…
По распоряжению флаг-капитана на «Буйном» под¬няли сигнал о передаче командования адмиралу Небогатову, а потом другой — «Адмирал на миноносце». Кро¬ме того, всем судам, мимо которых проходил «Буйный» сигнальщик передавал семафором: «Адмирал жив, нахо¬дится на миноносце». Миноносцу «Безупречный» было голосом приказано подойти к «Императору Николаю I» и передать на словах, что командующий эскадрой пере¬дает командование адмиралу Небогатову и приказывает вести эскадру во Владивосток.
Это все по словам К.К. Клапье-де-Колонга. В.И. Се¬менов вспоминал, что миноносец «Бедовый» был послан флаг-капитаном снимать оставшуюся команду «Суворо¬ва», но не нашел броненосца, а точнее, и не искал.
В то время, как «Буйный» снимал командующего и остатки штаба с погибающего броненосца, контр-адми¬рал Н.И. Небогатое, не видя распоряжений З.П. Рожественского и не имея данных о судьбе Д.Г. Фелькерзама, приказал поднять сигнал - «Курс N0 23°», который был указан командующим до боя. Сигнал репетовали броне¬носцы 3-го отряда, шедшие в голове эскадры «Бородино» и «Орел» не отвечали, но держали в северном направле¬нии. После 17 час. 30 мин. вдоль борта «Императора Нико¬лая I» прошел миноносец, передавший голосом и семафо¬ром: «Адмирал Рожественский приказал Вам идти во Вла¬дивосток». Об этом Небогатову доложил флаг-офицер.
Убедившись в верности своего решения, адмирал Небогатов, однако, не спешил встать во главе колонны бро¬неносцев и привести ее в порядок. Адмирал Того, а чуть позднее и Камимура догнали эскадру, и вновь начался тяжелый бой. Около 19 часов с интервалом 15-20 минут перевернулись и погибли «Император Александр III» и «Бородино», бывшие главными целями противника. Японские адмиралы прекратили огонь и скрылись в на¬ступающих сумерках, уступая дорогу устремившимся в атаку отрядам своих истребителей и миноносцев.
Гибель «Александра» и «Бородино» произошла на глазах моряков «Буйного» и, несомненно, оказала тяжелое моральное воздействие на чинов штаба, и без того потрясенных ужасной картиной разрушения своего флаг¬манского корабля. «Буйный» теперь шел в юго-западном направлении среди других кораблей эскадры, которая, повернув влево, без соблюдения определенного строя пы¬талась уклониться от минных атак.
Тяжелое поражение эскадры было для всех очевидным, хотя более или менее точные детали стали известны позднее. Не были известны и потери японцев. В действительности, итоги дневного боя выглядели следующим образом: че¬тыре из пяти лучших русских броненосцев погибли я «Орел», «Сисой Великий» и «Адмирал Ушаков» полу¬чили серьезные повреждения, снизившие их боеспособ¬ность. Японцы одержали верх благодаря превосходству в тактике, в частности, в тактическом применении артил¬лерии. Это позволило им использовать оружие в выгод¬ной обстановке и, сосредоточив огонь на головных рус¬ских кораблях, добиться высоких результатов. При хо¬рошей точности стрельбы (около 3,2% попаданий) главный удар японских броненосцев пришелся на четыре корабля типа «Бородино». В броненосцы отряда Н.И. Небогатова попало всего 10 снарядов крупного и среднего калибра, но и сами они находились в невыгодных усло¬виях стрельбы и при большом расходе боезапаса не до¬бились заметных успехов. В целом точность русской стрельбы оказалась почти в три раза ниже - 1,2% по¬паданий, которые, за исключением «Микасы» и «Ниссина», довольно равномерно распределялись по японской боевой линии.
Отрицательную роль в поединке главных сил сыгра¬ли также пассивное маневрирование отрядов и кораб¬лей русской эскадры на 9-узловом ходу, плохая подго¬товка кораблей к бою (черная окраска, перегрузка, горю¬чие материалы) и недостаточное бризантное действие наших снарядов. К тому же из 24 точно определенных 305-мм русских снарядов, попавших в японские корабли, 33% не разорвались.
В результате «Микаса», «Ниссин» и «Асама», хотя и получили серьезные повреждения, но остались в строю. Японские главные силы сохранили для продолжения боя 13 (из 16) 305-мм и 26 (из 30) 203-мм орудий, и около половины боевого запаса. Из кораблей других японских отрядов в дневном бою 14 мая были выведены из строя один из лучших быстроходных крейсеров «Касаги» и истребитель «Мурасаме».
Из русских крейсеров наиболее серьезно пострадал крейсер 1 ранга «Светлана», потерявший 4 —5 узлов ско¬рости хода, а также «Олег» и «Аврора» (165 убитых и раненых на обоих). Тяжелые повреждения имели эскадренные миноносцы «Бравый», «Блестящий», «Безупречный» и «Буйный», на котором произошло засоление кот¬лов. Вспомогательный крейсер «Урал», преждевременно оставленный командиром капитаном 2 ранга М.И. Исто¬миным, погиб. Затонули буксир «Русь» и плавучая мас¬терская «Камчатка», а транспорт «Иртыш» получил под¬водную пробоину. К вечеру 15 мая он был затоплен ко¬мандой у берегов Японии, Японскими крейсерами были задержаны и оба русских госпитальных судна — «Орел» и «Кострома», лишившиеся слабой надежды на подачу помощи раненым и утопающим.
Конечно, было бы неправильным объяснять пораже¬ние ошибками одного З.П. Рожественского. Но степень его личной вины была велика. Сам он страдал от ран в каюте «Буйного», и эти страдания усугублялись созна¬нием ответственности за поражение. По свидетельству флаг-капитана, Зиновий Петрович вскоре после 19 час: 40 мин. пришел в сознание и позвал кого-либо к себе. Пришел капитан 2 ранга В.И. Семенов и доложил, как идут крейсера, транспорты и положение среди них ми¬ноносца «Буйный» (вице-адмиральского флага на нем не поднимали). Во время этого короткого доклада адмирал дважды «терял сознание и начинал бредить».
Интересно, что сам В.И. Семенов этого не помнил. По его словам, в 19 час. 40 мин. он сделал последнюю запись в своем дневнике и впал в настолько тяжелое болезнен¬ное состояние, что все последующие события он вспоми¬нал отрывками. У него в памяти они запечатлелись в искаженном виде — через восприятие человека, находив¬шегося как бы в бреду. Получив медицинскую помощь от фельдшера, Владимир Иванович устроился спать на полу в кают-компании.
Адмирал же вновь пришел в себя после 21 час, когда ему сообщили о том, что «Буйный» идет на юг вместе с крейсером «Дмитрий Донской». Зиновий Петрович при¬казал передать на крейсер, чтобы он шел во Владивосток. Вряд ли это приказание достигло «Донского», так как при показании любых огней свои же корабли начина¬ли стрелять, подозревая японские миноносцы.
Впрочем, командир «Дмитрия Донского» И.Н. Лебедев и сам вскоре повернул на север. Беда теперь заключалась в том, что, не имея назначенного на следующий день рандеву, корабли самостоятельно избирали свой путь во Владивосток. В результате эскадра рассеялась на от¬дельные отряды и даже единицы, утратив черты органи¬зованной боевой силы. Некоторые при этом, считая про¬рыв на север невозможным, повернули на юг.
Около 3 часов ночи 15 мая «Буйный», уменьшив ход до 11 узлов из-за повреждения котлов, питаемых соленой водой, стал терять из виду шедшие впереди «Дмитрий Донской», «Бедовый» и «Грозный». Н.Н. Коломейцов спу¬стился в кают-компанию, разбудил спавшего там К. К. Клапье-де-Колонга и предложил проложить курс к неприя¬тельскому берегу, где выбросить на мель и уничтожить миноносец, который уже не может дойти до Владивостока. Флаг-капитан согласился, но здесь проснулся В.И. Филипповский и стал убеждать, что ради спасения жизни адмирала в бой вступать не следует, а корабль можно сдать, подняв белый флаг и флаг Красного Креста. Коломейцов пригласил флаг-капитана и флагманского штурмана к ад¬миралу, который был в сознании и выслушал доводы Филипповского о необходимости сдачи. «Господа,- сказал Зиновий Петрович, - прошу Вас обо мне не беспокоить¬ся». По другим данным, командующий выразился несколько иначе: «Прошу не стесняться моим присутствием и дей¬ствовать, как будто меня нет на миноносце».
Получив свободу действий, Н.Н. Коломейцов потребо¬вал от штабных офицеров письменного протокола о пере¬говорах. Те некоторое время совещались в кают-компании и якобы даже заслали на мостик белую простыню, которую командир выбросил за борт. Правда, сам Н.Н. Коломейцов позднее этого эпизода припомнить не мог, но тогда - но¬чью 15 мая - решил до утра держаться на прежнем курсе. С рассветом он начал вызывать бывший далеко впереди «Дмитрий Донской». Тот не видел сигналов, тогда «Буй¬ный» вызвал его по радио. Адмирал не захотел перейти на крейсер, а из миноносцев выбрал «Бедовый», на кото¬рый его и перевезли на крейсерской шлюпке вместе с офицерами штаба. В каюте Н.В. Баранова Зиновию Пет¬ровичу сделал перевязку специально переведенный с «Дон¬ского» младший врач Н.И. Тржемесский.
Приняв у Н.Н. Коломейцова часть спасенных с «Ос¬ляби», И.Н. Лебедев повел свой крейсер дальше вместе с «Буйным». «Бедовый» и «Грозный» ушли вперед 15-уз-ловым ходом. Вскоре «Буйный» практически потерял ход. Пришлось с него снимать команду на крейсер. Поражен¬ный восемью 6-дюймовыми снарядами с «Донского», «Буй¬ный» в 12 час. 30 мин. затонул, погружаясь носом.
Снятие и пересадка людей вместе с уничтожением миноносца задержали «Дмитрий Донской» на 5 часов и лишили его шансов достичь Владивостока. Около 16 час. 30 мин. на подходах к о. Даже лет крейсер был обнару¬жен японцами. Полный ход корабля не превышал 13-13,5 уз., уйти он не мог и выдержал двухчасовой нерав¬ный бой с шестью крейсерами, который продолжался по¬чти до темноты. В конце боя командир Н.И. Лебедев был смертельно ранен. Его команда не уступила в воинс¬кой доблести команде «Князя Суворова». Отразив мин¬ные атаки, получивший тяжелые повреждения «Дмитрий Донской» ночью переправил на берег Дажелета уцелев¬ших офицеров и матросов. В 6 час. 30 мин. утра 16 мая с открытыми кингстонами он ушел под воду на ровном киле и с поднятыми флагами, став последним кораблем, погибшим в сражении.
Напомним читателю, что Иван Николаевич Лебедев был одним из старших командиров кораблей эскадры, лично хорошо знакомый Зиновию Петровичу еще со вре¬мен командования болгарским флотом и постоянно тре¬тируемый командующим в беспримерном походе, но толь¬ко в приказах. Есть полное основание говорить о том, что письменно объявляя выговоры своему старому боевому соратнику, З.П. Рожественский за весь поход встречался с И.Н. Лебедевым всего два раза - на Мадагаскаре и у Аннама, и никогда прямо к нему не обращался. При этом именно Лебедев оказался именно тем человеком, который в последнем бою проигранного сражения спасал честь флага и эскадры.
Иная судьба выпала «Бедовому»- когда К.К. Клапье-де-Колонг и В.И. Филипповский с обнаружением за кор¬мой дымов неприятельских кораблей завели разговор о сдаче с командиром Н.В. Барановым. Это было в 15 час. 15 мин. Н.В. Баранов не возражал, хотя его эскадренный миноносец был полностью исправен, и не получил в бою 14 мая повреждений. Может быть, его убедили доводы Филипповского, например - «адмирал дороже минонос¬ца» и т.п.
Между тем, Баранов был у командующего на хоро¬шем счету и, как старший из командиров, даже заведовал 1-м отрядом миноносцев. После войны, правда, открылось, что он присвоил фуфайки и носки, присланные команде от королевы Эллинов, а также полушубки и непромока¬емые плащи. «Личное имущество» командира при съезде с «Бедового» уместилось всего в 14 чемоданах. Потерять такое количество добра в бою да еще с риском погибнуть, конечно, было просто жалко. Поэтому, получив распоря¬жение флаг-капитана, Баранов заготовил белый флаг (про¬стыне он предпочел скатерть), флаг Красного Креста и приказал набрать сигнал «Имею тяжело раненых».
Дымки приблизились и оказалось, что они принад¬лежали двум японским миноносцам. Командир «Грозно¬го» капитан 2 ранга К.К. Андржеевский забеспокоился и, подойдя к «Бедовому», запросил указаний. В ответ полу¬чил приказ — следовать во Владивосток. Недоумение Андржеевского разъяснилось, когда он увидел на «Бедовом» поднятые флаги. «Грозный» увеличил ход до полного и стал уходить, преследуемый истребителем «Кагеро», вто¬рой истребитель — «Сазанами» — избрал своей целью «Бедовый». Японцы открыли огонь, на который ответил только «Грозный». А вскоре командир «Сазанами» ка¬питан-лейтенант Айба с удивлением увидел на мачте сво¬его оппонента белый флаг и сигнал по международному своду о тяжело раненых. «Бедовый» и «Сазанами» были примерно одинаковых размеров, может быть, «японец» английской постройки был несколько быстроходнее. Близ¬ким по составу было и вооружение: три минных аппа¬рата, 1 — 75-мм и 5 — 47-мм орудия на «Бедовом»; два минных аппарата, 2 — 76-мм и 4 — 57-мм орудий на «Сазанами». Н.В. Баранов мог вполне надеяться если не одолеть врага, то хотя бы отбиться от него. Однако на «Бедовом» не нашлось ни одного рыцаря чести, подоб¬ного старшему офицеру «Камчатки» В.В. Никанову...
В 5-м часу вечера на «Бедовый» прибыли вооружен¬ные японцы и поставили свои караулы. Капитан-лейте¬нант Айба не поверил своему счастью, когда узнал, что на сдававшемся миноносце находится сам командующий эс¬кадрой противника. Он захотел в этом лично убедиться и заглянуть в каюту к адмиралу. Увидев вошедших к нему японцев, Зиновий Петрович, по его словам (он был в сознании), понял, что миноносец сдался, и сам он попал в плен.
Николай II получил первые противоречивые сведе¬ния о Цусимском сражении 16 мая, в понедельник. Гнету¬щие неизвестностью новости император обсуждал за зав¬траком с генерал-адмиралом и бывшим в этот день дежурным флигель-адъютантом великим князем Кириллом Владимировичем, чудом спасшимся при катастрофе «Пет¬ропавловска». 19 мая Николай записал в дневнике: «Те¬перь окончательно подтвердились ужасные известия о гибели почти всей эскадры в двухдневном бою. Сам Рожественский раненый взят в плен!!»
В Санкт-Петербурге получили краткие донесения ад¬миралов З.П. Рожественского и Н.И. Небогатова, послан¬ные с разрешения японцев, а также донесения адмирала О.А. Эквиста из Манилы и командиров прорвавшихся кораблей из Владивостока. Вести о разгроме эскадры и сдаче противнику ее остатков произвели угнетающее впе¬чатление не только на высшее общество, но и на рядовых обывателей, а также на личный состав армии и флота. Враги правящего режима, в том числе социал-демократы, получили важный козырь в борьбе с царизмом, но даже они, как и верные царские слуги (Рожественский, Доб¬ровольский и др.), не могли заранее предположить «раз¬меров несчастья». «Этого ожидали все,— написал тогда В.И. Ульянов (Ленин),— но никто не предполагал, что поражение русского флота обернется таким беспощад¬ным разгромом...» и далее: «Перед нами не только во¬енное поражение, но и полный военный крах самодержа¬вия...» Положим, до «полного военного краха» еще было далеко, но призрак его уже обозначился в сознании многих.
Российский флот на Дальнем Востоке, как реальная боевая сила, перестал существовать, в то же время армия бездействовала. Замена нерешительного А.Н. Куропаткина после Мукденского поражения генералом от инфанте¬рии Н.П. Линевичем не изменила ход борьбы на суше. Линевич оказался не лучше: наши армии в Маньчжурии, имея значительное превосходство в силах над япон¬цами, так и не перешли от обороны к наступлению.
Под влиянием Цусимы президент США Теодор Руз¬вельт, обратился к Николаю II с письмом, где предпола¬гал свое посредничество в мирных переговорах. На особом совещании, созванном императором для обсуждения даль¬нейших действий, только непреклонный генерал-адъютант Ф.В. Дубасов решительно высказался за продолжение войны в надежде на победу на суше. Но Николай II уже (правда, молча) сомневался в способности своих страте¬гов, как морских, так и сухопутных. И предложение Руз¬вельта было принято.
…
в конце мая 1905 г., император решил отметить верность долгу своих поданных, и в ответ на донесение Рожественского в Токио из Санкт-Петербурга полетела телеграмма: «От души благодарю вас и всех тех чинов эскадры, кото¬рые честно исполнили свой долг в бою, за самоотвержен¬ную службу России и Мне. Волею Всевышнего не сужде¬но было увенчать ваш подвиг успехом, но беззаветным му¬жеством вашим Отечество всегда будет гордиться».
Аналогичные телеграммы были посланы в Манилу адмиралу О.А. Энквисту и во Владивосток капитану 2 ранга И.И. Чагину. Императорская благодарность при¬шлась весьма кстати и помогла Зиновию Петровичу пре¬одолеть физические недуги. Хуже было Н.И. Небогатову, которому вечером 14 мая перешло командование разбитой эскадрой, а на следующий день выпало рассчитываться за всю операцию. Телеграммы он не получил, а в Санкт-Петер¬бурге для решения участи его и офицеров сдавшегося отряда была образована Особая комиссия из заслужен¬ных адмиралов и офицеров.
…
После операции выздоровление командующего уже не вызывало сомнений. Он стал подробнее писать жене, сообщил фамилии уцелевших офицеров штаба, закончив их перечень краткой фразой: «Всех прочих не стало».
В июле Зиновий Петрович составил и первое доста¬точно подробное донесение о бое, которое представил в форме рапорта морскому министру.
Морским министром, объединившим в одном ответствен¬ном лице функции прежних генерал-адмирала и управ¬ляющего министерством, император назначил более чем знакомого Рожественскому вице-адмирала А.А. Бирилева. Накануне Цусимы в свете многочисленных просьб Зи¬новия Петровича именно Бирилев был назначен коман¬дующим флотом в Тихом океане и должен был принять под свою руку 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Приехав по железной дороге во Владивосток, Алексей Алексеевич застал там только «Алмаз» и два эскадренных минонос¬ца, не считая частично искалеченных крейсеров местного отряда.
Должность командующего флотом в очередной раз потеряла смысл, и А.А. Бирилев вернулся в Санкт-Пе¬тербург, где принял должность морского министра. Ему и был адресован первый подробный рапорт З.П. Рожественского, изучение которого проясняет два важных об¬стоятельства. Во-первых, в рапорте начисто отсутствуют критические оценки техники и снабжения эскадры, ко¬торыми ранее были переполнены все строевые рапорты командующего. Это понятно - именно А.А. Бирилев воз¬главлял снаряжение кораблей на Балтике. Во-вторых, здесь Зиновий Петрович достаточно подробно объясняет моти¬вы своих решений, часть которых уже подвергалась кри¬тике в печати и среди пленных офицеров. Эти особен¬ности рапорта позволяют сделать вывод о том, что в июле вице-адмирал З.П. Рожественский надеялся по возвра¬щении в Россию получить возможность принять актив¬ное участие (или возглавить?) возрождение флота.
…
Что касается содержания июльского рапорта морско¬му министру, то в нем наиболее важным представляется следующее:
— отказ З.П. Рожественского от устройства времен¬ной базы в иностранных водах был вызван «враждебно¬стью Англии», «отступничеством Франции» (французы мешали стоять в бухтах у берегов Аннама) и большим количеством крейсеров-разведчиков у японцев. Поэтому он и стремился во Владивосток;
— выбор Корейского пролива для прорыва во Вла¬дивосток объяснялся его выгодой «в тактическом отно¬шении» (широкий) и «простотой», то есть этот путь был близок и сравнительно удобен, хотя наверняка приводил к встрече с японским флотом. Путь через Лаперузов про¬лив (ок. 3700 миль) — был чреват навигационными ава¬риями в тумане, «расстройством материальной части», а через Сангарский — встречей с японцами в невыгодных условиях;
— соотношение главных сил не представлялось Зи¬новию Петровичу безнадежным и, по его мнению, «наш долг был искать сражения в расчете, нанеся неприятелю посильный вред, прорваться во Владивосток»... «Иного решения не было»...
— при встрече с Небогатовым (а его присоединение было отмечено «одушевлением») Зиновий Петрович яко¬бы «заслушал соображения о дальнейшем следовании» и «высказал свой взгляд на предстоящее нам дело (это¬го в действительности не было);
— боевыми строями командующий считал кильва¬терную колонну или фронт, как для броненосцев, так и для крейсеров;
— дозорная цепь крейсеров вперед не выдвигалась так как она могла преждевременно выдать эскадру раз¬ведчикам противника, а командующий был уверен, что без сражения пройти через пролив не удастся;
— командующий предполагал, что японцы могут по¬строить свои главные силы в строй фронта, поэтому счи¬тал полезным и самому перестроиться аналогичным об¬разом (маневр до полудня);
— перестроение в виду главных сил противника в одну кильватерную колонну к моменту открытия огня было завершено (это было не так), и эскадра оказалась в выгодных условиях для открытия огня, так как в 13 час. 49 мин «Микааса» был на курсовом угле менее 1 румба впереди левого траверза «Суворова» в дистанции 32 кбт;
— «противник очень производительно стрелял».
Переправить этот рапорт в Санкт-Петербург было непро¬сто, и З.П. Рожественский первое время хранил его у себя.
….
Рожественский и офицеры его штаба по прибы¬тии в Киото узнали, что пленные офицеры (наконец-то!) занялись разбором тактических вопросов и, в том числе, ро¬зыгрышем боя между броненосцами и броненосными крей¬серами, а также тактическим разбором Цусимского сражения. Незадолго до приезда Рожественского в Киото корабельный инженер В.П. Костенко (24 года — мальчишка!) сделал пе¬ред пленными офицерами доклад о постройке, боевых каче¬ствах и роли броненосцев типа «Суворов» в Цусимском бою. В докладе этот младший товарищ и однокашник погиб¬шего Е.С. Политовского подверг критике командующего эс¬кадрой, который не смог должным образом реализовать в бою качества вверенных ему сил.
Н.И. Небогатое на докладе В.П. Костенко не был, но 24 августа пригласил его к себе и попросил повторить сообщение в присутствии офицеров своего штаба, а по¬том высказал свое мнение о причинах поражения эскад¬ры. В.П. Костенко впоследствии писал: «...Все это вскры¬ло, что за семь месяцев похода 2-я эскадра не была спаяна Рожественским, не имела никакого представления о так¬тике боевых действий, не была способна проявлять ак¬тивность и инициативу без указаний адмирала...»
В начале сентября Н.И. Небогатов посетил и своего старого начальника — З.П. Рожественского. «...Подолгу сидел»,— писал В.И. Семенов. Зиновий Петрович поло¬жительно воспринял аргументы Небогатова, которые при¬нудили его сдаться. Поскольку Николай Иванович, ис¬ключенный из службы, был отпущен японцами в Россию З.П. Рожественский решил передать с ним рапорт А.А. Бирилеву. При этом он писал жене о том, что рапорт будет привезен именно ей (Небогатова Бирилев не при¬мет), а она должна передать его по назначению.
Забегая несколько вперед, следует сказать о том, что откровения Н.И. Небогатова, желавшего объективного суда, задевали профессиональную компетентность Зиновия Пет¬ровича, как командующего. И адмиралы, возвратившись в Россию, мягко говоря, охладели друг к другу.
….
Одним из симптомов изменившегося отношения вла¬сти к Зиновию Петровичу стало назначение 19 декабря 1905 г. приказом по Морскому ведомству следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Председателем комиссии назначили 64-летнего вице-ад¬мирала Я.А. Гильтебрандта, бывшего в 1899-1900 гг. на¬чальником эскадры Тихого океана, а членами — контр-адмиралов П.П. Моласа, Э.А. Штакельберта, капитана 1 ранга А.ф. Гейдена и капитана 2 ранга Г.К. Шульца. Никто из членов комиссии в войне с Японией не участвовал, это, понятно, вызвало ироническое отношение В.И. Семенова. Однако очевидно, что именно такая комиссия, а в нее вхо¬дили достаточно опытные моряки, могла высказать бо¬лее или менее объективное мнение. Стоимость же кораб¬лей 2-й эскадры печать оценивала в 144, 116 млн. руб. Скажем прямо, эта стоимость была еще занижена.
Комиссия работала обстоятельно, и многие видели в этом руку старого отличника учебы капитана Густава Шульца. Участникам событий, в том числе и З.П.Рожественскому, был предложен обширный перечень вопро¬сов, в том числе вопросов, призванных выяснить роль самого командующего погибшей эскадрой. Зиновию Пет¬ровичу пришлось на эти вопросы отвечать, а не возглав¬лять исследование опыта войны, на что надеялся В.И. Се¬менов. Показания З.П. Рожественского, отчасти уже при¬веденные нами в этой книге, представляют большой интерес, поскольку содержат его личные, хоть и post factum, оценки обстановки и своих действий. В показа¬ниях явно просматривается тактическая беспомощность командующего эскадрой. По его мнению, сущность плана сражения определялась целью прорыва через пролив и заключалась в том, что «эскадра должна была так манев¬рировать, чтобы, действуя по неприятелю, по мере воз¬можности, продвигаться на север».
Ответы З.П. Рожественского на ряд «коварных» воп¬росов (об окраске кораблей, о перегрузке и т. п.) носили явно необъективный характер и преследовали опреде¬ленные цели. В показаниях Зиновия Петровича уже впол¬не ясно прослеживается обвинение адмирала Н.И.Небогатова, который, по ею мнению, после выхода из строя «Кня¬зя Суворова» должен был принять командование эскадрой. Еще одной неприятностью для З.П. Рожественского стало появление типографски оформленного труда его быв¬шего подчиненного А.Н. Щеглова «Значение и работа шта¬ба по опыту войны», где добросовестный и грамотный офицер буквально «по костям» разложил деятельность начальника ГМШ, описанную нами подробно в восьмой главе. На этот труд Зиновий Петрович дал подробный ответ, который делает ему честь, по крайней мере, за пря¬моту суждений. Но, однако, не исправляет сущности про¬исшедшего.
Наконец, император утвердил представление А. А. Бирилева о предании суду «виновников» Цусимской катастрофы. Было решено рассматривать отдельно дело о сдаче ми¬ноносца «Бедовый» и дело о сдаче отряда Н.И. Небогатова.
Этого Зиновий Петрович вынести не мог, и направил прошение об увольнении от службы. Высочайшим прика¬зом по Морскому ведомству от 8 мая 1906 г. (№ 679) он был уволен «по болезни от ран и контузий происходящей, с мундиром и пенсией...» Пенсией адмирала не обидели, он получил со всеми льготами и заслугами 7390 руб. 51 коп. в год, что, конечно, было меньше жалования начальника ГМШ, но вполне позволяло прилично жить в столице.
В качестве отставного вице-адмирала Зиновий Пет¬рович оказался и на заседании особого присутствия во¬енно-морского суда Кронштадтского порта, где 21 июня 1906 г. началось слушание дела о сдаче японцам минонос¬ца «Бедовый». Обвинителем на процессе выступил гене¬рал-майор А.И. Вогак, строго следовавший не только бук¬ве закона, но и историческим традициям Российского флота. В составе суда были вице-адмиралы Р.А. Дикер, П.А. Безобразов, контр-адмиралы Э.А. Штакельберг, Г.Ф. Цывинский и другие.
На суде Зиновий Петрович, не прячась за спины под¬чиненных, признал себя виновным в том, что «не отдал никаких распоряжений в предупреждение сдачи упомя¬нутого миноносца». Речь адмирала, отказавшегося от за¬щиты, была полна самокритики. Он, в частности, признал, что у многих создалось впечатление о бегстве командую¬щего и его штаба с обреченного «Князя Суворова». Их всех не следовало и снимать с флагманского корабля, учитывая состояние самого командующего.
Суд оправдал Зиновия Петровича, «за недоказаннос¬тью обвинений» — он не принимал непосредственного участия в сдаче противнику миноносца, будучи тяжело раненным. Остальные главные виновники сдачи — отде¬лались «легким испугом». Им грозила смертная казнь, но дело кончилось «исключением из службы» с разными последствиями. В письме К.Н. Макаровой от 27 июня Рожественский писал: «...Вы можете мне не верить, но я говорю Вам с глубокой искренностью, что я чувствую себя униженным вынесенным на мой счет приговором и был бы счастлив, если бы меня обвинили. К позорному клей¬му я сумел бы отнестись совсем равнодушно!»
В ноябре 1906 г. началось слушание дела о сдаче япон¬цам отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова. Обвините¬лем выступил опять же А.И. Вогак, а З.П. Рожественский был приглашен в качестве свидетеля. В своих показани¬ях Зиновий Петрович подтвердил, что требовал от своих подчиненных «безусловного подчинения». Отряд Небо¬гатова он признавал «надежной помощью», но пришед¬шей с запозданием.
Интересно, что для решения вопросов о дальнейших действиях разбитой эскадры З.П. Роже¬ственский вовсе не считал обязательным какой-либо со¬вет офицеров — по его мнению, все решал командующий. В случае неповиновения приказу о сдаче одного из офи¬церов бывший командующий не проявил сомнений: «Я бы его застрелил», — заявил он1.
Несколько лет назад, к очередной годовщине Победы с политотдела спустили замам команду – сделать «наглядную агитацию» с командирами ПЛ ВОВ, с раздачей типографских отпечатанных листов. Какая ахинея и бред в них были написаны – отдельный разговор …
Я добавил к этой «продукции политотдела» 2 свои распечатки - по капитан-лейтенантам Петрову Н.М. и Мохову Н.К. (командиры Щ-307 и Щ-317), прихожу на следующий день в казарму – на месте моих - пустое место, «кто-то снял».
Ни минуты сомнений, кто бы это мог сделать, не было, поэтому сразу пошел «выворачивать шубу» заму …
Разумеется, распечатки вернулись на место, но одну фразу «замули», которую он верещал в свое оправдание, приведу. Дословно - «… ИХ НЕТ В УТВЕРЖДЕННОМ ПЕРЕЧНЕ … »
«Наибольшее количество целей торпедами потопили Н.К. Мохов и Г.И. Щедрин (по 4 побе¬ды). Н.К. Мохов потопил все цели и еще один транспорт повредил за один единственный в сво¬ей жизни боевой поход в качестве командира. 10 июля 1942 г. он донес со своей позиции в Бал¬тийском море об израсходовании всех торпед и потоплении пяти транспортов. В базу лодка не вернулась и все победы «Щ-317» подтвердились лишь после войны. Но все подтвердились! Един¬ственная ошибка - транспорт «Орион» (2513 брт.) после попадания торпеды остался на плаву, т.е. был поврежден, а не потоплен. Пожалуй это самый выдающийся результат за всю Великую Отечественную войну.»
А.В. Платонов В.М. Лурье «Командиры советских ПЛ 1941-1945гг.»
Мохов Николай Константинович
(14 декабря 1912 - 12 июля 1942)
Русский, Член ВКП(б) с 1932 года. В ВМФ с 1932 года.
После окончания в 1936 году Военно-морского училища имени Фрунзе назначен командиром БЧ-1 на подводной лодке "М-74". С июня 1938 года принял "М-74" в качестве командира.По данным В.Баданина в июне 1936 года Н.К.Мохов назначен командиром опытной подводной лодки "Р-1" ("С-92") с энергоустановкой РЕДО и командовал ей до своего назначения командиром дивизиона, так как "М-74" во время Советско-финляндской войны командовал старший лейтенант Д.М.Сазонов. С июля 1940 года командует дивизионом строящихся и ремонтирующихся кораблей.
30 ноября 1940 года присвоено звание капитан-лейтенант. В феврале 1941 года назначен командиром 9 Учебного дивизиона подводных лодок, куда входили "М-72", "М-73", "М-74", "М-75", "М-76". В этой должности капитан-лейтенант Мохов встретил начало Великой Отечественной войны. Подводные лодки находились в ремонте, а в августе 1941 года их поставили на консервацию.
В январе 1942 года Мохов получает в командование "Щ-317". 9 июня 1942 года лодка впервые под его командованием вышла в боевой поход, но обратно на базу не вернулась. Последний поход "Щ-317" и его командира оказался достаточно результативен. За 36 суток Мохов провел 5 торпедных атак (выпущено 10 торпед), которые все (!) оказались результативными, в результате чего потоплено три транспорта общим водоизмещением 5.878 брт (разным данным суммарное водоизмещение потопленных судов колеблется от 6.080 до 10.997 брт) и одно судно (2.405 брт) повреждено.
В 1942 году Н.К.Мохов награжден Орденом Ленина (посмертно). http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_m.php3
Первый реальный боевой успех балтийских подводников (и единственная потопленная нашими ПЛ ПЛ противника)
Петров Николай Иванович
(18 мая 1910 - после октября 1941)
Русский. Член ВКП(б) с 1931 года. В ВМФ с 1929г.
После окончания ВМУ им. Фрунзе проходил служу на "малютках" в должности командира БЧ-1 сначала на Черном море, затем на Дальнем Востоке. Затем слушатель, преподаватель Учебного Отряда Подводного плавания. С ноября 1938 года старший преподаватель специальных курсов командного состава подплава.
17 ноября 1938 года Н.И.Петрову присвоено звание капитан-лейтенант.
В апреле 1940 года назначен помощником командира на подводную лодку "Щ-307", а с января 1941 года Н.И. Петров принял эту лодку в качестве командира.
Командуя "Щ-307" капитан-лейтенант Петров встретил начало Великой Отечественной войны в ходе которой совершил один боевой поход продолжительностью 21 сутки, произведя 10 августа 1941 года 1 торпедную атаку в результате которой на дно пошла немецкая подводная лодка "U-144". Это была первая реально подтвержденная победа балтийских подводников.
В начале октября 1941 года Н.И.Петров был арестован и Военным трибуналом ЛВО 22 октября 1941 года осужден на 10 лет лишения свободы по печально известной 58 статье. Тогда же он был уволен из ВМФ.
Умер находясь в заключении.
17 января 1975 года приговор в отношении Н.И.Петрова отменен и уголовное дело прекращено. http://www.town.ural.ru/ship/means/mens_p.php3
кстати в «УТВЕРЖЛЕННОМ ПЕРЕЧНЕ» присутствовал тот же Травкин, разумеется с указанием липового боевого счета, ….
наше отношение к военной истории – выдумывание сладких мифов, оправданий, воспевание «героической гибели» в самых тупых и бездарных вариантах действий, критический анализ это «охаивание» …
Сегодня на ТОФе мы имеем «Варяг», «Кореец», «Ослябя», «Пересвет» (последний это вообще КЛИНИЧЕСКИЙ случай, с учетом его «боевых успехов» и того, что он стал японским трофеем – командование корабля даже не почесалось взорвать корабль перед сдачей Порт-Артура)
При всем при этом у нас забыт «Амур», корабль действительно добившийся наибольшего боевого успеха в истории Российского флота, забыты многие командиры ПЛ добившиеся реальных побед в ВОВ, до сих пор появляется (и ей благодарно внемлют!) выступления и публикации подобные приведенной hardenом …
