|
|
От
|
kregl
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
14.12.2003 22:20:46
|
|
|
Рубрики
|
Современность;
|
|
Подсмотрено в другом месте(+)
Здр!
-----------------------------
http://seastory.ignel.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=46
Владимир Хотиненко:
ТАКОГО РОСКОШНОГО МАТЕРИАЛА У МЕНЯ ЗА ВСЮ ЖИЗНЬ НЕ БЫЛО
Good-байки нашего автора и друга газеты Александра Покровского превратились в блокбастер
Два года назад Эрнст, Максимов и Любимов пригласили режиссера на ОРТ и предложили экранизировать рассказы Покровского. Пока шла подготовка масштабного проекта, Хотиненко успел снять два телевизионных фильма…
— Был мистический момент. Мой родственник — подводник, капитан первого ранга — командовал атомной подводной лодкой. Буквально за пару дней до приглашения на ТВ он говорит: «На-ка, почитай, забавный писатель — Покровский». И дает «72 метра». Прочитать не успел, а сам думаю: «Не та ли книжка?» Возвращаюсь — она. Меня такие чудеса подкупают. Рассказы действительно забавные, повесть печальная. С тех пор замысел бесконечно трансформировался. Сейчас вспоминаешь — боже мой, какие мы были наивные!
Поехали в Кронштадт, еще не представляя, какие сложности нас ждут. Грандиозные проблемы, прежде всего технологические. Мы же не знали, что настоящие лодки снимать нельзя, а строить декорацию — даже не вопрос денег. Технически почти невозможно. Все же построили. И кино сняли. Но прежде познакомились с самим Покровским. Пригласили Валерия Залотуху в качестве автора сценария. Он не любит чужой материал. Трудно было врубаться во все.
— А не было страха «врубаться» в довольно замкнутый, специфический мир подводников — со своими правилами, законами, кодексом чести, обстоятельствами места и действия.
— Страха не было. Надо было изучить уйму материала. Решить, как это снять. Правда, и каналу, и мне все представлялось в ином масштабе. Мы затевали камерную историю. А она превратилась в блокбастер. Канал предполагал основным акцентом картины сделать те самые флотские байки, что так красочно живописал Покровский. Сейчас у них вспомогательная функция, как приправа к основному блюду.
— После «Курска» вопрос интонации представляется особенно тонким.
— Если бы мне предложили снять про «Курск», «К-19», любую реальную историю, я бы категорически отказался. После «К-19» я окончательно сформулировал для себя, что документальные истории не стоит снимать в художественном кино. Есть классическое утверждение: правда жизни не есть правда искусства. Реальность убивает искусство, оказывается значительно сильнее. Выяснилось, что байки, описанные Покровским, почти все реальны. На флоте их знают.
— Материала он еще не видел?
— Нет. Но сценарий читал. В принципе на флоте Покровского знают. Он думает, что его любят все, кроме адмиралов. На самом деле картина не столь однородна. Многие люди, с которыми мы работали, с некоторой опаской спрашивали: «Ну что, будете нас показывать, как у Покровского?». Боялись момента киношного ерничанья.
— Это не традиционный страх военных выглядеть на экране смешными, негероичными?
— Нет, подводники — люди с фантастическим чувством юмора. Ведь это не просто про военных картина. Про моряков. Особенный народ. Замечательный. Получилось, что и материал Покровского, и даже сценарий ушли на второй план. Картина зажила своей жизнью, я черпал из того, что сам видел, что нас окружало. Захотелось для этих людей сделать картину. Мы построили лодку, в которой находились 13 героев, оставшихся в живых. Снимали в Севастополе, Гаджиеве, Североморске, Полярном, Мурманске. Каждый день на съемку в Гаджиев ездили мимо того ангара, где лежал «Курск». 100 км туда и сто обратно по сопкам. Короче говоря, фильм вышел из-под литературного контроля. История сохраняла сюжетные контуры, но стала прорастать, наполняться изнутри ароматом реальной жизни. Это история подводной лодки «Славянка». Никакой не атомной. Просто дизельной подводной лодки.
— Не так страшно?
— Не в том дело. Это два разных мира. Меж ними даже есть некоторый антагонизм. В дизельных — ребята такие чумазые, свои. «Атомные» — белая кость. Лодка подрывается на мине времен давней войны. И оказывается на той самой злополучной глубине 72 метров. Это глубоко. Все равно что в космос улететь на 72 тысячи километров.
— У Покровского подробно описано, что чувствует человек, над которым тонны воды. Если даже находит в себе силы вынырнуть на поверхность, может погибнуть от кессонной болезни.
— Самое интересное — показать, как люди себя ведут в экстремальной ситуации, как пытаются спастись. Показать то, чего никто никогда не видел. Потрясающий замес страшного и прекрасного. Единственный путь к спасению — через торпедный аппарат. Единственный на лодке гражданский человек (его играет Сережа Маковецкий) проделает этот путь.
— Сергей представляется таким мягким, избалованным. На съемках же от актеров, очевидно, требовалось по-настоящему мужественное поведение.
— Вот знаешь, дикий холод в Мурманске. Мы все в пуховиках. Снег сыпет. А они стоят на палубе. Построение. Нужно стоять, пока разводим мизансцену, ставим свет. Никто ни разу не хныкнул. Многие часы они проводили в водолазных костюмах под водой. Вода в павильоне холодная, но без этого, наверное, ничего бы не вышло. Главное, что у нас получилась команда. Из звезд снимались Гармаш, Башаров, Галкин. Игорь Ливанов роскошно сыграл старпома.
— Рассказы Покровского рассыпались на сюжеты судеб персонажей?
— Рассказы трансформировались в байки, которые травит один из главных героев. Их четверо: Маковецкий, Башаров, Дима Ульянов и Андрей Краско. Если серьезно, думаю, каждый из тех, кто приезжал туда, свою жизнь подпитал... Каждый совершил какое-то личное открытие. Например, Башаров с Краско решили погрузиться на настоящей лодке. Им это было необходимо. Внутри лодки всегда жарко, узко, тесно. Человек с малейшим намеком на клаустрофобию погибнет там мгновенно. Но люди служат. Живут. Помню, все тогда про «Курск» расспрашивали. И один капитан второго ранга спокойно заметил: «Да что вы, елы-палы, мы ж знаем, куда идем, когда в поход отправляемся. Это произошло с «Курском». Но каждый поход, хоть в Америке, хоть в Англии, — всегда риск».
— Перед актерами вы ставили какие-то особые задачи?
— Прежде всего наблюдать: привычки, манеры. Мы снимали две лодки одинакового типа: «Варшавянки». Одну — в Севастополе. Другую — на Севере. В Севастополе нам встретился настоящий прототип нашего героя, которого играет Краско. Потрясающий человек. Понятно, почему женщины должны страдать и любить подводников. В них такая надежда! У нас, кстати, есть женская роль. В ретроспекции два молодых лейтенанта полюбили девушку. Ее сыграла Чулпан Хаматова. Всего-то четыре съемочных дня, а роль вышла пронзительная. Уже готова первая сборка фильма: три часа. Теперь надо фильтровать, отжимать. Но, честно, такого роскошного материала у меня за всю биографию не было. По тому, как это снято (оператор Илья Демин), по фактуре, по драматизму.
— Подводные съемки осуществлял тоже Демин? Это же отдельная профессия?
— Операторов, работающих под водой, почти нет. Он прошел курс подводника, снимал специальной техникой. Он — молодчина!
— Вы работали с консультантами?
— На всех уровнях. К примеру, чтобы получить разрешение снимать на атомном крейсере «Петр Великий», я встречался с командующим флотом Сучковым, с Куроедовым. Поразило вот что. Высшему командованию сценарий не нравился. Было много возражений. Тем не менее они помогли все снять, и команда «Петра Великого» строго выполняла указания режиссера.
— Когда я читала книжку Покровского, при всей анекдотической закваске впечатлили и трагические моменты. Отчего-то сразу подумалось о режиссере Хотиненко, который любит замес рационального и инфернального, у которого сама обыденность на глазах свертывается в сгустки фантастики, а смех подернут слезой драмы.
— Пришлось убеждать их, что я не собираюсь ерничать, что не ради баек я затеял эту картину. Нам самим был необходим другой масштаб. Картина выросла сама. Не могу себе приписывать многие замечательные вещи. Например, как возникла идея музыки Морриконе.
— Тот самый Эннио Морриконе, написавший музыку к «Однажды в Америке», «Профессионалу», сочиняет музыку для истории про российских подводников? Это действительно из области фантастики.
— Это было последней каплей в череде удивительных событий. Ведь на самом деле я с самого детства долбанут на флоте. Знал все корабли, играл «в Цусиму», причем старался ее выиграть. Цусима была моей личной болью. Представить не могу, что картину эту снимал бы кто-то другой, — сразу мурашки по коже. Я уже смонтировал минут тридцать-сорок материала. И вот надо бы музыку подбирать. Совершенно случайно я поставил саундтрек, подаренный на какой-то из премьер. Услышал первую же тему из фильма — и понял: вот оно. Как мальчишка, ночь не спал: скорее в монтажную. Когда поставил — все соединилось, слилось. Но готовую же мелодию — нельзя! Когда я произнес имя Морриконе, меня не поняли. Никто не поверил, что это возможно. Но решили попробовать. Созвонились. Встретились и два часа проговорили. Он посмотрел материал.
Спросил, как я отношусь к гибели «Курска», кто виноват. Я попытался сформулировать свою точку зрения. Что слишком много политики вокруг трагедии. Что в реальности все много проще и сложнее. Что главное для меня — записка, оставленная Колесниковым со словами любви... Замечательный вопрос задала его жена: «А с чьей точки зрения вы хотите увидеть историю?». И мы рассказали ей об образе, который нам самим помогал почувствовать условную «точку зрения». Это чайка, которая с самого начала действия наблюдает за происходящим. Известно, что чайки — души погибших моряков. Как-то случайно, подкрашивая судно, чайку «пометил» матрос. И она перестала быть просто нарицательной птицей, стала Предчувствием. Так возникают иной масштаб, воздух истории, сторонний взгляд. Для Морриконе это было важно. Абсолютным слухом он уловил необходимое сочетание героизма и интимности.
— Думаю, впервые в российском фильме будет звучать музыка Морриконе.
— Мы тоже так сказали, а он возразил: «Нет. Я писал музыку для «Красной палатки».
— Тема выдающаяся, запоминающаяся. Но тот фильм был копродукцией нескольких стран. Так что все равно это его дебют в российском кино. Удивительно, что в наши трудные дни снимается блокбастер, соотносимый с масштабом «К-19».
— У нас все скромнее по деньгам, но съемки не хуже. Изначальной идеей было с помощью фильма снять стресс после трагедии «Курска». Но история сама повела, потащила. Говорят, кино — искусство потерь. Но, наверное, это первая картина — обретений.
— Во всяком случае, непохоже, что режиссер утомлен, измучен громадной работой. Напротив, ощущение, будто съемки только начинаются…
— Мы снимали в потрясающих, величественных местах, где никто никогда не снимал. Тебя будто заряжают энергией. Сопки огненные. Красота невероятная. Уже после съемок, провожая лодку, на которой снимали, мы испытали чувство, схожее с проводами близкого человека. Это было личное прощание со «Славянкой». Она в кино у нас — живая. Начинаешь понимать, что чувствуют моряки, когда говорят: «Прощай, железо»...
Лариса МАЛЮКОВА
10.02.2003
Замечание: Огромное спасибо редакции "Новой Газеты", любезно предоставившей материал для публикации на сайте http://seastory.ignel.ru.
----------------------------------------
С уважением, kregl