМФ, в Москву, и паковал чемоданы. Николай Яковлевич в те годы был опытным и уважаемым командиром и уже более 5 лет командовал «К-43», перевел свой корабль подо льдами Арктики с Северного на Тихоокеанский флот. Принимая у него дела, я с ужасом начал понимать, в какую авантюру ввязался. Дело в том, что большая часть экипажа уже много лет не выходила в море, самые сообразительные остались на Камчатке, многие были назначены с ремонтирующихся кораблей других проектов, думая, что предстоит скорая туристическая прогулка в сказочную Индию. Вместе с тем, большинство офицеров и мичманов были замечательные люди, честные и добросовестные. Но, как говорится, на флоте нет такой категории – хороший парень. Нам предстояло быть не просто хорошим экипажем, а инструкторами, способными научить три профессиональных индийских экипажа подводников, и, возможно, провести несколько лет в Индии.
Оценив обстановку и приняв решение, добился приема у командующего ТОФ и доложил ему свои сомнения и предложения. Адмирал В.В. Сидоров внимательно выслушал, утвердил все мои предложения, отдал необходимые распоряжения. А предложения мои заключались в том, чтобы срочно усилить экипаж людьми за счет 10-й дивизии, направить его в учебный центр на 45 суточную межпоходовую подготовку, затем на Камчатку для приема серийного корабля и сдачи всех курсовых задач. Отработав все задачи на боевой подводной лодке, получив почетное звание экипажа 1-й линии, необходимо было опять лететь в учебный центр г. Обнинска на месяц для изучения особенностей корабля после его глубокой модернизации. И только после этого принять свой корабль, подтвердить линейность и приступить к обучению иностранных экипажей. На все давалось не более 8 месяцев. Не скажу, что мой план нашел понимание у офицеров и мичманов, особенно та его часть, где надо было лететь на Камчатку. Предстоял длительный отрыв от семей, насиженных мест и огородов и огромный объем работы. Ну а матросы радовались предстоящим приключениям: путешествию в Москву, на Камчатку, возможности стать настоящим моряком на боевой подводной лодке, а не торчать в вечном ремонте. Наверное, сейчас я бы не рискнул повторить сделанное, но тогда был какой-то опыт службы, желание и, главное, молодость и здоровье.
К выполнению плана приступил незамедлительно. В конце января 1984 года экипаж уже был в учебном центре, где мои опасения подтвердились. Более половины офицеров и мичманов не прошли контроля ни входного, ни психологического, ни по специальности. Короткий курс межпоходовой подготовки пролетел незаметно, и вот мы уже на Камчатке, принимаем корабль, сдаем задачи. Огромную помощь в становлении экипажа оказал командующий 2-й флотилией вице-адмирал Балтин Э. Д. и к тому времени ставший командиром 10-й дивизии Алкаев Н. Н., за что я им бесконечно благодарен; а начальник штаба дивизии Валуев В. П. фактически был моим наставником.
К маю 1984 года сформировался костяк экипажа: старпом – Яркин С. В., замполит – Казаков А. А., помощник – Щербинин И. В., командир БЧ-5 – Хильчук С. П., штурман – Щербаков В. И., командир БЧ-2 – Баранов Е. Е., минер – Кошик А. В., начальник РТС – Бугровский В. П., начхим – Зубенко Ю. Ю., а затем и Жукович В. П., врач – Мусенко Е. Я., КД-1 – Бирюков В. В., КД-2 – Филипов А. А., КД-3 – Лихачев В. И.; мичманы – Кузин В. В., Лабань А. Г., Симонов П. П., Белов А. Ю., Ткачев В. Н., Калошин В. П., Милованов С. Д., Кустов В. А., Хрептун Г. Г., Огородников В. М., Кульбин П. Н., Десятерик В. М., Попов Г. С., Федоров А.С.
Успешно закончив сдачу курсовых задач на боевой подводной лодке, решили один день отдыха всем экипажем посетить Паратунку. Большая часть матросов, мичманов, да и офицеров никогда не видели этого чуда природы – горячих термальных источников. Надо было видеть их счастливые лица, то озорство, с которым люди купались в горячей воде и валялись в снегу. Как говорится, в бане все равны. После нескольких месяцев напряженной работы в море и в базе тот день был для нас больше чем награда. Ну а для меня, как оказалось, камчатские приключения только начинались….
Медвежья услуга
Помню, в тот день со мной произошел анекдотичный случай: проводив экипаж обратно в Рыбачий, познакомился в Паратунке с камчатскими охотниками. Размявшись сухоньким в их кампании, услышал душещипательную историю о том, как они подстрелили медведицу и только потом обнаружили в берлоге двух четырех месячных медвежат. Зная, что медвежата без мамки погибнут, забрали их с собой. Надо было срочно спасать животных, и они предложили поучаствовать в этом процессе мне, подарив одного из медвежат. Не знаю, что больше сработало – стремление помочь дикой природе или ящик сухонького, к этому времени уже пустой, но тут интуиция мне изменила, и я согласился. Меня часто спрашивают об интуиции, и как она помогает в жизни. Я всегда отвечаю, что это когда вроде бы думаешь головой, а поступаешь так, как подсказывает задница. Если этот принцип нарушаешь, немедленно в последней и оказываешься.
Утром, уже у себя в кабинете, я проснулся от ласкового полизывания и причмокивания. Подумалось, что нахожусь дома, в постели с женой, рука сама потянулась обнять родного человека. Открыв глаза, увидел нахальную, коричневую, мохнатую, голодную, но симпатичную рожицу медвежонка, который, облизывая мое ухо пытался нашептать что-то эротическое. Начал мучительно вспоминать, как я дошел до жизни такой. Должен сказать, что эту каюту в казарме подводников передал мне в «аренду» старый товарищ по службе на «К-320» Бледнов Борис Гаврилович, уже давно командир «К-201», в тот момент находящийся в отпуске. В 1979 году вместе (он – старпомом, а я – помощником) на «К-320» перешли подо льдами с Северного флота на Камчатку. Неоднократно всплывали в полынье, играли в футбол на паковом льду, пугали белых медведей. Командир он опытный, строгий, любит порядок как на корабле, так и в кабинете, его советы по службе и в жизни очень помогли мне. Оглядевшись, я подумал, что слон в посудной лавке нанес бы меньше ущерба, чем этот медвежонок в кабинете, и теперь мне с Гаврилычем не расплатиться до конца жизни. Мишка явно хотел кушать, его умные «собачьи» глаза, которые все понимают, но сказать не могут, говорили за себя, но кроме пива у меня ничего не было, и мы с ним хлопнули по баночке. Сразу обоим стало веселее, начали понимать друг друга, вспомнил вчерашний вечер, когда я, выбирая одного из медвежат, спрыгнул в маленький бассейн без воды, где они ждали своей участи. Один сразу рванул от меня в дальний угол, поливая реактивной струей пространство сзади, и по запаху я сразу догадался, что это и есть знаменитая «медвежья болезнь». Другой не испугался и, как говорится, не наложил в штаны, а поднялся на задние лапы и внимательно, с подозрением наблюдал за моими действиями. Возможно, он даже подмигнул, что окончательно перевесило чашу весов в его пользу. Отвлекая его внимание левой рукой на ложное направление, как учит тактическое руководство, правой схватил его за загривок (что лишило его основного преимущества – отличной реакции и 5 сантиметровых когтей) и засунул в мешок. Затем последовала стременная, закурганная, на посошок и за охотничий трофей, а ночью мишка, уже в казарме, каким-то образом освободился из плена и начал «наводить порядок» в кабинете.
Вскоре медвежонок стал любимцем экипажа и его талисманом, приказом по части поставлен на котловое довольствие и назван Машкой, поскольку оказался девочкой. Весила она 15 кг, любимое лакомство – сгущенное молоко, причем с банкой справлялась виртуозно: засовывала язык трубочкой в открытую банку, высасывала за секунды все до капли, делала один поворот шершавым языком, и в банке не оставалось даже белого налета.
Провожали нас на самолет при большом стечении народа. Командир дивизии, пожелав Машке навести порядок с популяцией медведей в европейской части страны и улучшить их породу, дал добро на отлет. Как ни странно, дорогу она перенесла отлично, погуляла по взлетному полю, залезла в свой штатный просторный, деревянный ящик, и на нее не повлияло ни 9 часов перелета, ни смена 9 часовых поясов и климата. Болтанка самолета не укачивала Машку, аппетит у нее всегда был отменный. В подмосковном Чкаловском выбежала как ни в чем не бывало из багажного отделения самолета, повалялась на траве, закусила чем бог послал, нагадила на взлетной полосе и была готова к трансферту в славный город Обнинск.
В учебном центре Машка поселилась в хозблоке, рядом со швабрами, ведрами, щетками и туалетом, но по казарме ходила беспрепятственно, играя в догонялки с матросами. Раз в неделю, в банный день, Машку мыли с шампунем, поливая водой из шланга. Не сказать, что она очень уж любила эту процедуру, но зато выглядела великолепно, как новенькая машина после мойки. Первоначальным воспитанием ее занялся боцман В. Огородников. Возникла даже великолепная по своей абсурдности идея использовать Машку в качестве дневального в казарме, а затем вахтенного у трапа на корабле, так как она узнавала каждого члена экипажа по запаху. Еще бы, ведь этот вахтенный не нуждается в автомате Калашникова и уж точно не уронит его за борт, а проверяющий начальник никогда не пройдет на борт корабля незамеченным!
Слух о том, что экипаж Теренова прибыл в учебный центр с диким медведем, быстро разошелся по Обнинску и вскоре я начал понимать, что быстро подрастающий зверь скоро доставит нам хлопот, так как количество порванных штанов, юбок и обцарапанных людей росло в геометрической прогрессии. Всем хотелось посмотреть на Машку и угостить ее, да не просто, а с рук, наивно полагая, что она, как собака, будет аккуратно слизывать конфеты и шоколад. Но зверь есть зверь, и он сначала с быстротой молнии когтями вырывает добычу, а потом даже не извиняется. Восхищала нас физическая подготовка и ловкость медвежонка: его гимнастический трюк в туалете, когда он, одной левой лапой цепляясь за писсуар, подтягивается и забирается в него, не сможет повторить даже чемпион мира по гимнастике.
Руководство учебного центра (командовал центром в те годы капитан 1-го ранга Золотарев Е. Н., первый старпом, а затем командир «К-43»), бросив работу, занялось поисками зоопарка, куда можно пристроить зверя, но, как оказалось, это была трудная задача. Везде требовался сертификат об отсутствии болезней и другие документы. А у меня, кроме приказа по части, не было ничего, и мне же предстояло и расхлебывать ситуацию.
Ранним июньским утром 1984 года, взяв семью – жену Татьяну, маленькую дочь Катю и маленького медведя Машку, выехал на своей машине на природу для прощального пикника. Медвежонок радовался как ребенок, особенно после того, как пожевал красной рыбки и высосал очередную банку сгущенки, бегал по траве и обнюхивал мой жигуленок, но, поняв, что надо возвращаться в машину, предпочел залезть на вершину дерева и спускаться не пожелал. Потребовалось не менее часа, чтобы снять его с дерева, и мы тронулись в Москву. Идея заключалась в том, чтобы сдать Машку в цирк, поскольку в зоопарк не принимают. На всякий случай захватил пару литров «шила» и копченой чавычи для администрации, и по Киевскому шоссе и проспекту Вернадского добрался до нового цирка на Ленинских горах. Остановив машину у главного входа, открыл багажник для проверки самочувствия будущего артиста – и увидел безрадостную картину: Машка выбралась из мешка, сидит на канистре с моторным маслом – лапы в раскорячку (прямо как человек), дожевывает второй хвост чавычи, крышка канистры сорвана, масло вытекает на дно багажника, и разбита одна бутылка со спиртом. Отчетливо вспомнил слова одного знакомого академика о том, что умный отличается от мудрого тем, что первый успешно выходит из трудной ситуации, а второй в нее не попадает, ну а тот, кто находится в ней постоянно, – полный идиот. Поняв, что две первые категории ко мне не относятся, засунул Машку в мешок еще раз, завязал горлышко цепью, бросил в салон на заднее сиденье и отправился с семьей к администрации цирка.
На удивление, встретили нас очень приветливо, а когда узнали, что платить за Машку не придется, и что в приданное получат недоеденный хвост рыбы, – обрадовались, познакомили с Юрием Никулиным, который в тот день был приглашен для приема новой цирковой программы. Усадив семью смотреть новое представление вместе с приемной комиссией, пошел с администратором за Машкой. Выйдя на улицу, увидел большую толпу народа в том месте, где оставил машину. На этот раз Машка когтями разорвала брезент, села на место водителя, свесив задние лапы, но до педалей не доставала, передней лапой периодически нажимая на сигнал, с любопытством наблюдая за народом через стекло. Пришлось снова обманным движением брать ее за загривок, но тут она схватила руль всеми четырьмя лапами и покидать салон не пожелала. Указательным пальцем левой руки ткнул ее меж ребер, резонно полагая, что она, как и человек, боится щекоток. Фокус сработал, и я под улюлюканье толпы торжественно вытащил ее наружу и понес во внутренний двор цирка. Инстинкт подсказывал Машке, что со свободой как с осознанной необходимостью придется расстаться, и она впервые в моих руках яростно сопротивлялась, а когда посадил в клетку, завыла, зарычала, пытаясь перекусить решетку. Тот последний ее взгляд я помню до сих пор. Через несколько лет узнал, что у Машки есть потомство, и она на гастролях в Аргентине поклялась в верности своему жениху до гробовой берлоги. Порадовался за нее, что увидит новые страны и континенты, а не только Камчатку с Москвой.
В бухте Улисс
После короткого курса межпоходовой подготовки в конце июня 1984 года мы вернулись в г. Большой Камень к завершающему этапу сдаточных испытаний. Низкий поклон 228-му экипажу с его командиром Бузиным Борисом Михайловичем, который все это время делал нашу работу. Приняли свой корабль – и сразу ушли в бухту Павловского, в состав 26-й дивизии 4-й флотилии для окончательной отработки экипажа и освоения новой техники. Командующий 4-й флотилией контр-адмирал В. М. Храмцов лично проверил меня в море и дал «добро» на последующие самостоятельные выходы. В начале октября того, же года после нескольких выходов в море, перебазировались на постоянное место базирования в бухту Малый Улисс г. Владивостока в состав 6-й эскадры подводных лодок, с персональным пирсом, службой радиационной безопасности, плавказармой, где и разместили экипаж, документацию и ЗИП. Это был первый и возможно последний случай базирования атомной подводной лодки в черте Владивостока.
* * *
Строительство учебного центра для индийских экипажей было закончено на территории 19¬-й бригады подводных лодок в бухте Улисс на окраине Владивостока в 1983 году. Были построены учебный и жилой корпуса, где проживали индийские матросы и мичманы. Для офицеров индийского экипажа на Второй речке был построен жилой дом. На одном из пирсов построили санпропускник со службой радиационной безопасности. Начальником центра был назначен капитан первого ранга КасперЮст Д. С., известный на Камчатке командир подлодки. Благодаря неуемной энергии Дмитрия Сергеевича решались многие возникающие проблемы. Штат центра был небольшим: руководство, службы обеспечения и кафедра русского языка. Вся тренажерная техника и учебные материалы были доставлены из учебного центра г. Обнинска. Преподаватели из учебных центров Обнинска и Комсомольскана¬-Амуре прикомандировывались для проведения теоретических и практических занятий. Индийские офицеры, так же как и я со своим экипажем, вспоминаем преподавателей г. Обнинска с глубочайшим почтением и благодарностью. Торпедные и ракетные атаки отрабатывались в Тихоокеанском высшем военно-¬морском училище. Начальник учебного центра отвечал за теоретическое обучение, я – за практическое обучение на корабле, а оба мы по специальности замыкались на управление боевой подготовки и отдел военно¬-технического сотрудничества ТОФ. Моим непосредственным начальником был командир 6¬-й эскадры подводных лодок, но в процесс обучения он не вмешивался. Безусловно, это было гениальное решение руководства нашего ВМФ – в одном месте учебный центр и корабль, теория и практика.
В 1983 году, сразу после окончания строительства центра, началось обучение экипажей. Огромную роль в организации взаимодействия учреждений флота играло управление военно-технического сотрудничества и боевой подготовки ВМФ. УБП, например, приготовило и издало массу необходимых руководящих документов в экспортном исполнении, практически не отличающихся от тех, которые использовали мы сами. Во всех управлениях главного штаба ВМФ и штаба ТОФ были назначены ответственные офицеры, с которыми я взаимодействовал, что позволяло без бюрократической волокиты решать возникающие проблемы.
Теоретический курс обучения в учебном центре по плану должен был окончиться к марту 1985 года, и экипажи поступали в мое распоряжение на отработку 1-й, 2-й и 3-й задач. Оценив свои роль и место в общей системе подготовки, невмешательство руководства эскадры, близость штаба ТОФ, приступил к планированию боевой подготовки своего корабля. Очень быстро понял, что если своевременно все спланировать, согласовать и вовремя подать свои предложения по годовому плану в штаб флота, можно работать не только без аврала, нервотрепки и перенапряжения, но и получить для экипажа летний отпуск. Зная, что весь 1985 год придется готовить индийцев, спланировал свою боевую подготовку на начало года. С тех пор все поставленные задачи, как на берегу, так и в море, решались в соответствии с планом, который сам и разрабатывал, что само по себе удивительно даже сейчас. Да и вообще, по моему глубокому убеждению, чем раньше командир осознает, что ответственен за все и всех, предвидит трудности и проблемы, тем легче и комфортней служить как ему, так и экипажу.
Это было замечательное время, и, думаю, мне позавидовал бы любой командир корабля, так как никто не мешал заниматься подготовкой своего экипажа, хотя камбузных нарядов, патрулей, подметания улиц и других несвойственных функций избежать не удалось. Все выходы в море, в том числе и на стрельбы – без старшего на борту, что позволило в спокойной обстановке, без надрыва, выполнять план, отработать все действия до автоматизма, особенно по борьбе за живучесть. Должен сказать, что к борьбе за живучесть я относился с трепетом, так как вся моя недолгая служба на кораблях сопровождалась борьбой: с пожарами, водой, радиацией, боезапасом и довольствующими органами. Офицеры, особенно стармех Хильчук Сергей Петрович, поддержали меня в этом вопросе. Мы составляли перечни всех возможных аварийных ситуаций, по тридцать на каждый отсек, и отрабатывали, отрабатывали и отрабатывали их с каждым матросом в отсеке, командиром отсека, вахтенным офицером, дежурным по кораблю и ГКП в целом. В «аварийные» отсеки посылали посредниками командиров дивизионов, а на подведении итогов разбирали ошибки, вместе вырабатывали алгоритм оптимальных действий. За ошибки не наказывали, наказывали только за нерадивость и халтуру. Ведь, по сути, борьба за живучесть, как и торпедные атаки – интересное, творческое занятие, особенно если не подходить к нему формально. Даже когда индийские экипажи целиком оккупировали корабль и заняли все наше время, мы умудрялись заниматься борьбой за живучесть ранним утром, приходя на корабль за час до подъема флага, так как другого времени просто не было. Люди, конечно, ворчали, но вскоре, когда все стало получаться, экипажу понравилось чувствовать себя уверенным в своих силах, легко и осознанно, без суеты и истерии выполнять свои обязанности в любой аварийной ситуации, а главное – не бояться ее. Когда во время проверок корабля вышестоящие штабы предлагали провести учение по заранее отработанному сценарию, я настаивал, чтобы вводную по борьбе за живучесть назначал проверяющий начальник сам, и максимально сложную, так как не сомневался ни в экипаже, ни в себе. Кораблю шел 20-й год, экипаж начинал понимать, что в море, да и в базе, рассчитывать придется только на себя, аварийные службы не помогут. Эта идеология здорово помогла нам в будущем.
* * *
Так уж получилось, что с лейтенантских пор воспитывался я корабельными механиками, которые, как правило, были намного старше меня. В те годы на первичных должностях в БЧ-¬5 служили не менее 5 лет в отличие от нас – люксов. Поэтому это были опытные моряки, которые и службу подводную знали, а нас учили. Большая часть друзей так же были из этой категории офицерского состава. Правило – сначала сдай зачеты на допуск к дежурству по кораблю, чтобы вахту на берегу нести по справедливости, а уж затем все остальные зачеты – я усвоил от них. О своих первых друзьях и наставниках я вспоминаю с благодарностью: Б. Фирсов, Н.Мельников, В. Бадло, А. Маркман, В. Великжанин, В.Юров, Ю.Яковлев, А.Смоляков. С тех пор, невольно понимая, как находится в шкуре механического офицера, считаю, что порядок на корабле гарантирован, если командир с механиком дружны и понимают друг друга.
Выпивали мы крепко, особенно холостяки, но без потери партийных и секретных документов, да и ум не пропивали. Находясь в боевой смене, до утра играли в преферанс, проигравший накрывал поляну. Ну а штурманская рубка (одно из немногих мест на корабле, где можно уединиться) регулярно использовалась по «прямому назначению», так как здесь всегда был спирт и закуска. Это сегодня, когда мужики закрываются на ключ, у всех сразу возникают непонятные подозрения, а тогда мы перед обедом или ужином просто проводили «дезинфекцию». Флот в те годы развивался стремительно, лейтенанты из училищ приходили сотнями. Были мы холостыми, здоровыми, бесшабашными и неопытными, выпивали, чтобы казаться старыми морскими волками. А когда экспромтом компания подбиралась хорошая, немного увлекались, закуси не хватало, тут уж зрелище было не для слабонервных – пили чистый спирт, иногда стаканами, поджигая верхний слой, а закусывали (точнее, зализывали) горчицей, доставая ее из банки указательным пальцем. Причем секрет потребления горящего спирта очень прост – надо чтоб руки не тряслись и стакан был полный, с мениском, иначе кромка стакана быстро раскаляется, прижигает губу и горящий спирт выплескивается на одежду или волосатую грудь (повторять не рекомендую). Сколько было выпито спирта, сколько хороших людей полегло на этом поле брани! Многим казалось, что могут выпить море водки, и пили все, что горит, но силы были неравны. Брали мы пример с наших отцов-командиров, о которых ходили легенды. Эх, прошли те времена, когда командир подлодки, вырвавшись с дикой Камчатки в славный Питер, первым делом шел кабак на Невском проспекте! Расслабившись после напряженной службы, выходя нетвердой походкой из ресторана, отдав честь швейцару (вид у швейцара как у полного адмирала), он обнаруживает открытый канализационный люк и явно путая его с рубочным люком своей подлодки бросает свой плащ вниз, работающим ассенизаторам и отдает сокроментальную команду – «отнеси штормовку в мою каюту, а завтра на подъеме флага я с вами подлецами разберусь»!
