От Olga
К КЭВГ
Дата 29.11.2004 17:53:09
Рубрики Прочее;

Его в отставку уволили с повышением в чине до кап2

Здравствуйте!

Из БСЭ

Шмидт
Пётр Петрович [5(17).2.1867 - 6(19).3.1906], русский революционер, демократ, один из руководителей Севастопольского восстания 1905. Родился в Одессе в дворянской семье потомственного морского офицера. Окончил Морской училище в Петербурге (1886). Служил на Балтике и на Тихом океане; в 1898 в чине лейтенанта ушёл в запас. Плавал на океанских торговых судах. В начале 1904 мобилизован, с января 1905 командир миноносца Ї 253 на Черноморском флоте. В начале Революции 1905-07 организовал в Севастополе "Союз офицеров - друзей народа", затем участвовал в создании "Одесского общества взаимопомощи моряков торгового флота" - одной из первых на морском транспорте профсоюзных организаций. 20 октября (2 ноября) 1905 арестован за выступления на митингах матросов, рабочих и солдат, участие в политической демонстрации, "... за "дерзкую" речь о защите с оружием в руках свобод, обещанных в манифесте 17 октября" (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 12, с. 111). Рабочие избрали Ш. пожизненным депутатом Севастопольского совета рабочих депутатов; 3 (16) ноября добились его освобождения. 7(20) ноября Ш. получил отставку и чин капитана 2-го ранга. С началом Севастопольского восстания военная организация социал-демократов, учитывая, что Ш. искренний революционер, хотя и без твёрдых политических взглядов, знающий военное дело, пользующийся авторитетом и популярностью среди матросов, предложила ему стать военным руководителем восстания. 14 (27) ноября Ш. прибыл на крейсер "Очаков". На корабле был поднят красный флаг и вымпел командующего флотом. 15(28) ноября Ш. был арестован. Приговорён судом 7-18 февраля (20 февраля - 2 марта) 1906 к смертной казни. Вместе с другими руководителями восстания расстрелян на о. Березань. С 1926 Ш. - почётный член Севастопольского совета депутатов трудящихся. В 1962 в г. Очакове открыт музей его имени. В 1972 на о. Березань воздвигнут монумент.
Лит.: Ленин В. И., Войско и революция, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 12; Из записок П. П. Шмидта..., в кн.: Севастопольское вооружённое восстание в ноябре 1905 г. Документы и материалы, М., 1957; Попов М. Я., Лейтенант П. П. Шмидт, "Украинский исторический журнал", 1967, Ї2; Самолис Г. В., Музей Шмидта в Очакове, Одесса, 1968.

Кстати занятна статья из Веллера:

Михаил Веллер. "Час ноль": глава, примкнувшая к роману

Действие происходит в июне--июле: период подготовки крейсера к походу.
Очевидно, следует представить себе командира корабля каперанга Ольховского и
старшего помощника Колчина (корабельная кличка Колчак), беседующих в каюте
одного из них.
Остается открытым вопрос о степени документальности главы. Является ли
их разговор подслушанным (такой метод сбора материала естествен для
начинающих прозаиков) или лейтенант вложил в уста своего начальства
собственные мысли? Автор клялся, что забыл эту подробность -- в сущности, не
важную с точки зрения искусства.
Вообще мысль о восстании дремлет в любой голове за дверью с табличкой:
"Не будить. Нереальность". Иногда она начинает ворочаться и скрестись, но
если только искушение приоткрывает щелку -- тут же выскакивает на
оперативный простор и присоединяет к себе все, с чем соприкасается,
превращаясь в постройке конструкции деталей, эмоций и аргументов в
оформленную мечту. И тогда при ее контакте с мышлением кипит наш разум
возмущенный. Если точка кипения достаточно высока -- он вести готов нас
куда-нибудь, да подальше, в качестве ведущей силы теряя свои первоначальные
разумные свойства.
Русский характер долготерпелив, разум достигает стадии кипения
мучительно долго и трудно, и в конце концов начинания, вознесшиеся мощно,
теряя имя разумных, вершат свой ход в бессмысленном бунте.
Примерно к такому выводу пришли за разговором командир со старпомом.
Сопутствующие подробности -- бутылку, пепельницу и ненормированную лексику
-- можно без ущерба для повествования опустить. Рассуждали о восстании,
отличающемся в России безнадежной бестолковостью.
-- Каков порядок -- таково и восстание, -- морщился Ольховский.
-- Лейтенант Шмидт, -- презрительно продолжал Колчак, -- это позорное
пятно на истории русского флота. Тридцативосьмилетний торговый капитан,
призванный на службу во время русско-японской войны. Казалось бы, зрелый
разумный человек. Свихнуться от боевых впечатлений не мог -- поставили
командиром на тихо гниющий в ремонте полуразобранный "Очаков"...
-- Вот только не говори мне, что командовать заштатным
разукомплектованным кораблем полезно для нервов, -- желчно перебил
Ольховский. -- На боевом корабле ты при деле, а вот когда в службе не
видится вовсе никакого смысла -- оно, может, со стороны и спокойнее кажется,
а внутренне ото всей этой мутотени только звереешь.
-- Озверение -- еще не повод, чтобы красть судовую казну!
-- А?
-- На! Адвокат... Ведь с чего все началось? Ревизия обнаружила, что
корабельная казна пуста! Кто за нее отвечает? Командир лично ведает. Что
заявляет командир на следствии? Какой-то дикий детский лепет: он катался по
городу на велосипеде, а кассу держал при себе -- для сохранности: в
портфеле, на руль повесил, ты понял, и как-то случайно потерял. Уронил!
Шизофрения!.. Обман зрения, провалы в памяти!.. Начинают выяснять, когда там
были деньги в последний раз: выясняется, что перед его последней поездкой к
любовнице в Киев. Прелесть!
-- Роман в письмах... -- хмыкнул Ольховский.
-- Да-да: дорогие сердцу письма, священные реликвии любви, лежали в том
же ценнейшем портфеле, и поскольку он ни за что не расстался бы с ними, это
выдвигается как аргумент в защиту того, что портфель потерялся случайно!
Неслыханно, невозможно. Не было такого случая, чтобы офицер флота украл
на корабле...
-- Святые времена.
-- ...денежный ящик опечатывается командирской печатью.
Флотская ревизия передает дело по команде. Командующий дело закрывает
своей властью и передает в суд офицерской чести. Собирается суд офицерской
чести и выслушивает нелепицы и клятвы Шмидта. И постановляет: минимум, что
можно сделать -- не для спасения чести, по чести надо застрелиться, но хоть
для какого-то поддержания приличий, -- это Шмидту самому подать рапорт об
увольнении с флота.
Рапорт подписан, и Шмидт поселяется пока на своей береговой квартире.
(Заметь -- и денег на приличное чину жилье офицеру хватало!)
А в проигравшей тем временем войну стране социалистам не терпится
делать скорей революцию. Ломать -- не строить. Сытые и хлопающие к обеду
чарку матросы "Очакова", разболтавшиеся под командой либерального Шмидта,
столь занятого своими любовными и денежными делами, устраивают себе в
качестве ночного клуба судовой комитет. Сами, значить, эта, править будем!
Пролетарий-матрос важнее дармоеда-офицера! Вот тока беда -- править ни хрена
не получацца. А кого б нам, робяты, позвать? А позовем-ка мы нашего Петьку,
Петра Петровича то есть, -- он человек добрый, понимающий и на фоне офицерья
в доску свой. Классово, конечно, чужд, но пока как раз пригодится.
Слушали-постановили, вынесли резолюцию... у-у, суки, откуда еще все пошло:
начинаем восстание, все к нам присоединяются, и выйдет отличная новая жизнь.
Направляют депутацию к Шмидту. Рисуют ему картину. Что же он --
хватается за пистолет? Усовещивает присягой? Объясняет глупость? Наш
образцовый офицер -- присоединяется! Надевает мундир, возвращается на
корабль, самочинно вступает в командование.
Спускается в катер и велит держать к ближайшему на рейде броненосцу --
объяснять офицерам преимущества революции и новой жизни: присоединяйтесь,
господа!
В катер его скинули с борта с вырванными погонами. Здесь есть нюанс: на
увольнение с флота повышали в чине -- по традиции и для увеличения пенсии.
Добрые, понимаешь, были. Так революционнолюбивый Шмидт не постыдился надеть
мундир с погонами капитана второго ранга!
Нет, ты оцени: ему не подают руки, над ним сжалились из презрения --
так он надевает погоны, на которые морального права не имеет, возвращается
на корабль, который обокрал, и приглашает офицеров других кораблей вместе с
ним изменить присяге!
-- М-да? Гм. Прямо Марат. Многие шли в революцию от обиды, наломав дров
и претерпев унижения от своих, -- обобщил Ольховский. -- Красные мстители...
-- Во-во -- и все это под сенью красного флага. Сидит на своей лайбе
без хода и орудий, флаг спустить отказывается, явиться под арест
отказывается, впустить на борт арестные караулы отказывается. На абордаж его
с крючьями брать?! Дали холостой, потом вложили в надстройку фугас, подожгли
ремонтное барахло, и судовой революционный комитет мигом постановил сдаться.
Я не говорю о совести. Я не говорю о чести. Но хоть чайная ложка мозгов
там была?.. Сплошное помрачение -- и никакого соображения и характера. Вот
вам восстание на Черноморском флоте. Бред... Ты меня понял, командир?
-- Я тебя понял, старпом. Откуда байка?
-- А потому что надо запретить курсантам военно-морских училищ
пользоваться Центральной библиотекой Военно-морского флота. И уж во всяком
случае не давать им ничего из архивов.
Ольховский посмотрел на часы: день был вполне пустой, а до конца его
еще далеко. Он откинулся в кресле.
-- Помрачений нам не надо, -- решил он. -- По уму все это делалось так:
кончать ремонт, ставить артиллерию, собирать и греть машины, загружать
погреба, бункероваться, дожидаться выхода в полигон на ходовые испытания и
стрельбы -- а вот там ночью рвать полным ходом через проливы в Средиземку и
уже решать: сходить всем в нейтральном порту -- или гнать вокруг Европы в
Неву и всаживать своим главным калибром в Зимний.
-- Кронштадт не пройдешь. Тебя бы форты утопили, не говоря о минной
дивизии.
-- Так. А если я уже в Неве? Вот здесь?
-- Что тебе толку в Неве, если столица уехала в Москву.
-- Так. Это решаемо. А если я уже в Москве?
Грубые вертикальные складки старпомовского лица полукружиями
растянулись в стороны: он так улыбался, обозначая смену углов на овалы.
-- В Москве. Г-хм. Тогда -- наливай да пей.

Михаил ВЕЛЛЕР
18.01.2000

Кстати, Господа, кто-нибудь вешеуказанную версию слышал в стенах ВВМУЗ, оконченных Вами?

С уважением,
Ольга