От kregl Ответить на сообщение
К Аква Ответить по почте
Дата 19.12.2003 17:35:31 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Байки; Версия для печати

ЭПРОН ссылочка неа кусочек Золотовского(+)

Здр!

Только ОЧЕНЬ ДОЛГО открывается. Терпение, мой друг, и ваша шерсть превратится в золото...

http://forum.decopro.ru/read.php?f=4&i=1327&t=1327&v=f

Отрывки из книги Золотовского Константина Дмитриевича - "ПОДВОДНЫЕ МАСТЕРА" 1958г. издания.
К сожалению страница о биографии автора утеряна, но человек - реальный - не раз награжденный и пр...

БИТВА ПОД ВОДОЙ

Уже дважды наша воздушная разведка доносила, что с вражеского берега к башне гидростанции подходит шлюпка. Причалит к бетонной стене башни, невидимой с нашего берега, постоит там с полчаса и снова уходит. . Наше командование хотело выяснить: не закладывают ли там гитлеровцы донные мины, чтобы взорвать станцию. Они в это время отступали и разрушали всё, что можно было разрушить,
Решили направить туда водолазов, чтобы подробней узнать, в чем дело.
Послали сперва Никитушкина. За три года боев он показал себя смелым и находчивым водолазом. Два раза уже ходил в легководолазном костюме подрывать донные электромагнитные и контактные мины. Эти мины сразу чувствуют приближение металла. К ним подходить надо было без металлических частей на костюме, а свинцовый пояс-груз плотно обматывать тряпками.
Никитушкин пошел на разведку к башне в легководолазном костюме с размагниченным баллоном кислорода.
Он вернулся и доложил, что никаких мин — ни магнитных, ни простых — нет, зато в основании башни заложены коробки с толом.
Одну коробку Никитушкин принес, а всего взять не смог, так как у него уже кончалась кислородная смесь в дыхательном мешке. Да весь тол он один бы и не унес.
Стало ясно, что гитлеровцы действительно собираются подорвать башню гидростанции, как раньше взорвали плотину. Для этого им оставалось только присоединить к коробкам с толом электрические провода с запалом. Но это уже могли сделать одни водолазы.
Несколько лет назад эту самую башню гидростанции я, Подшивалов и другие водолазы своими руками выкладывали на дне реки и помнили каждый камень, каждую царапину у ее основания. Надо было во что бы то ни стало спасти башню, унести оттуда тол. ..
На грунт нас отправили пять человек во главе со старшиной Подшиваловым.
Течение было сильное, а грунт твердый, с крупнозернистым песком. Иногда из-под ног вырывались задетые калошами камешки, их подхватывало и несло течением. Местами встречалась скользкая, как масло, желтая глина, и мы катились будто на салазках.
Вода была довольно прозрачной; от иллюминатора на расстоянии двух с половиной метров было всё видно вокруг, дальше вода делалась неясной, и в ней, как тени, иногда мелькали рыбы. А еще на полруки дальше грунт и вода сливались в сплошной желтоватый туман.
Пузыри воздуха так и срывало течением с решетки золотника, пригибало их к грунту и растягивало цепью чуть звенящих стеклянных колокольчиков.
Старшина Подшивалов, как самый опытный водолаз, первым подошел к башне, осторожно нагнулся и вынул банку с толом. Вдруг Никитушкин стукнул своим шлемом о мой и крикнул так, что у меня в перепонках захлопало:
— Гляди!
Я посмотрел в ту сторону, куда показывал рукой Никитушкин, но ничего не заметал в желтой мгле,
Обернулся к Подшивалову и увидел, что старшина вывинчивает из круглого футляра на смазанной маслом резьбе свой водолазный нож. Я тоже схватился за нож. В желтой мгле показались неясные коричневые тени, быстро выросли из тумана, и мы узнали вражеских водолазов. Они были в костюмах коричневого тифтика, а мы — в светло-зеленых.
У гитлеровцев виднелись ремни и пряжки, даже подхвостники были ременные, а свинцовые груза с каким-то особым клеймом. На шлемах у них торчало что-то напоминающее наконечник пики. Шлемы были из красной меди. Только на одном из противников я увидел бледно-латунный шлем с верхним зарешеченным иллюминатором, вроде тех, которые у нас хранятся в водолазном музее.
Этот водолаз шел с мотком проводов в руке и пучком запалов, обмотанных тряпкой.
Предстояла схватка под водой. Тут всё зависело не только от храбрости, но от опытности водолазов, так как течение было очень сильным.
Перед началом боя мне почему-то особенно запомнился большой ослизлый зеленый камень с острым краем. Я видел его еще в то время, когда работал здесь на постройке электростанции. Теперь его затянул песок. Он лежал у самых носков моих калош. На ровном грунте больше ничего не было видно, вплоть до желтого тумана, из которого выходил противник.
А за моей спиной стояла сложенная нашими руками бетонная стена башни.
Вражеские водолазы, увидя нас, остановились. Стояли и мы. Только слышно было, как булькали в золотнике пузыри и шипел воздух в шлеме.
Под водой не разбежишься, движения замедленные,— это не на суше драться. А ножом сильно размахнешься,— попадешь не туда, куда надо.
Подшивалов сильно наклонился ко мне н сказал:
— Заходи слева вниз по течению, бери противника за сигнал и шланг! — Потом стукнулся шлемом в шлемы Никитушкина, Бориса Киндинова и молодого водолаза, недавно принятого в наш отряд. Тоже им что-то сказал, и эти трое пошли направо вниз по течению, туда, где выгибало дугой шланги гитлеровцев.
Захватить шланг—значит взять водолаза за горло.
Никитушкин быстро поймал один из шлангов и потянул к себе, но гитлеровец уперся ногой в знакомый мне скользкий камень на грунте.
Я подумал, что у него сейчас отломится рожок шлема, к которому привинчен шланг. Но рожок выдержал.
Тогда Никитушкин с силой дернул водолаза. Тот поскользнулся на камне и покатился вниз по течению, как большая коричневая лягушка. На лету он пытался зацепиться за грунт, но схватил только полную горсть песку и очутился у наших водолазов. Там они его и схватили.
А водолаз в латунном, шлеме с мотком проводов на руке шел на. Подшивалова. Видно, гитлеровцы решили
не уступать. Я заметил, как Подшивалов пытался зайти сбоку и схватить шланг противника, который тоже ловил рукой шланг старшины.
В это время Никитушкин с кем-то из наших вязали сбитого водолаза по рукам и ногам его же собственным сигнальным концом. На Подшивалова уже наступало несколько гитлеровцев, но старшина спокойно отходил к башенной стене, чтобы под ее прикрытием дать бой.
На помощь Подшивалову бросился Борис Киндинов. Он схватил противника за плечи и сшиб на грунт. Но сбоку подоспел гитлеровец в латунном шлеме и ударил Бориса булыжником в иллюминатор. Очевидно, это был опытный водолаз и знал, чем бить толстое прожекторное стекло иллюминатора. По всему стеклу сразу разбежались брызги и точно паутиной задернули лицо Бориса, а из отверстия заклокотали пузыри. Костюм Киндинова наморщился, опал, будто похудел водолаз.
— Голову вниз! — закричал я, как будто Киндинов мог меня услышать. А он уже сам сообразил, что ему делать: быстро наклонил шлем, прикрыл ладонью выбитое отверстие и потребовал больше воздуха. Дальше мне уже некогда было следить за боем. Чтобы мой шланг не захватили вражеские водолазы, я забрался как можно выше по течению, нашел там на грунте темный сук невидимой в песке коряги и забросил за него мой шланг. Затем набрал его кольцами на руку, про запас, и ринулся вниз. Вражеские шланги и сигналы стали попадаться мне на некотором расстоянии друг от друга. Сперва я нашел один, а затем еще два.
Три шланга — три глотки врага — были в моих руках. Только шланг гитлеровца в латунном шлеме я не смог схватить. Хитрый водолаз нарочно стравил его вниз подальше от меня.
Я быстро обрезал ножом неприятельские пеньковые сигналы и тонкие телефонные провода, а шланги туго скрутил куском шпагата, который висел у меня на медном колечке -груза. Оставалось только придавить их тяжелым камнем, и всё будет кончено...
Но кругом на песке лежала только одна мелочь, ни одного камня крупнее кулака.
Я уже собирался резать шланги ножом, как по телефону услышал приказ с берега. Говорил дядя Миша:
— За стеной башни вражеская шлюпка. Иди прямо по сигнальному концу до подножья башни и всплывай. Понятно?
— Да! — крикнул я.
— Топи шлюпку!
— Есть топить шлюпку!
Ткнув вражеские шланги в руки подоспевшего Ник-китушкина, я бросился к башне. У стены скопил в костюме воздух, раздулся и разом всплыл кверху, скользя рукой по цементу. В ушах защипало, вода мгновенно из желтой превратилась в серебряную, и я так ударился обо что-то головой, что наверно помял шлем.
Запрокинув голову, я увидел, что меня по иллюминатору над самыми бровями скребет обитый железом киль шлюпки. Я оттолкнулся от киля и вынырнул возле борта лодки. Это был тузик—самая маленькая двухвесельная морская шлюпка. Посредине ее лежала груда жестяных коробок с аммоналом. Понятно, для чего везли сюда эти коробки... В тузике сидело два гитлеровца с автоматами. Выбросив кверху обе руки, я схватился за планширную доску борта, вытравил из костюма весь воздух и, став тяжелым, как свинец, сильным рывком опрокинул тузик на себя.
Не выпуская борта, я пошел со шлюпкой вниз. Во мне вместе с костюмом было около ста шестидесяти килограммов — достаточная тяжесть, чтобы утянуть за собой тузик. С размаху шлюпка дошла со мной чуть не до самого грунта и тут вырвалась из рук. Из-под нее заклокотал воздух и выпрыгнуло, блеснув, как рыба, полированное весло с уключиной. На меня свалилось два тела, и шлюпка пропала из виду.
Зигзагами двигались вниз по течению коробки с аммоналом. Один из гитлеровцев с выпученными оловянными глазами и раздутыми щеками вдруг махнул, будто плавниками, ладонями с широко расставленными пальцами, оттолкнулся и, как лягушка, прыгнул вверх.
Я переждал секунду — две, накопил немножко воздуха и тоже с силой оттолкнулся ногами от грунта. Беглеца я догнал уже на поверхности воды и схватил за сапог. Каблук был подкован толстыми медными гвоздями. Гитлеровец другим сапогом стукнул меня по шлему. Но я потянул его так, что чуть не сдернул сапог, и снова пошел
вниз, опустившись прямо на спину вражескому водолазу.
Тот сразу согнулся подо мной и выпустил из рук шланг нашего старшины. Это был гитлеровец в латунном шлеме, последний из неприятельских водолазов.
Шланги остальных были в руках Никитушкина. С помощью Киндинова он зацепил их за зеленый валун, торчавший из песка. Сильным рывком они вдвоем опрокинули валун и придавили завязанные шланги.
Теперь гитлеровцы болтались на них, как вяленая рыба на связке.
Я заметил, что шланги их подергиваются между камнем и вражеским берегом, точно по сигнальной таблице. Значит, у противника тревога на берегу. Видно было, как сильно они натягивались, но тяжелый валун не поддавался, и вражеские водолазы катались по грунту, поддевая песок свинцовыми калошами.
Я поспешил к Подшивалову, чтобы вместе одолеть гитлеровца в латунном шлеме, но сразу пошатнулся, почувствовал, что мне вдруг не хватает воздуха. Я быстро обернулся. Метрах в двух позади меня, весь обсыпанный пузырями воздуха, стоял, наклонившись, водолаз в коричневом тифтике. Я даже разглядел фирменное клеймо на его квадратном свинцовом грузе. Гитлеровец перерезал мой шланг. Это был шестой, ранее не замеченный нами вражеский водолаз. Он уже доламывал мой шланг до спиральной проволоки, положив его на колено. Мне стало жутко и непривычно в затихшем шлеме.
Я сделал два нетвердых шага к гитлеровцу, собрал сколько было сил и хотел со всего плеча ударить его водолазным ножом в шлем. Медный пустотелый шлем легче пробить, чем толстое стекло иллюминатора. Но взмах руки в воде всегда неверный, и нож бы сорвался с круглого шлема. А грудь не достать: она под толстой медной манишкой. И я ударил его ножом в бок возле свинцового груза. Гитлеровец упал и покатился по течению.
Тут я схватил с грунта свой перерезанный шланг и сам доломал его. Теперь надо было только не прикоснуться нечаянно головой к золотнику, чтобы сберечь до единой капли остаток воздуха в костюме. Его должно хватить минуты на четыре. Я раскинул руки в стороны
и держал их секунду, чтобы узнать, не всплыву ли кверху. Но воздух только чуть покачал меня на грунте.
Тогда я присел и отхватил ножом от своей свинцовой калоши сначала одну, а затем и другую плетеную веревку. Калоши сразу упали с ног. Сейчас меня могло свободно перевернуть вниз головой и унести течением, но я быстро выпрямился. Теперь долой груза! Я перерезал брассы, которыми они соединяются на плечах.
Меня с силой оторвало от грунта и понесло вверх. По пути я два раза перевернулся через голову и выскочил на поверхность раздутый., как бычий пузырь, перетянутый посредине шпагатом: это врезалась сигнальная веревка. И тут меня, будто катушку на нитке, помчали к берегу за сигнальный конец. Я еще на грунте успел дернуть сигнал тревоги. . .
Когда с меня сняли шлем, я подумал, что такого приятного воздуха, как на нашем берегу, нигде больше нет Чудесно пахло соснами...
Тем временем Никитушкин, Киндинов и третий молодой водолаз уже сообщили, что возвращаются и несут груз.
Только Подшивалов еще был у башни. Он потребовал с берега вторую сигнальную веревку и велел нам скорее тянуть ее обратно.
Мы быстро выбрали веревку. Из воды показался гитлеровец в латунном шлеме с обрубленным шлангом.
С той стороны реки уже обстреливали наш берег, и неподалеку разорвался снаряд. Мы прилегли к земле, осколки свистнули над нами, а гитлеровец поднялся .во весь рост из воды и тут же упал, пронзенный осколком снаряда.
Вскоре из воды вышел Подшивалов с коробками аммонала. За ним следом Никитушкин и молодой водолаз несли моток электрического провода и пучок запалов. Последним шел из воды Киндинов. Он прикрывал левой рукою свой пробитый иллюминатор, а правой тащил с грунта связанные сигнальной веревкой три надраенные о подводный песок неприятельских медных шлема.
— Ура! — закричали стоявшие на берегу саперы.— Вот это бой!
— Ну, ребята,— крикнул один из солдат,— если они под водой столько врагов подшибли, то нам на суше никак нельзя меньше! Чем мы хуже водолазов?



НЕОБЫКНОВЕННОЕ ОЗЕРО

Это было далеко от моря, в горах.
Казалось бы, что делать водолазам в горах? Нечего. Но вот портовое начальство снимает нас с корабля, сажает на самолеты и велит срочно лететь.
— Куда? — спрашиваем нашего старшину дядю Мишу.
— В горы,—отвечает он.
«Что за странная командировка?» — думаем мы. Берем с собой на самолеты водолазное имущество и еще больше удивляемся: приказано грузить столько водолазных рубах, сколько никогда не брали даже в море.
— Куда столько?
— Пригодятся, — отвечает нам старшина, — может быть, еще и не хватит.
— Да что мы, в водопад полезем?
— Не в водопад, а в такое место, куда не ходил еще ни один водолаз.

Больше старшина ничего не сказал, и мы сели в самолеты.
Посадили нас на истребители, хотя время было и невоенное. Оделись мы в зимние шубы, а стоял апрель месяц, шапки, башлыки и очки надели. Парашюты взяли.
Я сел в кабину истребителя, и меня привязали ремнями к сиде1"эЮ. Водолазные рубахи тоже со мной. А товарищи мои на других самолетах. Здорово мчались. Только одни толчки вперед чувствовали, да концы башлыка у меня трепетали, как плавники черноморской скумбрии, когда за нею гонится дельфин.
Захотелось мне, по водолазной привычке, взглянуть на грунт под ногами, нагнул голову за борт, а ее ветром так рвануло, что чуть было не оторвало совсем, еле выхватил из-за борта. Сразу присмирел. Шею потом два дня поворачивать не мог.
Лечу и думаю: «Куда же мы спешим? Что там за место особенное, в которое мы еще не спускались? Водолазы мы бывалые. Десятки пар брезентовых рукавиц стер я о стальные тросы, ржавое железо и валуны под водой. Не один пуд морских ракушек, креветок и речных улиток раздавил свинцовыми подметками. Двенадцать лет уже работаю водолазом и за эти годы, кажется, немало испытал.
Спускался я в темные отсеки затонувших кораблей, где мог заблудиться, сломать ногу, убиться в провалах угольных бункеров, разрезать и придавить воздушный шланг среди толстого рваного железа.
Корабли эти лежали иногда на предельных морских глубинах, где врачи разрешали оставаться только пятнадцать, двадцать минут и подниматься с грунта два с половиной часа, чтобы от резкой перемены давления не случилась кессонная болезнь.
Спускался, например, в грязь возле Старого Петергофа, где надо было найти трубу, проложенную еще в прошлом столетии. Лягушек там было—тьма. Жили они, и никто их не тревожил, а я вот залез.
Водолазная помпа подавала мне воздух от подножья мраморной богини — статуи фонтана, а я неподалеку ввинчивался в жидкий грунт этого заросшего озера-болота. Лягушки прыгали и кричали так оглушительно возле шлема, что я сам чуть не заквакал. Влезал в болото — и надо мной смыкалась густая туча тины, грязи до тех пор, пока не нащупал подметкой старый железный трубопровод.
Застропил трубу и меня потянули наверх. Сам я вылезти уже не мог. Чуть шланг и сигнал не оборвали, пока вытаскивали. Когда подняли, был я похож на огромную лягушку.
Но нигде и никогда, ни мне ни товарищам не требовалось столько водолазных рубах для работы, сколько мы везли теперь. Что же это нас ожидало?»
И пока я так размышлял, сидя в кабине, самолет вдруг как ухнет вниз метров на пятьдесят, между каких-то гор. У меня дух захватило, слова выговорить не мог. Потом выровнялся, опять хорошо стало, я даже запел.
Но вот самолет снова стал падать на крыло, и я увидел верхушку горы, а на ней стоит торчком что-то вроде стрекозиного хвоста. Покатился я на бок. Кажется мне, что падает самолет, уцепиться не за что, за собственную шубу ухватился.
Потом мы сели, и начал самолет подпрыгивать на земле. Наконец остановился.
Расстегнули на мне ремни, и вывалился я из. кабины, как куль гвоздей.
Встретили нас рабочие-нефтяники и колхозники, целая делегация, подбежали, подхватили, посадили на легковые машины и сразу повезли.
— Давно ждем вас, товарищи,— говорят.
Вдыхаем мы острый сладковато-душный воздух и видим похожие на темные портовые краны высокие вышки. Стоят они и беспрерывно качают нефть. В этих богатейших промыслах нефти было огромное количество.
А возле вышек темнеют, поблескивая, как гутаперча, озера. Нефть, которую качают вышки, наполняет их до краев. Эти необыкновенные озера называют «амбарами». Миллионы рублей стоят.
Тут же на горах суетились рабочие, сооружая огромный трубопровод, по которому нефть отсюда должна побежать на нефтеперегонные заводы. Нефтепровод еще не достроили, а в одном из «амбаров» случилась авария, образовались трещины.
Это был самый большой амбар.
Нефть пробила в нем стенку и покатилась с гор, угрожая сжечь внизу колхозные поля. Еще издали мы разглядели там темно-зеленые квадраты риса и светло-зеленые всходы кукурузы. Колхозники боролись с нефтью, преграждали ей на склонах путь камнями и глиной, но это мало помогало.
Нам надо было срочно заделать трещины в большом «амбаре». К нашему приезду на его берегу уже построили пристань: забили в грунт жерди и положили на них доски. Мы наскоро сколотили и установили до самого дна амбара деревянные трапы для спусков.
Надевают наши ребята костюмы, несколько человек сразу собираются на дно идти. Принюхиваются к незнакомому запаху, шутят, но виду не подают, что впервые лезут в нефть.
Колхозники не отходят от нас. Тут же стоят начальник промыслов, врач и бригадир центральной вышки, которая идет первой по добыче нефти. Все тревожно смотрят на нас: они знают, что нефть быстро разъедает водолазные костюмы.
Вдруг нефтяной бригадир всмотрелся в лицо нашего дяди Миши и весело сказал:
— Эге, да это никак тезка? Вот так встреча!
Дядя Миша в свою очередь посмотрел на бригадира и узнал в нем своего старого приятеля. Бригадира тоже звали Михаилом Михайловичем. Фамилия его была Дорофеев. Был он так же высок, как дядя Миша, только поуже в плечах.
Радостно пожимая Друг Другу руки, друзья разговорились. Оказывается, познакомились они еще на Каспии, когда там были найдены подводные месторождения нефти, и закладывали вместе первую нефтяную вышку в открытом море.
О чем дальше беседовали приятели, узнать мне не удалось. Я уже уходил, в нефть.
А нефть густая, жирная; чтобы погрузиться, надо расталкивать ее вокруг себя, поворачивать плечами во все стороны. А на дне нефть жидкая, горячая. Немало ее бригадир с центральной вышки сюда накачал!
Дошел я до грунта, потравил золотником воздух, а он не пробивает нефть, поднимает ее, как резиновый потолок, качает. Накапливается воздух вокруг шлема, звенит, тесно ему. Будто камешки белые обступили, бегают, грохочут над головой пузырьки, нет им выхода. А кругом тьма густая, руки не повернешь. Нефть со всех сторон меня заковала, давит на грудь, на спину, обжала ноги. Воздух так надо мной и стоит, а скопится много его, тогда только пробьет он нефть и вылетает наверх. Тесно, жарко, душно мне. Запах нефти даже в костюме слышно. Много мест за свою жизнь перевидал, но такого диковинного — никогда!
Нащупал я во тьме откосную глиняную стенку бассейна и заскользил по ней боком, как по маслу. Ищу пробоину, двигаюсь сравнительно свободно благодаря заботам старшины дяди Миши. Он там наверху мой шланг-сигнал не задерживает и слабины лишней не дает, как раз по ходу травит, облегчает мне поиски.
А где-то в стороне от меня водолаз Никитушкин во тьме ходит, тоже вслепую ищет. Интересно, как его пощипала нефть?
У меня нефть уже съела резиновые прокладки в автоматических клапанах, и они непрерывно травят воздух, даже гудят. На головной золотник теперь не жму, воздух сам собой летит.
Потом слышу — по животу что-то горячее поползло. Это нефть проела где-то рубаху. Шланг тоже повредила, и он травит воздух, будто кто его проклевал.
А трещины в стене еще не нахожу. Пополз скорей, тороплюсь, шарю по стенке,, обливаюсь потом. А трещины нет. С чем же выйду? Ведь наверху нефтяники с колхозниками стоят, помощи ждут! Шарю по стенке. Руки дрожат, голова кружится от запаха нефти, перехватило горло. Покатился я по глине, и вдруг схватило мою руку и потянуло ее куда-то. Сразу понял, что это щель.
Сигналю: «Здесь!» Телефона не было, его всё равно бы съело. Сверху ответили на сигнал и спустили по оттяжке парус на железных трубах, иначе бы он не утонул. Расстелил я его на трещине. Потом мешки мне парусиновые с глиной стали спускать. А я их один возле другого на парусину кладу. Тороплюсь скорей успеть, пока нефть костюм не разъела. А мешки тяжелые, еле ворочаю. Эх, сейчас бы я их мигом на брезент покидал! Но нет у меня лишнего воздуха в костюме.
Помню, при постройке одной речной пристани я легко клал под водой в железную корзину такие валуны, что наверху двенадцать сильных мужчин кряхтели, едва выворачивали эту махину из корзины и удивлялись, как я мог один такую тяжесть на дне одолеть.
А я их воздухом поднимал. Обхвачу валун, накоплю побольше воздуха, рубаха раздуется до отказа, гляжу — он и отрывается от грунта.
Тут я его сразу опрокидываю в корзину. Только надо не прозевать, в ту же секунду стравить воздух из рубахи, а не то улетишь вверх ногами и порвешь себе кровеносные сосуды.
Но здесь не река,— воздух изо всех дыр летит. Рубаха прилипла к телу и не то, чтобы мешки воздухом поднимать, для себя его не хватает, сплошным бензином дышу.
Рук и ног не слышал я, когда тридцать мешков на парусину уложил.
И тут дали мне сигнал: «Выходи!». Наверно, у других водолазов рубахи съело; они вышли и меня решили поднимать




С уважением, kregl