Прежде всего надо было определить районы вырезов в прочном корпусе лодки. Чтобы они, в частности, совпадали с проходами, потому что других свободных пространств в отсеках подводной лодки попросту нет. В то же время снаружи, со стороны надстройки, это должны были быть районы, где бы обеспечивался доступ к месту предполагаемого выреза в прочном корпусе с минимальным объемом демонтажа корпусных конструкций, трубопроводов и другого расположенного в надстройке оборудования.
Вырезы должны были находиться в верхней части прочного корпуса, на расстоянии не более двух метров от диаметральной плоскости лодки: дальше по борту шли балластные цистерны, влезать в которые было нельзя не только по причине дополнительных работ для водолазов, но также ввиду возможного использования цистерн в дальнейшем, при подъеме лодки. Были и другие ограничения.
Нельзя было трогать трубопроводы воздуха высокого давления и воздушные баллоны - из соображений безопасности. Этих баллонов длиной три с половиной метра и диаметром около полуметра, содержащих запас сжатого воздуха под давлением 400 атмосфер, необходимого для всплытия лодки, а также для других целей, требуется так много, что при проектировании для их размещения используют в надстройке любое свободное место. Обычно они располагаются связками по 4-5 баллонов, а там, где не помещается связка, ставят по 1-2 баллона. Баллоны между собой и с отсеками связаны трубопроводами, находящимися под давлением.
При выборе координат вырезов в прочном корпусе все это надо было обходить, а следовательно, исключить из возможных мест для вырезов районы расположения не только самих баллонов, но и любой находящейся под давлением воздушной трубочки толщиной в мизинец. Впоследствии оказалось, что в этом нет необходимости, стравить воздух из баллонов и трубопроводов под водой технологически возможно (что и было сделано).
Но в первый период проектных работ это требование соблюдалось строго, Кроме того, в районе 2-го, 3-го и частично 4-го отсеков находится ограждение выдвижных устройств, расстояние между бортовиной которого и стрингером балластных цистерн в отдельных районах составляет около 300 мм. Внутри ограждения значительную площадь занимают выдвижные устройства, проходят трубы большого диаметра, много жестких корпусных конструкций.
Готовясь к работе на "Курске", мы понимали, что обследование носовых отсеков (2-го, 3-го, 4-го), а также района ограждения выдвижных устройств имеет особое значение для восстановления картины аварии ввиду их близости к 1-му, торпедному отсеку, в котором произошел взрыв. В этом районе должны быть сосредоточены наиболее зримые следы катастрофы. Их тщательное обследование и описание могло оказаться решающим фактором при анализе ситуации и установлении причин аварии и ее последствий. Во 2-м и 3-м отсеках по боевой готовности № 1 находится примерно половина личного состава.
Часть 2
В конце пирса открывалась справа стапель-палуба приткнутого сбоку дока, ограниченная с бортов на всей своей 300-метровой длине двумя башнями, поднимающимися вверх подобно крепостным стенам. Ширина открытой с торцов стапель-палубы между башнями - 65 метров. Правильнее сказать, что пирс притыкался своей последней, развернутой под углом секцией к стапель-палубе громадины дока. Середину дока, ближе к носу, занимал установленный на кильблоки "Курск".
К его правому борту в районе кормовых отсеков прижалось еще одно судно - несамоходное. Это была плавучая контрольно-дозиметрическая станция (ПКДС-14), которая своим правым бортом почти упиралась в башню дока. Между противоположной башней дока и левым бортом "Курска" оставалась широкая свободная полоса - транспортная магистраль, соединявшая берег и пирс с разрушенной носовой частью "Курска".
Ступив на еще мокрую стапель-палубу, мы увидели "Курск" со стороны кормы. Никаких следов аварии не было заметно. Тускло поблескивали серповидные лопасти винтов, перья горизонтальных рулей были слегка опущены вниз, на погружение. Резиновое покрытие в районе кормовой оконечности и с левого борта (по крайней мере, в районе кормовых отсеков) также не имело видимых повреждений.
Через некоторое время мы отправились к будущему "рабочему месту". Миновав темное и мокрое узкое пространство между АПК и ПКДС, подошли к изуродованной носовой части корабля, к месту, которое теперь в оперативных радиотелефонных переговорах официально будет именоваться вторым подъездом, а в обиходе - просто срезом. Картина предстала ужасная. Никакого ровного распила корпуса, как мы это себе представляли, не существовало. Разорванные взрывом неровные края прочного и легкого корпусов выступали в верхней части в районе 17-го- 18-го шпангоутов, ниже - в районе 15-го.
В килевой части прочный корпус выступал в нос в виде языка, доходившего до 11-го шпангоута. Вверху обшивка прочного корпуса оторвана от 17-го шпангоута, как бы приплюснута вниз на расстоянии одной-двух шпаций. С правого борта оторванная от набора обшивка в районе 12-го - 15-го шпангоутов также загнута внутрь отсека. С левого борта перед срезом - цилиндр прочной выгородки носового горизонтального руля вместе с фрагментом прочного корпуса (6-й- 12-й шпангоуты) как бы висит в воздухе, соединенный с кораблем довольно узкой перемычкой. Позже посчитали общую массу этой "воздушной" конструкции вместе с установленным внутри цилиндра оборудованием - что-то около 100 тонн. Кормовее с левого борта видна сохранившаяся часть цепного ящика, сверху свисает якорь-цепь.
Насколько можно было видеть со стапель-палубы, сплошной завал из разрушенных и искореженных конструкций и оборудования, перемешанных с донным грунтом, начинался внизу от района 11-го - 12-го шпангоутов и, постепенно повышаясь, уходил в корму. Переборка между 1-м и 2-м отсеками выше завала отсутствовала. В глубине 2-го отсека на подволочной части прочного корпуса просматривались загнутые в корму оборванные трубы перископов и комингс всплывающей спасательной камеры (ВСК) с входным люком, с обеих сторон которого, на самом верху завала, лежали две мощные балки торпедных стеллажей.
Верхняя граница завала в районе ДП подходила почти вплотную к входному люку в предкамеру ВСК, далее в корму достигала подволока прочного корпуса, и снизу было невозможно разглядеть что-нибудь определенное. С носа, в районе 13-го - 18-го шпангоутов, из завала выступал крупный фрагмент обшивки прочного корпуса (как определили позже - верхняя часть правого борта, район 9-го - 16-го шпангоутов).
Но ни один из них, уважаемых профессионалов своего дела, не мог знать, как формировался 2-й отсек, как компоновался ГКП, какие жаркие споры разгорались вокруг расположения и состава оборудования рабочего места командира.
Почему и при каких обстоятельствах боевой информационный пост (БИП) очутился на левом борту в носу, возле двери в пост штурмана, в то время как на первых двух лодках (проект 949) он располагался в кормовой части ГКП? Всех мельчайших подробностей процесса компоновки отсека не знает даже генеральный конструктор. О них знает только тот, кто сам компоновал ГКП, начиная с первого листа формата А4. Так же, как все нюансы компоновочных решений 3-го отсека известны до конца, простите, только автору этих строк да покойному Володе Зотову,
Третья лодка серии, заводской номер 617, строилась уже по модернизированному проекту - 949А. Потом вносились отдельные изменения на ПЛ заводские номера 619, 637, на некоторых последующие лодках серии. При этом носовых отсеков (особенно 2-го, 3-го) эти изменения касались в большей степени, чем других. Каждый раз мы старались не ухудшить эти самые сложные по насыщенности отсеки (управления и радиоэлектронного вооружения - РЭВ), а если появлялась возможность - улучшить компоновку отдельных районов.
И вот теперь эти сотни раз просчитанные и измеренные до миллиметров упорядоченные пространства отсеков предстали пред нами бесформенной грудой железа и разодранным прочным корпусом. Где-то внутри этого могильного холма, который предстояло раскопать и выгрузить, находились останки погибших подводников. Сколько их там? Этого не знал никто. Еще неизвестно было, сколько погибших моряков находится в 4-м, а также в каждом из кормовых отсеков. Кроме 9-го, где счет был точный: 12 подняли на поверхность, 11 еще лежат в отсеке, в котором уже работала группа осмотра.
Предстояло завтра подняться в отсек в районе среза, чтобы осмотреться. Прежде всего надо было осмотреть выступающий из завала крупный отломившийся фрагмент прочного корпуса и наблюдавшееся со стапель-палубы нагромождение металла в районе ГКП, а также определить возможность продвижения по верху завала от среза в корму, в сторону 3-го отсека.
Поднялись наверх, где на уровне второго марша трапа от лесины на лодку был перекинут достаточно широкий переход из досок, имевший ограждение с двух сторон. Противоположный конец перехода утыкался в склон завала, как в берег. Дальше рабочие, устанавливавшие леса, двигаться не имели права.
Следователи и специалисты осмотр панорамы отсека от среза в корму начали с площадки лесины. Затем прошли в конец перехода и по верху завала в районе ДП продвинули вперед доску. Сначала одну, затем другую.
Видимая поверхность завала состояла из фрагментов прочного и легкого корпусов лодки, внутренних корабельных конструкций, электронной аппаратуры, корабельной аккумуляторной батареи, аккумуляторов торпед, спутанных пучков электрических кабелей, аппаратуры электрических сетей и приводов вспомогательных механизмов, механизмов и конструкций торпедного комплекса, трубопроводов и арматуры общекорабельных систем и систем обслуживания ракетного комплекса.
В носовой части из завала выступали крупные фрагменты прочного и легкого корпусов, а также оборудования, размещавшегося между корпусами, в надстройке.
На всем протяжении 1-го и 2-го отсеков поверх завала наблюдалось множество корпусов аккумуляторных баков, в основном полностью сохранившихся, разрушенных фрагментов самих аккумуляторов. Две массивные балки устройства быстрого заряжания (УБЗ), которые были видны еще со стапель-палубы дока, как бы венчали эту громадную груду искореженного железа. Крупный фрагмент прочного корпуса в районе 13-го -18-го шпангоутов, обломившийся при отрезании 1-го отсека, предстояло выгрузить в первую очередь, чтобы освободить фронт дальнейших работ.
Видимая поверх завала верхняя часть обшивки прочного корпуса от 19-го шпангоута в корму не имела разрывов или вмятин, сохранила цилиндрическую форму и представляла собой изнутри чистую окрашенную поверхность красно-коричневого цвета с сохранившимися на ней отдельными фрагментами теплоизоляции в кормовой части 2-го отсека. Никаких явных следов пожара в 1-м и 2-м отсеках не наблюдалось, что подтверждало и состояние верхней части обшивки прочного корпуса, а также изоляции электрических кабелей и обнаруженных резинотехнических изделий.
После визуального осмотра со "смотровой площадки", а проще - с лесов, убедившись в том, что взрывоопасные предметы не наблюдаются, начали планомерное обследование отдельных видимых участков с носа в корму, сначала по одному борту, затем по другому. Предварительно каждый участок внимательно осматривался специалистами-взрывотехниками, а также торпедистами под предводительством энергичного и деятельного капитана 1 ранга И.Шавырина.
Так прошел первый день обследования 1-го и 2-го отсеков. Повезло с погодой: было ветрено, но без осадков, к обеду стало проглядывать солнце, температура воздуха не опускалась ниже минус одного градуса по Цельсию.
С утра 27 октября, которое оказалось пасмурным, сырым и теплым, в течение двух дней - субботы и воскресенья - в районе 1-го и 2-го отсеков продолжался осмотр поверхности завала.
Уложенные в районе диаметральной плоскости (ДП) доски постепенно продвигались в корму, увеличивая площадь своеобразной "смотровой площадки". Это был безопасный плацдарм, с которого осматривались пологие склоны завала. Склоны и углубления в них методично обследовались район за районом. Сначала выбранный участок осматривался специалистом-взрывником и торпедистами (чаще всего это был Шавырин, который норовил всюду успеть первым); остальные, напрягая зрение, помогали сверху, со "смотровой площадки", указывая на все подозрительные предметы (или могущие представлять интерес).
После такого обследования участок считался безопасным, по нему можно было ходить, и следом начинали работать остальные специалисты. Когда доски достигли темной дыры на левом борту в районе 36-й переборки, появилась возможность впервые заглянуть в 3-й отсек со стороны 2-го. В это время уже были смонтированы два светильника, похожие на прожекторы.
Все неокрашенные металлические предметы за время нахождения в воде покрылись продуктами окисления, которые от прикосновения легко осыпались. Поэтому не только перчатки, но и вся одежда (шапка, ватник, штаны и ботинки) казалась измазанной не то мелом, не то известкой.
Потом мы осматривали то, что осталось от КПС. Собственно, не осталось ничего. Разорванный и смятый фрагмент крыши выгородки распластан взрывной волной на подволочной части прочного корпуса. Такая же смятая и разодранная стенка прижата к бортовине. Никаких следов аппаратуры не просматривается.
Под подволоком, за отогнутым кверху листом переборки, обнаружили первую документацию: разбухшие гроссбухи инструкций и технических описаний, различные наставления, вахтенные журналы учета работы аппаратуры. Листы после годичного пребывания в воде слиплись между собой, записи расплылись, текст с трудом поддавался прочтению. Все это было мокрое и маслянистое. Это оказались, кажется, первые документы, найденные в районе 2-го и 3-го отсеков. Позже, по мере разбора завала, разнообразную техническую документацию будут выгружать мешками.
Вначале все внимание обследователей было обращено на обнаружение взрывчатых веществ. Это продолжалось и впоследствии. Но в первые дни необходимо было убедиться в возможности безопасного выполнения работ. Часть торпед при взрыве могла разрушиться, но не взорваться. Не могу сказать, насколько обоснованными были опасения, внушенные нам, непосвященным, взрывотехниками и вооруженцами, но в первый период обследования все невольно смотрели под ноги, прежде чем ступить. Правда, вниз приходилось смотреть не только из опасения взлететь на воздух, но и чтобы не поломать ноги, пробираясь по завалу.
Поверхность завала отнюдь не была ровной и гладкой, из него торчали разные железяки с острыми и рваными краями, между которыми легко было провалиться. Можно было также, карабкаясь по завалу наверх, схватиться рукой за какую-нибудь торчащую из завала трубу и вместе с ней полететь вниз, на груду острого металла.
В случае обнаружения предмета, напоминающего взрывчатку, работы останавливались, взрывотехник тут же делал экспресс-анализ с помощью вещества "Антивзрыв". Процедура анализа была несложной. С предполагаемого взрывоопасного предмета делался соскоб, на него из баллончика распылялось немного аэрозоля, и взрывотехник визуально определял наличие гексогена и тротила по реакции исследуемого образца. Если анализ подтверждал подозрение, по рации вызывалась машина с надписью на ветровом стекле "Разминирование", взрывоопасный предмет с соблюдением мер предосторожности перекочевывал в ее кузов, а работы не возобновлялись, пока машина не отъезжала со своим грузом.
Перерыв в работах был единственным неудобством, которое мы при этой процедуре испытывали, потому что, особенно первое время, пока технология эвакуации взрывчатых веществ не была отработана, машину зачастую приходилось ждать долго. Иногда она была занята и не сразу освобождалась. В дальнейшем, в периоды, когда взрывчатка попадалась "густо", машина дежурила прямо у среза, что сокращало время эвакуации. Способность, с которой вооруженцы визуально определяли среди другого хлама, перемешанного с грязным илом, ничем, казалось бы, не выделяющийся кусок именно взрывчатки, была поразительной и напоминала способность собаки-ищейки.
Обследование 2-го, 3-го и оставшейся части 1-го отсеков имело свои особенности, обусловленные не только степенью их разрушения, но также тем обстоятельством, что в этом районе должны были находиться "вещественные доказательства", с помощью которых можно было реконструировать трагические события августа 2000 года и приблизиться к разгадке гибели лодки. Поэтому первоочередной задачей наряду с поиском людей и взрывчатых веществ было обнаружение любых фрагментов торпедного вооружения и обслуживающих его систем.
Естественно, что в группу обследования первых двух отсеков (отдельной группы по обследованию 1-го отсека сформировано не было, оставшаяся часть 1-го и 2-й отсек обследовались как единый район) входили большей частью специалисты по торпедному вооружению.
Первичное обследование отсека было закончено в течение двух-трех дней, начиная с 26 октября. Уже при первом осмотре стало понятно, что в установленный конечный срок (ориентировочно 20 ноября) обследование 2-го и 3-го отсеков (имея в виду прежде всего следственные действия прокуратуры) завершить не удастся: разобрать завалы за три недели было просто нереально.
Здесь же был раскрытый с одного торца толстостенный стальной цилиндр диаметром 11 метров, забитый на длине примерно 25 метров спрессованными обломками железа, сцепленными между собой самым непредсказуемым образом и образовавшими монолитный массив.
Скажу лишь, что для начала с помощью башенного крана убрали крупные фрагменты корпусных конструкций в районе 15-го - 18-го шпангоутов, что освободило фронт работ в районе среза, да перерезали узкую перемычку обшивки прочного корпуса, на которой висел так называемый "буль". Это необходимо было сделать в целях обеспечения безопасности работ в районе среза.
Выгородка висела на высоте около метра от стапель-палубы, а узкая перемычка, соединявшая эту конструкцию с остальным корпусом лодки, могла обломиться. Кроме того, выгородка метров на пять выступала впереди среза корпуса и мешала работе кранов и самосвалов.
В отличие от первых двух отсеков, имевших со стороны среза открытое сообщение с атмосферой, а следовательно, потенциальную возможность "выгребания" завала с носа, 3-й отсек, ограниченный со стороны кормы переборкой 49-го шпангоута, а от 2-го отсека отрезанный сплошным завалом оборудования и корпусных конструкций, был связан с внешним миром только технологическими вырезами в верхней части прочного корпуса.
При этом внутреннее пространство отсека также представляло собой сплошной завал, верхняя граница которого доходила почти до подволока прочного корпуса.
Как и во всех остальных отсеках, следственная группа работала в 3-м отсеке с момента всплытия лодки, когда в нижней его части еще стояла вода, то есть отсек не был осушен полностью.
Технологических вырезов в прочном корпусе 3-го отсека при подъеме лодки было вскрыто четыре: по два на каждом борту (так называемые точки 3.1, 3.2, 3.3, 3.4). Кроме того, с левого борта был еще один, пятый вырез (или первый), вскрытый при обследовании лодки с "Регалии" осенью 2000 года.
Вырезы на левом борту попадали в узкий проход между бортом и электронными стойками, а на правом - в выгородку поста гидроакустики. Вот через эти вырезы, один из которых был диаметром 1000 миллиметров, а остальные - 700 миллиметров, группа осмотра и проникла в верхнюю часть 3-го отсека, как только он был осушен до уровня второго настила. Вернее, опустились на поверхность завала, находившуюся в 1 - 1.5 метра от подволока прочного корпуса.
Как только была осушена верхняя часть 4-го отсека, группа осмотра спустилась, также через технологический вырез, в 4-й отсек, в котором было обнаружено 13 тел подводников. Через дверь на 49-й переборке проникли на второй настил 3-го отсека. Произошло это, кажется, 28 октября, в воскресенье. Ниже второго настила еще стояла вода.
В выгородке поста БРХП (радиационно-химический пост), примыкавшей непосредственно к переборке 49-го шпангоута, слева от переборочной двери обнаружили четыре тела, которые эвакуировали через 4-й отсек. По боевой готовности № 1, когда весь личный состав находится на рабочих местах, в выгородке БРХП должен находиться один человек. Предположительно, люди в момент второго взрыва находились в районе магистрального прохода (возможно, направлялись в корму, к переборочной двери) и взрывной волной были заброшены в выгородку через дверь, расположенную как раз в створе с проходом. Тут же, в проходе справа, было обнаружено еще одно тело.
По правой стороне прохода (смотря с кормы в нос) и немного носовее БРХП начиналась выгородка командирского гальюна-умывальника, примыкавшего непосредственно к расположенной носовее каюте командира лодки и соединенного с ней металлической дверью. Продвинуться по проходу в нос дальше гальюна (примерно 44-й - 45-й шпангоут) не удалось из-за завала. Между тем проникновение в каюту командира стояло в планах обследования 3-го отсека в числе приоритетных задач.
В процессе резки обнаружили четыре сейфа из каюты командира, за которыми "охотились" следователи. С большим трудом извлекли один. Два сейфа пришлось вырезать из комингса двери. Когда вырезали, то оказалось, что один сейф своим углом пробил дверцу другого, воткнулся в него и застрял так, что не вытащить с помощью лома. Четвертый сейф, находившийся на подволоке в гальюне, при помощи лома удалось извлечь сравнительно легко, он оказался целым. В завале обнаружили пятый сейф, больших размеров.
Мы не вели счета обнаруженным телам подводников, это фиксировалось протоколами следствия. Наша задача состояла в обеспечении, в необходимых случаях, доступа в район обнаружения и участие в связанных с этим технических мероприятиях. Из 4-го и 9-го отсеков было извлечено самое большое количество погибших. Как это происходило в 9-м, не знаю, а из 4-го следователи - молодые ребята - вытаскивали тела на плечах, с трудом протискиваясь по узким трапам наверх.
Могу также подтвердить, что на большинстве боевых постов в 3-м отсеке погибших обнаружили на своих рабочих местах, большинство из них были включены в ШДА (шланговые аппараты стационарной дыхательной системы) или в индивидуальные дыхательные аппараты ИДА. Это касается постов гидроакустики, радиолокации, радиоразведки, ПППС-ЗАС, - за исключением тех постов, что были разрушены силой взрыва на мелкие фрагменты.
...Через вырез в правом борту кормовее ограждения мы с Пирожковым проникли в 4-й отсек, оказались на втором настиле 4-го отсека и через открытую переборочную дверь пролезли в 3-й. Не отходя от дверей, огляделись при тусклом свете подвешенной переноски. Собственно, идти было некуда. Впереди - стенка выгородки гальюна, где двое рабочих отдельными кусками вырезали мешавшую уже вторые сутки дверь, пытаясь освободить обнаруженное два дня назад тело подводника.
Трудно было не только дышать, но и разглядеть что-то. Сопровождавший нас молодой следователь в химкомплекте подсвечивал фонарем. Этот фонарь в районе работ переходил из рук в руки, выхватывая из темноты предметы на значительном расстоянии. Никакие другие фонари не могли с ним сравниться. Фонари были аккумуляторными и после смены подзаряжались в комнате ГВП на ПКДС-14. Там всегда стояло на полу десятка полтора фонарей, а на столе десяток раций - тоже на подзарядке.
А вот чем дышали в 3-м отсеке газорезчики, сказать не берусь. Единственный воздуховод успевал вытягивать этот дым только при выключении газовой горелки. Люди в это время жадно втягивали в себя сигаретный дым по ту сторону переборки, в 4-м. "Отдохнув" несколько минут таким образом, снова принимались за работу. Снова хлопок - вспыхивает сноп пламени, снова летят искры и валит дым. Иногда выбирались подышать (и покурить) наверх, на палубу надстройки, но так как выбираться и опять спускаться было не совсем легким делом и занимало много времени, то этим не злоупотребляли.
Обсудив ход работы, мы, чтобы не потреблять дефицитный кислород, вернулись вместе со следователями в 4-й отсек. Там были свои проблемы, связанные с 3-м отсеком.
В 3-м отсеке были районы, интересовавшие прокуратуру больше других: прежде всего - выгородка ПППС-ЗАС (пост радиосвязей) и СПС (шифропост).
К моменту моего первого посещения 3-го отсека в переборке с правого борта при ДП на третьем настиле уже было вырезано "окно" размерами 200 на 200 миллиметров, через которое просматривалось небольшое свободное пространство в нос на 1 - 1.5 метра.
Решили проверить еще один маршрут на пути к выгородке радиосвязи: сделать в переборке еще одно "окно" на уровне третьего настила, уже непосредственно в каюты на левом борту, в надежде через них добраться до нужного района.
После обсуждения вопросов, связанных с проникновением в выгородку радиосвязи, можно было осмотреться вокруг. От кают на первом настиле 4-го отсека, за некоторым исключением, остались только металлические обрешетники. Разбухшие и размокшие асбосилитовые переборки кают, похожие на древесно-стружечные плиты, обрушились. Это результат не взрыва, а долгого нахождения в воде. Крепившиеся к переборкам верхние койки накренились вниз или упали вовсе.
Вокруг много разбухших тяжелых матрацев. Говорили, что их было еще больше, но выгрузили при эвакуации тел. Все кругом какое-то черное, мокрое, маслянистое. Напоминало залитое водой тоскливое пепелище после пожара. Хотя никаких следов пожара не было. Запах сырости и гниения. Тусклый свет двух подвешенных к подволоку переносок делал картину еще более мрачной.
Много личных вещей, одежды. Брюки на вешалке, чемоданчик-кейс, черная дорожная сумка, офицерская фуражка, китель, зубная щетка, паста "Блендамед", авторучка. Часть вещей вынесли, очевидно, наверх. Здесь, в этих каютах, жили люди, молодые, здоровые, крепкие. Через день-два после прихода в базу предполагали переодеться, побриться (бритвенный прибор тоже попадался) и сойти на берег - к женам, детям, друзьям. Отсек еще не был полностью осушен, ниже третьего настила стояла вода. Маслянистая грязная вода поблескивала в кормовой части третьего настила. И позже, после осушения отсека, по нижним настилам перекатывалась не слившаяся вода, а потом так и замерзла...
Выгрузка из контейнеров крылатых ракет была второй (после энергетической установки) задачей, от решения которой зависело дальнейшее обследование отсеков лодки. Бригада монтажников "Севмаша" приступила к работам сразу после всплытия дока. После осмотра и оценки общего состояния контейнеров и установки лесов начали сливать воду, проникшую в контейнеры через разрушенные трубопроводы, так как понижение температуры воздуха до минусовых значений (а это могло произойти в любой день) привело бы к разрушению контейнеров.
Для выгрузки ракет необходимо было сначала поднять щиты, а потом уже открывать крышки контейнеров. Вода стекала по стапель-палубе, в воздухе стоял ощутимый запах керосина, сливавшегося вместе с водой из поврежденных ракет в носовых контейнерах. 16 ракет флотские специалисты выгрузили со всеми предосторожностями и вывезли из дока. Семь ракет, имевших деформацию корпуса, оставили в контейнерах и позднее залили жидким полистиролом. В
1 ноября в районе среза не работали: шла подготовка к выгрузке ракет из контейнеров правого борта. В 3-м отсеке продолжалась расчистка верхней части завала по правому борту в районе поста гидроакустики. Удалось расчистить завал перед выгородкой радиоразведки, в носовой стенке которой вскрыли вырез 700 на 700 миллиметров, через который проникли в выгородку и извлекли два тела.
Один из обнаруженных радиоразведчиков сидел на своем рабочем месте, голова и согнутые в локтевом суставе руки лежали на панели-столешнице пульта, на голове была надета маска ШЛА (шланговый дыхательный аппарат, соединенный с воздушной магистралью). Второй лежал на правом боку, зажатый между столешницей пульта и выломанной дверью выгородки. Продольная стенка выгородки со стороны ДП помята, отошла к борту, но в целом выгородка не была разрушена. Аппаратура в рубке частично разрушена, помята, но в основном стояла на своих местах.
В воскресенье (или уже в понедельник), убедившись в бесперспективности дальнейшего продвижения в этом направлении, вернулись к "окошку" на левом борту, через которое в 3-м отсеке виднелись сваленные в кучу койки и матрацы, расширили его и стали прорезать завал в каюте. Матрацы и разрезанные на части койки выбрасывали в 4-й отсек. Через некоторое время стало ясно, что и здесь не пройти. Но в ночь с субботы на воскресенье еще были надежды пробиться на левый борт со стороны ДП, и работа продолжалась до утра. Мы с Севой то задыхались в дыму в районе работ, то выбирались наверх - покурить и подышать.
Мы рассказали, заодно посетовав на трудности и слабую эффективность работ. В ответ он сообщил, что принято решение увеличить вырез над 3-м отсеком, чтобы ускорить выгрузку. Мы еще раньше выступали с этим предложением, но задержка была в том, что прочный корпус надо было резать угольными электродами, а для этого требовалось подать ток большой мощности, до 1000 ампер, чего не разрешали ракетчики, опасаясь наводок на невыгруженные ракеты в контейнерах. В конце концов вырез все-таки расширили, впоследствии это пригодилось.
Постепенно отлаживались организация и технология работ, нарабатывался опыт. В районе среза появился автокран, он вытаскивал контейнеры, которые вручную нагружались в отсеке, а также отдельные конструкции, приборные стойки, блоки клапанов, фрагменты торпедного вооружения. Мусор (порой довольно больших габаритов и массы) вываливался прямо в кузова подъезжавших самосвалов, оборудование и все мало-мальски представляющие интерес предметы (в том числе и корпусные конструкции) складывались на стапель-палубе в определенном порядке для осмотра и дальнейшей сортировки. Крупные фрагменты конструкций прочного и легкого корпусов, настилов и прочего вытаскивались с помощью башенного крана. С появлением автокрана уменьшились потери времени в ожидании башенного (докового) крана.
В соответствии с этим приказом в кормовых отсеках (с 5-го по 9-й) начиналось обследование конструкций и оборудования, в котором с нашей стороны принимали участие, кроме хозяев отсеков, специалисты других подразделений бюро. В 4-м отсеке работы по техническому обследованию начались с опозданием, как только отсек был передан ГВП временному экипажу.
После того как увеличили наконец вырез в прочном корпусе над 3-м отсеком с левого борта, продолжили выгрузку верхней части завала из 3-го отсека. Выгружали прежним способом (бочки - башенный кран), но работа пошла быстрее и эффективнее.
К середине ноября во 2-м отсеке корпус в нижней части был очищен до 24-го шпангоута. Выгружены разрушенные баки аккумуляторов, днище и стенка аккумуляторной ямы 1-го отсека. На З6-м шпангоуте обнаружен крупный фрагмент переборки 22-го шпангоута высотой около четырех метров, с дверью и частью газоплотного настила, располагавшийся в районе 34-го - 36-го шпангоутов.
Задняя крышка торпедного аппарата № 4, в котором находилась взорвавшаяся практическая торпеда 298А, была обнаружена в районе 20-го шпангоута на правом борту ниже уровня второго настила.
Часть 4
В первой половине ноября стало понятно, что работы во 2-м и 3-м отсеках протянутся, по крайней мере, до конца декабря, а скорее всего, в этом году не закончатся.
Каждый раз, вступая на стапель-палубу дока, невозможно было отделаться от ощущения нереальности ситуации. Только неширокая горизонтальная полоса, темная и маслянистая, напоминала о верхней границе затопления отсека.
В первые дни, когда лодка еще не обросла металлическими фермами высоченных лесин, трапами, не опуталась трубами, шлангами, электрическими кабелями, не покрылась переходами и ограждениями, сколоченными из свежеструганных досок, - это ощущение было постоянным, болезненным, почти непереносимым. Черное обрезиненное тело лодки было ровным, гладким и чистым (не считая мелких ракушек ниже ватерлинии). Плавные и благородные обводы корпуса с кормовым оперением напоминали огромного кита, поглотившего людей, как в древнем мифе..
Второй этап работ на "Курске" - техническое обследование отсеков - в двадцатых числах ноября заканчивался, народ начал разъезжаться, часть кают на "Визире" опустела.
Обследование отсеков и систем АПК "Курск" закончилось.
Могу засвидетельствовать бережное, почти трепетное отношение ко всем найденным в отсеках предметам, кто бы их ни обнаруживал: участвовавшие в обследовании гражданские специалисты, временный экипаж, рабочие, матросы с "Адмирала Кузнецова" или с "Кондопоги". У всех, от матроса до руководителей, было страстное желание не упустить самой маленькой детали или клочка бумаги, которые могли помочь следствию.
Документы, записные книжки, денежные знаки, всякие мелочи -все несли сразу же следователям, которые тщательно учитывали находки. Такой пример: были найдены наручные часы, они ходили и показывали время, пролежав год на дне морском. Наверное, дорого дала бы фирма за такую рекламу своей продукции.
Шестого декабря прояснилось и похолодало. Под ногами перестало хлюпать. Вода в заливе слегка парит. Вытащили оставшиеся стойки гиропоста - открылась полностью стенка между выгородками гиропоста и "Гранит" - "Беркут". Ее разрезали, сдернули, засняли на видео и вытащили на стапель-палубу. За стенкой увидели стойки "Беркута" и "Гранита", менее разбитые, но более плотно сцепленные между собой и еще более, чем стойки гиропоста, наклоненные в сторону кормы.
Днем сняли маскировочную сеть, закрывавшую вид на разодранный нос "Курска" со стороны залива. Стало светлее, но непривычно пусто, так и хотелось "задернуть занавеску".
Около 21.00 буксиры привели могучий плавкран "Палтус": завтра будут убирать лежащую на стапель-палубе перед "Курском" выгородку привода носового горизонтального руля левого борта - цилиндр примерно пяти метров длиной и больше трех метров диаметром, общим весом почти 100 тонн вместе с установленными в нем механизмами рулевого привода. Доковому крану такую махину не поднять, не хватает грузоподъемности, он смог только волоком оттащить ее от среза, чтобы не мешала работе.
С "Палтуса" выгрузили сделанный на базе танка тяжелый тягач МТТ-70, лебедку которого решили использовать вместо крана с блоком. Тягач пока поставили в сторонке на стапель-палубе.
Вечером прибыл Дима Александров - на смену Леше Тимофееву, который завтра поутру вместе со Стариковым улетал в Питер. Тимофеев успел описать состояние внутренних конструкций (переборок и настилов) и даже заснять на фотопленку, но акт обследования был не закрыт, поскольку часть конструкций во 2-м и 3-м отсеках еще находилась в завале.
Следующий день - пятница 7 декабря - запомнится мне надолго. Утро было ясным и холодным, с берега дул легкий ветер, слой пара над водой напоминал туман.
На стапель-палубе дока перед срезом "Курска" готовились лебедкой плавкрана тащить этот самый почти стотонный "буль" - выгородку. Посередине расстояния между ним и стоявшим у торца дока плавкраном к стапель-палубе был приварен канифас-блок с заведенным в него тросом, народ был удален на безопасное расстояние. Мы все это видели из отсека, но особенно не обращали внимания, поскольку находились вне зоны работ. Мое внимание было обращено на верх завала, где копошились вооруженцы, следователи, рабочие и матросы.
Неожиданно за спиной раздался гулкий звук удара, настил под ногами содрогнулся. Увидел испуганное лицо падавшего навзничь на борт арсенальца. Обернувшись в сторону среза, не сразу заметил мощный канифас-блок в метре от меня, который, как оказалось, оторвался и, перелетев через "буль", упал в отсеке. Никто не успел рта раскрыть. Всегда все замечавший Виноградов рассказывал потом, что блок взлетел довольно высоко и, кувыркаясь, спускался по наклонной траектории в отсек под углом 45 градусов. Траектория его полета оказалась для нас с арсенальцем счастливой: пролегай она чуть повыше, блок не зацепился бы за уступ настила, остановивший его дальнейшее движение, а скользнул бы дальше по палубе, сокрушая по дороге нас. Бог оказался милостив. Несколько дней потом внутренне вздрагивал, проходя мимо этого места.
В выгородке КАСУ-КСППО нашли черновой вахтенный журнал, доведенный до 8.00, и "чистовой" - до 6 часов 20 минут 12 августа 2000 года. Вечером, когда башенный кран был занят возведением на стапель-палубе перед срезом эстакады из кильблоков для установки тягача, автокраном выгружали выдернутые приборные стойки. Найденные сигнальные патроны (около 30 штук) отнесли в вагончик, там их оприходуют вооруженцы, пересчитают и передадут куда надо.
Все последующие дни были похожи один на другой. Шла упорная расчистка завала перед 36-й переборкой. С утра до обеда, с обеда до ужина, с ужина до нуля, но чаще всего - до 23 часов 30 минут. Бригады такелажников меняются: одна днем, другая вечером. Воскресенье - рабочий день, зато по субботам - укороченный, до 17 часов. Упорно сдергивают тягачом (то есть лебедкой тягача) фрагменты конструкций, трубы, арматуру, кабель, электронные стойки, вентиляторы, воздухоохладители, электротехнические щиты, соединительные ящики.
Все это щедро перемешано с каким-то промасленным донным илом (должно быть, от глины), сцеплено между собой накрепко и расцепляться не хочет.
Теперь-то мы знаем: взрывная волна по левому борту прошла с большей разрушительной силой, чем по правому. По высоте сила взрыва (и степень разрушения) уменьшалась сверху вниз. Распространение взрывной волны в корму и перемещение механических масс остановила устоявшая на месте кормовая переборка 3-го отсека (49-й шпангоут).
Разрушенные конструкции и оборудование двух верхних настилов 3-го отсека образовали плотный завал в районе 40-го - 49-го шпангоутов, придавив все, что было ниже.
На уровне между первым и третьим настилами с носа завал был сдавлен и подперт оторванной от корпуса и сместившейся в корму на расстояние от двух (на правом борту) до четырех (на левом борту) метров средней частью переборки 36-го шпангоута. Деформированные, смятые и разорванные первый и второй настилы почти по всей длине отсека были оторваны от прочного корпуса и провалились вниз вместе с разрушенным оборудованием. На левом борту - до двух метров, на правом - примерно на метр. Вместе с настилами обрушилось все, что на них размещалось.
Работы возобновились накануне, 8 января. Продолжалась начатая еще в декабре разборка завала на уровне первого - второго настилов в районе 41-го - 49-го шпангоутов с левого борта. Одновременно уже начали резать (где это было возможно) на три части оставшийся кусок переборки 36-го шпангоута на левом борту. За переборкой, ближе к левому борту, образовалась яма, из которой через верхний край переборки перебрасывали-перекатывали мусор, куски труб и кабеля, не очень подъемные вентиляторы и клапаны.
Ближе к ДП извлекали при помощи тягача приборные стойки системы целеуказания, вентиляторы, фильтры, воздухоохладители, арматуру и трубы системы микроклимата контейнеров и отсечных узлов вентиляции, выдергивали перепутанные пучки кабеля. Все это сбрасывалось вниз с последующей перегрузкой автокраном на подошву дока. Непрерывно очищали третий и четвертый настилы от мусора и мелкого хлама, сгребая лопатами, укладывая на носилки и перенося в контейнеры в носовой части отсека. Для обеспечения безопасности работ демонтировали нависавшие сверху над головами работавших конструктивные элементы выгородки гидроакустики на правом борту.
Таким образом, к середине января все было готово к началу разборки постов ПППС-ЗАС и демонтажу аппаратуры радиосвязи. Оставалось только ждать команды, чтобы выгрузить последний фрагмент 36-й переборки с левого борта и отодрать временные кожуха в районе ДП.
Это знаменательное событие, к которому следствие стремилось с первого осмотра отсека в конце октября прошлого года, произошло 16 января. Теперь главными действующими лицами были уже не торпедисты, а специалисты по радиосвязи во главе с капитаном 2 ранга Дьяковым. Из завала извлекли первые приборные стойки аппаратуры ЗАС, располагавшиеся в носовой части поста. Началась их идентификация, освидетельствование. Одновременно продолжали продвигаться в глубь завала в районе ДП (40-й - 43-й шпангоуты) на уровне третьего настила - для улучшения доступа к аппаратуре.
На следующий день отрезали и удалили решетки, которыми перед новогодними праздниками были заварены вырезы на прочном корпусе с левого борта, - чтобы вытаскивать крупногабаритное оборудование башенным краном, так как тягачом выдернуть его из завала в сторону носа оказалось невозможно. Таким образом вытащили вентиляторы и аппараты УРМ системы электрохимической регенерации воздуха.
В течение двух дней носовая часть поста радиосвязи была демонтирована, но дальше дело затормозилось. Уперлись в прикрывавший пост ПППС-ЗАС сверху завал из настила и разрушенной выгородки поста целеуказания. Пришлось резать смятый и разрушенный настил и выдергивать его мелкими фрагментами с помощью тягача, вперемешку с разрушенным оборудованием. Так прошла вторая рабочая неделя в январе.
В понедельник, 21-го, рабочий день оказался малопродуктивным: из-за низкой температуры воздуха (минус 20 - 25 градусов) не смогли завести двигатель тягача. Не было и автокрана.
Морозы ударили вдруг, неожиданно, но работы продолжались.
Каюты, расположенные на третьем настиле по правому борту, были уже очищены от мусора и обломков оборудования. В них сохранились металлические обрешетники, и вообще они носили следы не очень значительных разрушений. Зашивка подволока сияла абсолютной белизной краски, на фоне общего хлама в отсеке каюты выглядели даже чистенькими. На подволоке сохранились коробки ШДА (шланговых дыхательных аппаратов), некоторые даже с крышками. В каюте командира БЧ-5 на стенке - коммутатор ГГС и телефонный аппарат АТС, умывальник. Не разрушены были выгородки расположенных у кормовой переборки двух гальюнов и умывального помещения, за исключением сорванной двери.
Прямоугольник выреза в переборке вблизи ДП напоминал о начале ноября прошлого года, когда из прохода долго и упорно вытаскивали через этот вырез шкаф питания КАСУ, которым было зажато тело подводника. Доступ в каюты на правом борту и тогда был довольно свободный, приходилось только перешагивать через размокшие и обрушившиеся асбосилитовые панели каютных переборок, и было темно. Обнаруженная в сейфе закупоренная бутылка коньяка была целехонька вместе с содержимым ("жидкостью коричневого цвета", как записано в протоколе). Установленное за каютами на бортовине оборудование повреждений не имело...
Над этими каютами на втором настиле у 36-й переборки находился отсечный пост живучести, а кормовее - командирский жилой блок (каюта, гальюн-умывальник). Все это было разрушено, вместе с двумя верхними настилами обрушено вниз и находилось в завале, который теперь был уже разобран.
На этой же неделе в 3-м отсеке были обнаружены последние три тела погибших подводников.
В течение первых двух дней следующей недели, 28-29 января, разбор завала и демонтаж оборудования в районе постов ПППС-ЗАС и СПС были завершены.
В районе 2-го отсека не были до конца обследованы сохранившиеся помещения ниже четвертого настила: аккумуляторная яма, провизионная кладовая, цистерны пресной воды и небольшой трюм в кормовой части отсека, примыкавший к 36-й переборке. Теперь, когда обследование 3-го отсека по существу было закончено, дошли руки и до этого района. Крыша провизионки была разрушена, а внутри заполнена разным хламом. Продуктов там, во всяком случае, не было, если не считать полиэтиленовых бутылок с минеральной водой. Вот этот хлам и надо было выгрузить, в первую очередь - на предмет возможного наличия взрывчатых веществ (ВВ).
В первых числах февраля еще продолжалась расчистка провизионной кладовой с целью обнаружения ВВ, выгрузка аккумуляторов и демонтаж конструкций аккумуляторной ямы и цистерн пресной воды. Но оставалось еще пространство в нижней части прочного корпуса в районе 1-го отсека (14-й - 18-й шпангоуты), в виде смерзшегося массива, состоящего из ила, песка и разного мелкого хлама. Надо было удалить оттуда взрывчатые вещества или убедиться в их отсутствии.
На месте этого завала смонтировали временную систему трубопроводов и подали пар. Размороженную массу (ил, песок, мусор) лопатами грузили в контейнер, который затем краном перемещали на специально подготовленную площадку на стапель-палубе, где и производилась промывка и сортировка содержимого на предмет обнаружения взрывчатки. К поиску людей и к техническому обследованию 2-го и 3-го отсеков это уже не имело прямого отношения.
