К-19: сигнал SOS, P.S 2: От аварии реактора к Заключению Правительств-ой комисси
Роберт Лермонтов.
К-19: сигнал SOS, P.S 2: От аварии реактора к Заключению
Правительственной комиссии.
Из аварии реактора АПЛ К-19, произошедшей 3-го июля 1961 года, я вышел со скудным и схематичным знанием её сути, сформированной из представлений аварии офицерами БЧ-5 корабля.
Знания состояли из фраз: произошел разрыв трубы 1-го контура реактора; из контура вытекла - испарилась радиоактивная вода - теплоноситель, имеющая температуру свыше +200 гр. при давлении 200 атм.; реактор, оставшийся без съема тепла, начал разогреваться; при температуре свыше +1000 гр. начнется плавление урановых стержней, на поддоне реактора может образоваться: а) жидкий уран, который способен прожечь поддон, б) критическая масса, которая воплотится в атомный или тепловой взрыв; командир принял единственно возможное и правильное решение подать охлаждающую воду в верхнюю точку реактора и ликвидировать угрозы прожога и взрыва реактора; монтаж нештатной трубы выполнили моряки – спецтрюмные, обслуживающие 6-ой (реакторный) отсек и офицеры БЧ-5, которые получили значительные дозы облучения, из них – 8 человек погибли, остальные заболели тяжелой формой лучевой болезни; радиация из реакторного отсека распространилась по лодке; решение на эвакуацию экипажа, пораженного радиацией, принял командир К-19 Н.В.Затеев, за что весь экипаж благодарен ему.
Кроме того, я знал - вины БЧ-4 в гибели людей нет. Выход из строя средств связи (передатчика «Искра» и антенны «Ива») заставил меня применить нестандартный способ передачи сигнала SOS. При первом сеансе передачи сигнал SOS был принят радистом дизельной подводные лодки С-270, а позже - и С-159. Командиры С-270 и С-159 решили оказать помощь К-19, на их лодки был эвакуирован экипаж К-19.
В схему аварии не вписывались два ЧП:
Первое ЧП. Среди погибших, четверо - зеленая молодежь: мальчишки – матросы Н.Савкин, С.Пеньков, В.Харитонов, осеннего 1960 года призыва, прибывшие в экипаж перед уходом К-19 в Западную Лицу, и офицер Б.Корчилов, прибывший из училища в декабре 1960 года на должность управленца, исполнявший нештатную должность командира 1-го (торпедного) отсека, - все не имели специальной подготовки Учебного центра г.Обнинска. Потому их использование при аварийных работах - преступление, офицеры БЧ-5, прошедшие специальную подготовку Учебного центра, имеющие навыки и знающие меры предосторожности при работах на реакторе, должны были подменить и сохранить их Родителям. Однако, «доблестные офицеры» не проявили милосердия …
Второе ЧП. В память врезался чрезвычайный эпизод, увиденный на терпящем бедствие корабле. Эпизод имеется в моих воспоминаниях «К-19: сигнал SOS», я же повторю:
«В коридоре 2-го отсека идет командир Н.В. Затеев в сопровождении двух офицеров. Я встал в положение «смирно» и уступил дорогу. У всех троих поверх одежды – широкий ремень и сбоку кобура с личным оружием, снаряжены, как в базе на дежурство, на корабле, в море – чрезвычайный случай, увиденный наяву впервые, ранее – на экране в кино.
С кем воевать? От кого обороняться? Горизонт чист, у акустиков - то же, в океане мы одни. Вооружены на случай бунта экипажа! Первым, кому экипаж выскажет свое недовольство за связь, кого выбросит за борт, буду я! Следом могут «полететь» радисты. Мне не выдали оружие: сомневаются – могу застрелиться из-за чертовой связи! Оно мне не нужно: не знаю, кто, но все же кто-то примет наш сигнал «SOS»! А пока надо идти к радистам, которые работают на грани срыва, не слыша и не видя результата. Они, как и я, знают, что ведут передачу как бы в пустоту и впустую: ни одна подводная лодка, принявшая наш сигнал (а есть ли такая?!), не даст нам квитанцию. Наша надежда – ретрансляция сигнала «SOS» на берег. Только Узел Связи СФ может передать нам квитанцию или цифровой текст, а он для нас молчит».
В аварийной обстановке, когда экипаж и корабль терпели бедствие (авария реактора с угрозами прожога поддона реактора, атомного или теплового взрыва; рост радиации в отсеках; потеря хода и утрата связи), командир Н.В.Затеев, вооружив себя и штабных офицеров, начертил разделительную линию между собою и экипажем, выразил полное недоверие всему экипажу, в том числе – мне. Кульбит! Необходим пересмотр ценностей! Мой путь познания сути аварии АЭУ и мой пересмотр ценностей длились не день - два, а – много лет.
Далее попытаюсь, опираясь на воспоминания непосредственных участников ЧП и привлеченных специалистов, воссоздать развитие аварии и её локализацию, ознакомить с выводами Правительственной комиссии, созданной по факту аварии.
Итак, время: 04 часа 00 минут, 3 июля 1961 года. К-19 находится в районе норвежского острова Ян - Майен под перископом. Всплытие на сеанс связи в 03 час. 30 мин. было выполнено, для отработки смены, без объявления «Боевой тревоги». Управленец (командир группы дистанционного управления – КГДУ) Ю.В.Ерастов принял вахту на Пульте правого реактора. Завершилась смена вахт.
«Прием – передача вахты прошла в обычном порядке. Главная энергетическая установка (ГЭУ) правого борта в режиме «ГТЗА на винт». Все параметры в норме. Доложил в ЦП о принятии вахты. Через несколько минут корабль начал маневр погружения на глубину 200 метров. По окончании маневра и докладов об осмотре отсеков получил команду - принять нагрузку на ТГ правого борта. Приняв нагрузку, доложил об этом в Центральный пост (ЦП), доложил величину основных параметров ГЭУ. Но надо произвести записи параметров в «Вахтенный журнал пульта» …еще раз взглянул на самописец давления в первом контуре правого борта. И не поверил своим глазам: прибор показывал «0». Защита реактора после маневра всплытия – погружения еще была заблокирована, и сброс её автоматически не произошел. Несколько секунд лихорадочно соображал, потом дрожащим пальцем сбросил защиту нажатием на кнопку сброса Аварийной Защиты. Запросил 6-ой отсек о показаниях прибора в отсеке. По отсечному прибору давление в контуре еще сохранилось на уровне 93 кг/см2. Дал команду – отсечь рессиверные баллоны с ГВД правого борта, доложил о сбросе защиты ГЭУ правого борта в ЦП. ». (Из воспоминаний командира КГДУ БЧ-5 Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события, документы, архивы, воспоминания», Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006, стр. 72).
«Момент аварии помню хорошо, в 04 часа 15 минут 4 июля (Примечание 1) в ЦП поступил доклад Ерастова: «Правый реактор, кажется …(не литературно), давление ноль, уровень ноль!» …мы находились от острова ЯН – Майен в 70 милях на юго – восток. Место определил я перед аварией, около 04 00. Командир объявил боевую тревогу…». (Из воспоминаний командира БЧ-1 В.А.Шабанова, книга «К-19: события,…», стр. 63).
«Первая мысль – это разрыв первого контура! Самое страшное, что могло случиться – случилось! …Приказываю объявить радиоактивную опасность, а шестой – реакторный отсек – аварийным. Сам же отправляюсь на пульт управления реактора, чтобы своими глазами убедиться в неотвратимом». (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга «К-19: события …», стр.57).
«Согласно инструкции произвел все манипуляции по переводу установки в режим расхолаживания. После моего доклада в ЦП о сбросе защиты по кораблю была объявлена «Аварийная тревога». На Пульт прибыли командир БЧ-5 А.С.Козырев, командир первого дивизиона БЧ-5 Ю.Н.Повстьев и все офицеры – управленцы и киповцы, включая прикомандированных». (Из воспоминаний командира КГДУ БЧ-5 Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события,…», стр. 72).
«Только расположился на койке, как прозвучал сигнал «Радиационная опасность». Механик Козырев Анатолий Степанович объявил по трансляции аварийный отсек и зону строго режима. Подумал – наверное, течь парогенератора. В то время это было самое слабое место…. По дороге в свой реакторный отсек заскочил на пульт ГЭУ и понял, что это не течь в ПГ. А где же? Притом, большая – разрыв трубопровода. Приборы на пульте ГЭУ показали мгновенное падение давления, уровня и расхода 1-го контура до «О». Аварийна защита реактора сработала сразу. Пустили подпиточные насосы № 1 и 2. В работе оставались насосы 1-го контура. Остановили их, когда заклинили. Приняли меры по охлаждению реактора – предотвращение перегрева и расплавления активной зоны реактора. В то время в эксплуатационных документах было жесткое требование любыми путями не допустить перегрева активной зоны реактора. В противном случае не исключается тепловой взрыв». (Из письма врио командира 6-го (реакторного) отсека – командира КГДУ М.В.Красичкова, книга В.И.Боднарчук «К-19.Рождающая мифы», Севастополь: СНУЯЭиП, 2013, стр. 347).
«Как и преполагал командир, внешний осмотр реакторной выгородки и механизмов отсека сразу ничего не дал. Оставался загерметизированный трюм. Но стоило поднять его крышку, как из – под неё повалил густой пар, резко поднялась радиоактивность. Причем она стала расти и в других отсеках…Что касается 6-го реакторного отсека, то стрелки на дозиметрах, рассчитанных на 25 рентген, там зашкалило». (О.Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.).
Оценив аварийную обстановку, офицеры 1-го дивизиона БЧ-5 пришли к выводу, «что перед нами самая тяжелая авария 1-го контура – разрыв трубопровода на не отключаемом участке. Вода, подаваемая подпиточными насосами, до реактора просто не доходит. Стали думать , как подать охлаждающую воду непосредственно в реактор». (Из письма М.В.Красичкова, книга В.И. Боднарчук «К-19. Рождающая мифы», стр. 347).
«А я вскоре, покинув совет, отправился в свой реакторый отсек. В отсеке была спокойная обстановка, никакой паники. Не было паники в отсеке и в последующие моменты пребывания там личного состава.
Надо сказать, что опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис да старшина 1 статьи Ордочкин Юрий. Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли из учебного отряда перед выходом в море. Рыжиков и Ордочкин готовили себе замену – после похода они должны были демобилизоваться…
В отсеке мы проверили состояние систем, обеспечивающих работу 1-го контура, проверили отключение рессиверных баллонов от компенсаторов объема с местного поста. Манометры показывали 60 – 70 кгс/см2 в ресиверных баллонах. Объяснил ребятам обстановку, характер аварии и наши следующие действия. Радиационная обстановка в отсеке была нормальная. (Из письма М.В.Красичкова, книга В.И. Боднарчук «К-19.Рождающая мифы», стр. 348).
«Авария произошла на вахте Юрия Ерастова. По его рассказу, показаниям приборов и докладам с мест, инженеры реакторной установки довольно быстро и правильно оценили ситуацию: произошла разгерметизация первого контура на его не отсекаемой арматурной части, вследствие чего давление в контуре упало с 200 атмосфер до нуля, циркуляционные насосы вышли из строя, авария тяжелая. Подпитка 1-го контура по штатной схеме от подпиточных насосов Т4А результатов не давала, подаваемая вода либо утекала в образовавшуюся дыру, либо поступала не в реактор. (Из воспоминаний командира группы КИПиА БЧ-5 Ю.П.Филина, книга «К-19: события,…», стр. 77).
«Выяснилось - разрыв первого контура произошел вне отключаемой части трубопровода на напорном участке, но где именно пока неизвестно. Приборы показывали нарастание радиоактивности в шестом отсеке. Но самое страшное - в рабочих каналах реактора резко повышалась температура. При перегреве инструкция обещала нам неминуемый тепловой взрыв. Кто мог гарантировать, что он не окажется инициатором цепной реакции и последующего ядерного апокалипсиса?...
Прямо на пульте управления реактором собираю «совет в Филях». …Нас девять человек, девять инженеров, девять голов…. Должны же что – ни будь придумать ….Оптимальный вариант нашел лейтенант – инженер Юрий Филин. ... Филин предложил подсоединить напорный трубопровод подпиточного насоса к трубопроводу системы воздухоудаления из реактора. Это позволяло подавать охлаждающую воду прямо в активную зону. Блестящая идея!» (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга «К-19: события …», стр.57).
Офицеры на «совет в Филях» прибыли, имея твердое мнение причины аварии реактора - разрыв напорной трубы 1-го контура, других вариантов аварии не было. Мне же хочется подсказать управленцам и киповцам: «Показания самописцев «Давления» и «Уровня и расхода» одновременно упали на «0»! Почему? Не виноваты ли датчики самописцев, которые находятся … Кстати, где они установлены? На напорной трубе 1-го контура или на трубках - ответвлениях? Почему одновременно «сдохли» два датчика?». Однако, подсказать не могу: время – 06 час. 00 мин., я нахожусь в рубке радистов, через несколько минут лодка всплывет, начнется сеанс радиопередачи, в БЧ-4 возникнут свои проблемы со связью.
На основании «совета в Филях», будучи уверенным - произошел разрыв первого контура, командир Н.В.Затеев принял решение: БЧ-5 выполнить монтаж нештатной системы проливки аварийного реактора.
В 6 час. 07 мин. «К-19» всплыла в крейсерское положение, в реакторном и соседних отсеках начались подготовительные работы для монтажа нештатной системы.
«Ухватив суть идеи, я вернулся в отсек. Собрал свой личный состав в отсеке, и стали думать, как решить эту задачу. Выяснилось, что матрос Савкин имеет небольшой опыт сварщика, на уровне ПТУ. Это оказалось очень кстати. Володя Погорелов и Володя Макаров (Макаров В.Н. в этом походе не участвовал, находился в отпуске. – В.Б.) – как электрики, начали готовить дизель-генератор на сварку….. Определив объем работы, решили работать в две смены. Одну смену возглавил я, а другую Борис Рыжиков.
Температура в рабочих каналах продолжала расти – осуществлять теплоотвод нечем. Показания прибора АСИТ- 5 на пульте ГЭУ зашкалили, то есть, температура в рабочих каналах превысила 400 градусов. В отсеке начали работать уже в ИП-46, которые нам готовил, включал и раздышивал начхим Коля Вахромеев. Предполагая, что 1-й этаж насосной выгородки залит водой 1-го контура, то для улучшения радиационной обстановки в отсеке решили откачать ее за борт помпой 2П-2. Однако помпа «не забрала». Решили, что засорился приемный клапан.
В отсек зашли командир ПЛ и механик. Я их быстро выпроводил из отсека – уже было опасно находиться без средств защиты. Тем временем моряки подготовили материал. Трубопровод слива протечек от подпиточного насоса был такого же диаметра и с такой же накидной гайкой, как и напорный трубопровод. Его и решили использовать». (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).
«P.S. Поясняю, какую трубку мы использовали при монтаже аварийной системы. Мы ее сняли с подпиточного насоса. Дело в том, что подпиточные насосы находятся у носовой переборки по правому борту отсека. А у подпиточного насоса имеется трубопровод диаметром 10 мм из нержавейки слива протечек. Этот трубопровод тянется через весь отсек к шпигату, расположенному у кормовой переборки на правом же борту. А крепилась эта трубка к насосу с помощью накидной гайки, которая точно подходила и к напорному штуцеру подпиточного насоса. Именно поэтому эта трубка нам подходила и по длине, и обеспечивала нам соединение с напором подпиточного насоса. Любая другая трубка нам не подходила….Сварку «встык» трубку малого диаметра без подкладного кольца при всем нашем желании мы не могли сделать». (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 357).
Отрезали трубопровод от воздушника реактора. Пока готовили дизель-генератор на сварку, решили соединить трубопроводы при помощи резинового шланга. Надели резиновый шланг на оба конца трубок, затянули хомутами из проволоки. Но, как только запускали подпиточный насос, шланг сразу же срывало.
А время идет, температура в рабочих каналах растет. В одну из смен Ордочкин спросил меня, что будет с реактором, будет ли взрыв? Спросил, смущаясь, как бы стыдясь своего беспокойства. Как мог я успокоил его. В душе тревога, а в отсек идет не колеблясь. Надо, так надо. Также спокойно вели себя остальные.
Как только приготовили дизель-генератор на сварку, смена Рыжикова начала варить стык. На концы трубок надели короткую трубку большего диаметра – как соединительную муфту, концы которой обварили. Сварку произвел матрос Савкин. Время пребывания в отсеке ограничивалось 10-12 минутами. (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).
«Несколько слов о сварке…. Сварка была произведена не качественно. Да и откуда этому качеству быть. Ведь варил матрос, имея за плечами жалкий опыт «учебки». Поэтому, когда пустили подпиточный насос первый раз, то по сварке обнаружились свищи, через которые вода и разбрызгивалась. Я еще был в отсеке и, глядя на эти брызги, решил, что основная вода все-таки идет в реактор, и не стал вновь произодить сварку. И тут насос остановился. Проработал он всего несколько десятков секунд…». (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 359).
"Решили 1-й этаж насосной выгородки осушить главным осушительным насосом. К концу сварочных работ в отсек заскочил трюмный Ваня Кулаков, открыл клапан на системе осушения и сразу же вышел.
Смена Рыжикова закончила сварку и пошла отдыхать. Заступила моя смена в составе: Ордочкин, Харитонов, Пеньков. Осмотрев сварочные швы, я дал команду готовить к пуску подпиточный насос. По готовности запросил пульт ГЭУ. Однако с пуском подпиточного насоса вышла заминка, вызванная переключением цистерн.
Во время моего разговора по «Нерпе» с пультом ГЭУ в отсеке появился Борис Корчилов. Он сказал мне, что командир разрешил подменить меня. Он планировался на командира реакторного отсека и добровольно напросился в отсек. Я объяснил ему, что сварка закончена, насос к пуску готов, а вот пульт что-то замешкался. Сейчас побегу к ним разбираться. И побежал на пульт ГЭУ.
В истории аварии на К-19 этот момент для меня самый драматичный. Пустили бы насос сразу по моей команде, не появись Борис в отсеке – я не побежал бы на пульт и получил бы то, что получил Борис. Получилось, что он заслонил меня, спас мою жизнь ценою своей.
Сердитым появился я на пульте, а меня управленцы успокаивают – насос работает. Бросаю взгляд на прибор АСИТ-5 и вижу, как на глазах начинает падать температура. И в этот момент доклад из отсека: наблюдается голубое пламя в районе ионизационных камер. Это, конечно, было не пламя, а ионизация воздуха под воздействием очень сильного радиоактивного излучения. Все, кто был в это время в отсеке, получили очень большие дозы.
Меня до сих пор мучает вопрос: выходит, пуск насоса усугубил радиационную обстановку? Произошло это около 12 часов 4 июля (Примечание 1), реактор простоял без охлаждения около 8 часов, активная зона к этому времени уже разрушилась. Подача холодной воды в раскаленную активную зону реактора ускорила разрушение оболочек ТВЭЛов, что привело к скачкообразному повышению активности. Ну, а что нам нужно было делать? Действовали, как требовали документы, и подсказывала логика. Грустно и обидно сознавать, что идея по сооружению системы проливки реактора оказалась смертоносной. Это хорошо рассуждать сейчас, в спокойной обстановке, да и литература нужная под рукой.
Вскоре пламя исчезло, хоть его и пытались тушить. Доложили в ЦП. Личный состав вывели из отсека. Отсек загерметезировали, связь корма-нос по верхней палубе. Я задержался на пульте. Вскоре появилась тошнота, слабость. Прихватил приступ рвоты. Подумал – с утра ничего ни ел, только курил, видимо от этого. Но Коля Михайловский сказал, увидев, как меня выворачивает, что это от облучения. Стало как-то тревожно. Рвота не проходила. Ребята с пульта помогли добраться до 1-го отсека. Там уже все мои товарищи по несчастью лежали в койках и каждый «травил» в свое персональное ведро. Уложили меня в койку, дали ведро. В реакторный отсек я больше не заходил.
Ухудшилась радиационная обстановка практически по всей лодке. И виной тому стала откачка воды через главную осушительную магистраль, в результате чего радиоактивные материалы разнесли по всей лодке. (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).
«О том, как проводилась аварийная работа в отсеке, подробнее сказано в воспоминаниях Красичкова М.В. … Я же получил приказание оставаться на Пульте, осуществлять посредническую связь между реакторным отсеком и ЦП, обеспечивать работу аварийной партии, действовать по её указанию, следить за работой оставшихся в строю механизмов и систем ГЭУ правого борта.
Этим и был занят две вахты подряд вплоть до окончания монтажа и пуска аварийной системы расхолаживания. В конце второй вахты «задышал» на верхнем пределе измерения температурный прибор активной зоны реактора правого борта.
Стало ясно, героический труд личного состава трюмных реакторного отсека, Повстьева Ю.Н., Корчилова Б.А., Красичкова М.В. не был напрасным, что никакой взрыв уже не грозит, и что самая страшная угроза жизни корабля и экипажа миновала …». (Из воспоминаний Ю.В.Ерастова, книга «К-19: события, …», стр. 73).
В статье В.Изгаршева «За четверть века до Чернобыля», написанной со слов командира Н.В.Затеева, названо время, затраченное личным составом К-19 на монтаж нештатной системы. «На совете командиров и инженеров было решено смонтировать нештатную систему охлаждения, использовать для этого бортовой запас пресной воды. Началась борьба за жизнь корабля и экипажа. В течение двух часов система охлаждения вошла в строй, угроза разрушения реактора была ликвидирована». (В.Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.).
Зная, из воспоминаний Н.В.Затеева, Р.А.Лермонтова, В.Е.Погорелова, время начала работ – 6 час с минутами, можно сказать, что монтаж был окончен и нештатная система запущена в период времени: 8 час. - 8 час.30 мин. Руководитель монтажных работ М.В.Красичков назвал иное время - около 12 часов.
Я считаю верным время: 8 час. – 8 час. 30 мин., т.к. в это время лично видел на средней палубе ЦП спецтрюмных реакторного отсека, пораженных радиацией. Они, закончив монтажные работы, шли в сопровождении в 1-й отсек, где был развернут лазарет, но сильные рвотные позывы заставили их спуститься на среднюю палубу к гальюну.
В 8 час. – 8 час. 30 мин. была подана вода на охлаждение аварийного реактора, угроза атомного взрыва стала спадать, экипаж должен был бы вздохнуть облегченно, но катастрофически нарастала радиация, которая, как и взрыв, угрожала жизни экипажа.
Далее - анализ аварии реактора К-19 сторонним специалистом.
«Когда заходит речь о ядерной аварии на К-19, раздаются гневные обвинения конструкторов в их непредусмотрительности по обеспечению аварийного охлаждения активной зоны реактора в случае невозможности организовать расхолаживание реактора штатными средствами …
Когда невозможно организовать циркуляцию теплоносителя в первом контуре, проблему расхолаживания реактора можно решить при помощи проливки активной зоны водой от постороннего источника. Смысл такой проливки – вода подается в реактор, проходит через активную зону реактора, охлаждает ее и выливается в трюм через разрыв в трубопроводе, в случае течи 1-го контура.
Возможно, для некоторых подводников, клеймящих конструкторов реактора, будет откровением, но такая штатная система существовала и на К-19 во время аварии в 1961 году. Только называлась она системой подпитки. Система эта многофункциональная. Оборудована она двумя подпиточными насосами Т-4А плунжерного типа производительностью 1 т/ч. Насосы могут работать и на свой борт, и на другой, и оба вместе.
При помощи этой системы производится подпитка 1-го контура теплоносителем, ввод растворов для нормализации водного режима в реакторе или для аварийного прекращения цепной ядерной реакции деления в случае выхода из строя компенсирующих органов реактивности, проведение гидравлических испытаний 1-го контура, манипуляций по перекачке газа в системе ГВД.
Подача воды в реактор при герметичном 1-м контуре будет подпиткой, при негерметичном – проливкой. В этом случае вода подается в реактор подпиточным насосом, а выливается из него через течь в трубопроводе. Система подпитки на К-19 была в строю. Почему же на К-19 решили монтировать нештатную линию подачи воды в реактор? Как выразился симпатичный житель деревни Простоквашино кот Матроскин: «Средства у нас есть. Ума у нас нет».
Вот что по поводу штатной системы заявляет автор идеи нештатной схемы проливки Ю. Филин: «Подпитка 1-го контура по штатной схеме от подпиточных насосов Т-4А результатов не давала, подаваемая вода либо утекала в образовавшуюся дыру, либо поступала не в реактор».
В этом эпизоде и проявилась вся несостоятельность инженеров-механиков К-19 как инженеров-эксплуатационников… Из слов Филина можно сделать вывод, что инженеры-механики не смогли проконтролировать работу подпиточного насоса. Управленцы работу подпиточного насоса привыкли контролировать по электронному прибору на пульте управления ГЭУ, показывающему давление в 1-м контуре. Но ведь этот прибор в действительности был неисправен.
Ориентируясь на его нулевое показание, управленцы уже совершили одну ошибку, оценив аварию как разрыв 1-го контура. Пустив насос на подпитку контура и ориентируясь опять же на нулевое показание неисправного пультового прибора, совершили вторую ошибку – определили, что вода не попадает в реактор, куда-то выливается, конечно, через разрыв в трубопроводе. Убедиться в работоспособности системы подпитки у них не хватило инженерной смекалки. А сделать это довольно просто.
Каждый насос оснащен манометром, показывающим давление в напорном трубопроводе. При открытии клапана на напоре насоса манометр покажет давление в конце напорного трубопровода. Напорный трубопровод присоединен к «холодной» нитке системы 1-го контура. Открыв клапан на напорном трубопроводе насоса и тем самым соединив насос с трубопроводом 1-го контура, по манометру насоса можно было убедиться в том, что в реакторе еще есть давление, и напорный трубопровод 1-го контура не оторван от реактора, а значит, реактор можно подпитывать через штатную систему подпитки. При работе насоса по росту показаний его манометра можно убедиться, поступает вода в реактор или нет.
Кроме того, работу подпиточного насоса можно оценить по электрической нагрузке на его электродвигатель. Произвести такой анализ доступно инженерам-механикам, выпускникам высшего военно-морского инженерного училища. Но на механиков напало оцепенение от панического доклада и первоначального вывода из него – разрыв 1-го контура. Мысли у всех парализовало, и в такой экстремальной ситуации родилась простая идея: подать воду в реактор подпиточным насосом через систему воздухоудаления.
Такое решение сродни тому, как если бы, не удостоверившись, что дверь не заперта, сразу полезли разбирать крышу, чтобы попасть в дом». (В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013,стр.100 -102).
Из вышеизложенного напрашиваются два вывода:
а). Первичные действия вахтенного управленца Ю.Ерастова, который согласно инструкции выполнил все манипуляции по переводу аварийного реактора в режим расхолаживания и включил насос Т-4А на подпитку - проливку реактора - правильны! На этом БЧ-5 следовало остановиться! Если бы БЧ-5 и командир далее ничего не делали, то не было бы тяжелых последствий с облучением экипажа и гибелью 8-ми подводников.
б). Управленцы, киповцы и их командиры, не сомневаясь в нулевых показаниях двух самописцев на Пульте и не обращая внимания на показания манометра, находящегося в реакторном отсеке, сделали ошибочный вывод: произошел разрыв трубопровода первого контура реактора вне отключаемой части на напорном участке.
Находясь под прессом угрозы атомного взрыва реактора, созданной их технической безграмотностью, они не смогли преодолеть страх: нашли не лучший способ локализации аварии реактора и не лучший способ снижения радиации в реакторном отсеке, что лишь ухудшило радиационную обстановку на корабле. Добро бы - только им! Они и командир, принявший решение на монтаж нештатной системы проливки реактора, создали кошмарные радиационные условия на корабле, угрожающие жизни экипажа. Однако, за годы после аварии ни у командира и ни у киповцев и управленцев и мысли не было покаяться и попросить прощения за содеянное.
Авария АЭУ была чрезвычайным и трагическим событием в жизни корабля и экипажа К-19: не прослужив и месяца в составе СФ, корабль по причине аварии атомного реактора, потери хода, радиационного поражения экипажа и невозвратных потерь личного состава в количестве 8-ми человек, утратил боеспособность и выбыл из действующего состава ВМФ.
По факту аварии реактора на К-19 была создана Правительственная комиссия. Состав комиссии, её действия по установлению истинной причины аварии и Заключение комиссии – все было «секретно» и «совершенно секретно», потому скрыто на длительное время от вероятного противника и граждан страны, в том числе – и 1-го экипажа К-19. Лишь спустя 52 года я ознакомился с Заключением Правительственной комиссии.
Впервые, после 29-ти лет замалчивания, в 1990 году завесу секретность вокруг аварии К-19 прорвал корреспондент газеты «Правда» В.Изгаршев (статья «За четверть века до Чернобыля», газета от 01.07.1990 г.), взявший интервью у командира Н.В.Затеева.
Основные моменты аварии в статье:
а) Дата аварии реактора: 4 июля 1961года (Примечание 1).
б) Причина аварии: Н.В.Затеев не назвал причину аварии. Он назвал лишь первичные признаки аварии: сработала аварийная защита реактора левого борта (Примечание 2), падение давления первого контура до нуля, остановились главный и вспомогательный насосы, обеспечивающие циркуляцию теплоносителя контура.
в) Угрозы аварии: при отсутствии циркуляции теплоносителя возникла угроза расплавления тепловыделяющих элементов (твелов), разрушения реактора и катастрофического распространения радиации.
г) Меры по локализации аварии: На совете командиров и инженеров было решено смонтировать нештатную систему охлаждения….В течение двух часов система охлаждения вошла в строй, угроза разрушения реактора была ликвидирована ценой очень больших доз облучения всех, кто вызвался работать на реакторе. Первым вызвался лейтенант Борис Корчилов, он был руководителем монтажа нештатной системы охлаждения реактора.
д) Причина потери связи К-19 с берегом: выход из строя изолятора антенны главного передатчика т.е. - изолятора антенны «Ива», антенна «Ива» вышла из строя (Примечание 3). Н.В.Затеев не сказал В.Изгаршеву о выходе из строя передатчика «Искра». Почему? Прошло 29 лет и он забыл?! Такая забывчивость - не для командирского чина!
Кроме того, Н.В.Затеев сообщил корреспонденту В.Изгаршеву: «Специальной правительственной комиссией действия личного состава по ликвидации аварийной ситуации на корабле били признаны правильными. Несколько позже, в октябре 1961г., на ответственном совещании, где решался вопрос о продолжении строительства атомного подводного флота, еще раз были отмечены умелые действия моряков. Было сказано, что жертвы, принесенные экипажем, не пропали даром.» (В.Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.).
«А теперь рассуждения относительно Затеева Н.В…. Впервые об аварии написал в газете «Правда» В. Изгаршев 1 июля 1990 г. В этой статье Н.В. Затеев рассказывает об аварии, которая произошла 29 лет назад, полагаясь только на свою память. А память, как известно, инструмент не надежный. Вот она его и подвела. Возникает вопрос, а почему полагался только на память? Конечно, по старой русской традиции, из-за элементарного разгильдяйства. Ну, некогда ему было копаться в документах, искать участников аварии и очевидцев. Он торопился отметить аварию в самом общем виде, пока у него появилась возможность. Ведь был 1990 год. Могли и не напечатать. (Моё замечание. Для М.Красичкова статья - разгильдяйство, а для командира и экипажа - тезисы трактовки аварии реактора).
Отмечу и такой момент. У нас в поход вышли и молодые лейтенанты-стажеры. Среди них был КИПовец Зеленцов Игорь, который всю аварию находился на пульте ГЭУ. Казалось бы, как специалист и очевидец, должен знать несколько больше, чем командир ПЛ. Но, прочитав статью в «Правде», он решил, что все так и было. Он страшно удивился, когда я ему при личной встрече все подробно изложил …
А командирскую доблесть Н.В. Затеев все-таки проявил, и не однажды.
Во-первых, на свой страх и риск дал «СОС» почти открытым текстом, который приняли дизельные лодки.(Моё замечание. От командира Н.В.Затеева в БЧ-4 приказ на передачу сигнала SOS почти открытым текстом не поступал, потому высказывание М.Красичкова – ошибка).
Во-вторых, перевел на дизельную ПЛ переоблученных, а потом и весь л/с АПЛ. И все это сделал без разрешения начальства. (Из письма М.Красичкова, книга В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 352).
В 1992 году, прорыв в завесе секретности аварии совершил и корреспондент газеты «Красная звезда» О.Фаличев (статья «Драма в океане», газета от 26.12.1992 г.). Статья была написана со слов командира.
Основные моменты аварии в статье:
а) Дата аварии реактора – Н.В.Затеев не назвал дату.
б) Причина аварии – «разорвало трубопровод первого контура реактора».
в) Угрозы аварии: «Дальше следовало ожидать стремительного нарастания температуры твелов (тепловыделяющих элементов) до 800 – 900 градусов, расплавления ядерного горючего «Урана – 235» и … теплового взрыва реактора. А это – гибель экипажа и лодки, экологическая катастрофа…».
г) Меры по локализации аварии – «решили смонтировать нештатную систему расхолаживания активной зоны», т.е. «провести новый трубопровод и с помощью подпиточного насоса закачать из резервной цистерны бидистиллат в контур реактора». Монтаж нештатной системы выполнили добровольцы офицеры и матросы. «Первую группу добровольцев возглавил командир отсека лейтенант Борис Корчилов. Вторую – капитан – лейтенант Юрий Повстьев. Третью – главный старшина Борис Рыжиков. Знающие сварочное дело и 6-й отсек люди».
д) Причина потери связи К-19 с берегом – «на большой глубине раздавило изолятор антенны передатчика», т.е. раздавило изолятор антенны «Ива», антенна «Ива» вышла из строя (Примечание 3). Н.В.Затеев не сказал О.Фаличеву о выходе из строя передатчика «Искра». Почему? Минуло много лет и он забыл?! Такая забывчивость - не для командирского чина!
Кроме того, Н.В.Затеев сообщил корреспонденту О.Фаличеву: «Правительственная комиссия под председательством академика А.П.Александрова признала действия личного состава подводной лодки «К-19» по ликвидации аварии реактора правильными». (О.Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.).
Я не стал писать командиру по вопросам даты аварии и изолятора антенны «Ива». Мой довод о дате – «я помню» не имел какого - либо подтверждения, а подобный командирский довод - верен без доказательств. Писать об изоляторе так же не стоило: командир не направит опровержение в газету «Правда» - орган ЦК КПСС, т.к. возникнет спрос с него – коммуниста за кривду.
Статьи В.Изгаршева и О.Фаличева, написанные со слов командира Н.В.Затеева, экипаж принял восторженно, они для экипажа стали руководством, тезисами. Отныне каждый член экипажа знал: что, как и в каком объеме можно вспомнить и рассказать об аварии реактора.
Экипаж вспоминал, рассказывал и создавал мифы, повторяя тезисы командира: дату аварии, разрыв трубопровода 1-го контура, угрозы теплового и, по старой памяти, атомного взрывов, единственно правильное решение командира на монтаж нештатной системы проливки реактора, выполнение монтажных работ добровольцами во главе с командиром 6-го (реакторного) отсека Б.Корчиловым, не забывал и изолятор антенны «Ива», лишивший К-19 связи с берегом.
Н.В.Затеев, для популяризации и утверждения в СМИ личной трактовки аварии реактора и утраты связи, передал воспоминания писателю Н.А.Черкашину, который издал: «Хиросима» всплывает в полдень» (Москва, Андреевский флаг, 1993); «Молитва командира»; «Чрезвычайные происшествия на советском флоте» (Москва, Вече, 2007); и гражданину США, разведчику, капитану 1 ранга ВМС США Питеру А. Хухтхаузену, который издал - «К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки» (Издана 1 июля 2002 Национальным географическим обществом).
Кроме того, воспоминания Н.В.Затеева, после его смерти 28.08.1998 г., родственники передали, и они вошли в книгу «Памяти» - «К-19: события, документы, архивы, воспоминания» (Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006) и в книгу А.Никишина «Как это было…Из записок командира АПЛ К-19 Н.В.Затеева», (Москва, 2011).
В 2000 году мои знания аварии пополнил кап. 2 ранга Анатолий Калужников, офицер – турбинист, служивший ранее на АПЛ ТОФ на Камчатке. Он рассказал, что, исполняя обязанности флагманского механика бригады, в архивном деле с закрытой служебной перепиской ознакомился с письмом ГК ВМФ, к которому был приложен анализ аварии реактора на АПЛ К-19. В документе было сказано, что безграмотные действия экипажа привели к аварии реактора: экипаж не разобрался в показаниях 2-х приборов, работающих на различных принципах измерения давления в 1-ом контуре реактора, и создал аварию.
В письме было указание ознакомить с анализом аварии под личную подпись командный состав и офицерский состав БЧ-5 всех АПЛ. В листе ознакомления Толя не нашел себя, командный и офицерский состав своей АПЛ и других лодок: штабисты решили не нервировать корабелов. Информация не удивила: всегда - виновен «стрелочник»! Однако, - насторожила: что – то, вероятно, - не так у наших офицеров БЧ-5 в анализе причины аварии и в выборе метода её локализации!!!
Далее было 5-е октября 2002 года, Петербург, Мариинский театр, премьера кинофильма США «К-19: Оставляющая вдов».
«На показ фильма собрался полный зал. Реальные участники катастрофы на «К-19», их жены, жены умерших членов экипажа, флотское начальство, врачи, участвующие в спасении облученных моряков, журналисты и просто зрители, купившие билеты на кинопремьеру. Всех объединяло одно чувство – страх увидеть развесистую клюкву…. Никакой клюквы не было … Получилась настоящая ода русскому героизму. Горло перехватывало от кадров, когда подводники шли на верную смерть – в аварийный отсек, чтобы заварить прорванную трубу. А потом выходили обратно – обгоревшие, получившие смертельную дозу радиации …» (Т.Максимова, статья «Голливуд научил нас Родину любить», газета «Комсомольская правда», от 8 октября 2002 г.).
Успешная женщина – кинорежиссер Кетрин Бигелоу, кинозвезды США Харрисон Форд и Лиам Нисон, бюджет фильма в 100 миллионов долларов, организация рекламы и проката в США, показ на Кинофестивале в Каннах, премьера в Санкт-Петербурге, прокат фильма в РФ и странах СНГ – все было направлено на популяризацию фильма и мировое признание за лучшую режиссуру, фильм, игру актеров и др. Создатели фильма не получили призы, а виновник фильма – экипаж К-19 стал знаменит и почитаем не только в столицах РФ, но и в провинции.
В 2006 году произошли два события.
Первое событие. «16 февраля в Москве прошел «круглый стол», посвященный 45-ти летию аварии на первой советской атомной подлодке К-19. Как уже знают наши читатели, её экипаж выдвинут Михаилом Горбачевым (с подачи «Собеседника») на соискание Нобелевской премии мира за 2006 год….а через несколько дней подобное обращение отсылает в Осло Федерация мира и согласия…. В ходе состоявшегося «круглого стола» капитан 1 ранга, последний командир К-19 Олег Адамов сказал: «Возможно, это первый прецедент выдвижения военных на получение такой награды. Обычно Премии мира дают политикам и государственным деятелям - тем, кто зачастую одним росчерком пера начинают войну. В то же время не все задумываются над тем, что мы, люди в погонах, призванных воевать, постоянно делаем все возможное для сохранения мира. Взрыв на К-19, который удалось предотвратить ценой жизни восьми подводников и огромного напряжения сил всего экипажа, мог стать не только началом колоссальной экологической катастрофы. Скорее всего в той политической обстановке на планете, в нараставшем противостоянии СССР и США он стал бы началом третьей мировой войны …» (Р.Болотская, статья «Они не думали, что совершают подвиг», еженедельник «Собеседник», 07 2006).
Так экипаж К-19 стал миротворцем и соискателем Нобелевской премии Мира за 2006 год, причем списочный состав участников злополучного похода увеличился за счет «зайцев», желающих похрумкать $. Статут кандидата – претендента на премию Мира придал экипажу еще большую известность. Появились, как на коммунистическом субботнике – «несуны бревна Ильича», «несуны трубы» для монтажа системы проливки реактора. Появились «дети лейтенанта Шмидта», «варяги – сыны» избегали встреч с действительными членами экипажа, но был и свой, экипажный «сын», который в злополучном походе якобы был «зайцем», а по прибытии в базу якобы – «спасателем» корабля от затопления, за проявленные деяния награжден как участник похода.
Нобелевский комитет, в отличии от «актива экипажа», еженедельника «Собеседник», «Федерации мира и согласия» и экс – президента СССР М.С.Горбачева, вероятно, знал, что конструкция и физические процессы в атомном реакторе и атомной бомбе настолько различны, что никогда и ни при каких обстоятельствах атомный реактор не может стать атомной бомбой и не могло быть колоссальной экологической катастрофы у острова Ян - Майен, потому экипажу К-19 премию на халяву не дал, спас экипаж от испытания делёжкой халявных $.
Второе событие. Издана книга «Памяти» - «К-19: события, документы, архивы, воспоминания», Москва, издательский дом «Вся Россия», 2006.
Члены экипажа - командир БЧ-2 Ю.Ф.Мухин и электрик Б.Ф.Кузьмин в обращении «От составителей» написали:
«Мысль о создании этой книги родилась после появления ряда публикаций об аварии 1961 года на советском атомном подводном крейсере «К-19». Некоторые из них имеют мало общего с реальными фактами. То же можно сказать и о многих эпизодах американского фильма на эту тему. Естественно, у нас, участников тех событий, возник вопрос: «Почему о нас судят другие люди? Почему, когда ушло время секретности, мы сами не расскажем о случившемся?» На встрече ветеранов первого экипажа «К-19» создание такой «Книги памяти» было поддержано единогласно.
К сожалению, свои воспоминания мы писали по прошествии более сорока лет со дня аварии. Поэтому в наших свидетельствах какие – то детали могут частично не совпадать. Жаль, что утерян «Вахтенный журнал», который смог бы уточнить подробности хода событий. Тем не менее, перед вами – правда «из первых рук» о драматическом походе 1961 года, когда, проявив беспримерное мужество, командир «К-19» Николай Затеев и его экипаж спасли мир от ядерной катастрофы, спасли корабль.
Моряки – подводники Юрий Повстьев, Борис Корчилов, Борис Рыжиков, Юрий Ордочкин, Евгений Кашенков, Николай Савкин, Семён Пеньков, Валерий Харитонов ценой собственных жизней предотвратили атомный взрыв. Все члены первого экипажа, получив различные дозы облучения, достойно выдержали страшное испытание…». (Ю.Ф.Мухин, Б.Ф.Кузьмин, книга «К-19: события,», стр. 5).
Воспоминания членов экипажа, иногда противоречивые, отражали различные эпизоды из жизни и службы экипажа и корабля, потому были интересны, многое узнал впервые. Особый интерес был к воспоминаниям командира Н.В.Затеева, который, я верил, располагал в полном объеме информацией об аварии, и к воспоминаниям врио командира реакторного отсека М.В.Красичкова, который впервые рассказал о монтаже нештатной системы проливки аварийного реактора.
Было и огорчение: в воспоминаниях Н.В.Затеева, как и в его интервью корреспондентам газет, отсутствовала информация о ходе выполнения работ при монтаже нештатной системы. При монтаже погибли 8-мь человек!
Однако, командир не вспомнил конкретные действия, погибших офицеров, старшин и матросов. Почему? Он послал подчиненных на смерть, но не мог рассказать что и как они делали: он… не знал, потому ничего не мог вспомнить.
Знал тот, кто был руководителем и участником монтажа нештатной системы проливки реактора. Им был – Михаил Красичков, он и рассказал в книге «Памяти», а позже - и в письмах В.И.Боднарчуку (воспоминания из писем изложены выше).
Читая книгу, обратил внимание на строки М.В.Красичкова: «Надо сказать, что в отсеке опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис и старшина 1 статьи Юрий Ордочкин. Старшие матросы Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли к нам из учебного отряда незадолго до выхода в море. Однако их хорошо подготовили по специальности Борис Рыжиков и Юрий Ордочкин, которые после этого похода должны были демобилизоваться» (Из воспоминаний М.В.Красичкова, книга «К-19: события, …», стр. 74).
А в 2013 году прочел те же, но подлинные строки М.В. Красичкова: «Надо сказать, что опытными специалистами были только главный старшина Рыжиков Борис да старшина 1 статьи Ордочкин Юрий. Савкин, Пеньков, Старков, Харитонов прибыли из учебного отряда перед выходом в море. Рыжиков и Ордочкин готовили себе замену – после похода они должны были демобилизоваться» (Из письма М.В.Красичкова, В.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 348).
Составители книги Ю.Ф.Мухин и Б.Ф.Кузьмин солгали читателю в обращении: они оповестили, но не выполнили свой лозунг – «перед вами – правда «из первых рук». Они посмертно повысили спецподготовку молодым матросам - «Однако их хорошо подготовили по специальности» и присвоили им звания – «старший матрос» - все для того, чтобы, не подумали и не сказали читатели: «На К-19 при аварии реактора использовали не обученных мальчишек, которые погибли».
Кроме того, составители из воспоминаний командира БЧ-4 Р.А.Лермонтова изъяли доклад в ЦП – «Передатчик «Искра» вышел из строя. БЧ-4 приступила к поиску и устранению неисправности», заменив его фразой – «Необходимо было срочно отремонтировать передатчик и установить связь с Берегом». Исключили они и текст, в котором Р.А.Лермонтов рассказал о само устраняющемся дефекте в передатчике «Искра». (Из воспоминаний командира БЧ-4 Р.А.Лермонтова, книга «К-19: события, …», стр. 64).
Выше написал: всё, связанное с аварией реактора, было закрытым, потому на длительное время скрыто от граждан страны, в том числе и – от первого экипажа К-19. Я ошибался: из книги «Памяти» - «К-19: события,…» узнал, что командир Н.В.Затеев с осени 1961 года знаком с Заключением Государственной Комиссии.
Так, в октябре 1961 года в Москве на совещании по атомному кораблестроению академик А.П.Александров показал Н.В.Затееву «фотографии места разрыва злополучной импульсной трубки. Он же дал почитать заключение Государственной Комиссии по расследованию аварии на К-19». (Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева, книга «К-19: события,…», стр. 128).
Из строк Н.В.Затеева в книге «Памяти» я узнал истинную причину аварии реактора К-19 - разрыв импульсной трубки, а версия аварии экипажа - разрыв первого контура, следовательно, - ошибка. К сожалению, Н.В.Затеев не изложил в дневнике оценку Госкомиссии действий экипажа.
С 2006 года строки о разрыве импульсной трубки доступны, но они не замечены экипажем и СМИ, потому и в настоящее время экипаж и СМИ считают разрыв первого контура – причина аварии реактора на К-19.
С октября 1961 года и «на всю оставшуюся жизнь» (слова из песни) Н.В.Затеев знал (ушел он из жизни 28 августа 1998 года) истинную причину аварии реактора.
Однако, в декабре 1992 года в интервью корреспонденту О.Фаличеву сказал: «разорвало трубопровод первого контура реактора» (О.Фаличев «Драма в океане», газета «Красная звезда» от 26.12.1992 г.), а в июле 1990 года в интервью корреспонденту В.Изгаршеву не назвал истинную причину аварии реактора (В.Изгаршев «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г).
И… что тут скажешь!?
«Самый главный враг человека – он сам» (автор неизвестен).
«Единожды солгавший, кто тебе поверит» (Кузьма Прутков «Плоды раздумий – мысли и афоризмы»).
Скрыв истинную причину аварии реактора, Н.В.Затеев возродил версию аварии экипажа, запустил этот тезис в СМИ и создал миф о разрыве трубопровода первого контура реактора.
«Прошло тридцать лет, спала завеса секретности, и миф о разрыве трубопровода первого контура вновь получил хождение не только в устном фольклоре членов экипажа К-19, но и в печатном виде. Не все же уловили момент перемены в трактовке причины аварии. Да и отказываться от такого мифа нет резона. Разрыв трубопровода первого контура – это безысходность в ликвидации аварии, вынудившая пойти на жертвы. А разрыв импульсной трубки – это полная несостоятельность инженеров-механиков, не сумевших разобраться в показаниях трех приборов. Как говорится, заблудились в трех соснах. И при этом закопали в землю 8 своих товарищей. Очень велика цена ошибки. Поэтому и авария окутана таким героическим пафосом, чтобы скрыть эту ошибку. (В.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр. 96).
Читая книгу, обратил внимание на строки дневника Н.В.Затеева - «Необходимо всплывать. Я доложил экипажу обстановку. Затем ввел в аварийный сигнал наши координаты и приказал радиотелеграфистам передать его в Москву. Еще один Удар! Наше радио не проходит. Залит соленой морской водой изолятор главной антенны «Ива». Мы – без связи с берегом. Никто не узнает что у нас стряслось, никто не поможет….», и – на фразу - «Я молил Бога, чтобы наш резервный маломощный передатчик хоть кто – ни будь услышал». («Из дневника командира К-19 Н.В.Затеева», книга «К-19: события, …», стр. 57. 59).
Из текста я понял, что «Залит соленой морской водой изолятор главной антенны «Ива», т.е антенна «Ива» вышла из строя (Примечание 3). Понял и то, что для передачи сигнала об аварии Н.В.Затеев задействовал резервный маломощный передатчик. У меня возник вопрос: зачем использовать резервный маломощный передатчик «Тантал», когда, по Затееву, в строю - передатчик «Искра» и антенна «Штырь»?! Зачем молиться Богу? Передатчик «Искра» и антенна «Штырь», без Бога (и чёрта!), у острова Ян – Майен обеспечат связь с берегом! Тому – пример: надежная связь с берегом лодок С-270 и С-159, подошедших к К-19.
Н.В.Затеев забыл (а, быть может, скрыл) взаимозаменяемость антенн «Ива» и «Штырь» (лишь на предельных дистанциях связи необходим отказ от использования антенны «Штырь»), забыл (а, быть может, скрыл) и выход из строя передатчика «Искра», потому у него в дневнике ошибочный вывод: затекание изолятора антенны «Ивы» - причина утраты связи К-19 с берегом.
Затекание изолятора антенны «Ивы» из дневника Н.В.Затеева перекочевало в его интервью корреспондентам газет «Правда» и «Красная Звезда», в его воспоминания, которые вошли в издания Н.А.Черкашина, Питера А. Хухтхаузена, А.Никишина и книгу «Памяти». Так Н.В.Затеев создал миф: затекание антенны «Ива» - причина утраты связи К-19 с берегом.
В 2009 году мне стало известно, что в США одновременно с премьерой кинофильма - «K-19 THE WIDOWMAKER – К-19 Оставляющая вдов» была опубликована книга - «K-19 THE WIDOWMAKER: The Secret Story of The Soviet Nuclear Submarine by Peter A. Huchthausen – К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки» Питера А. Хухтхаузена (Published July 1st 2002 by National Geographic – Издана 1 июля 2002 Национальным географическим обществом).
В аннотация книги Том Клэйси сказал: «Возможно, Питер А. Хухтхаузен знает секретную историю бывшего ВМФ СССР лучше, чем большинство американцев – и даже русских. Капитан 1 ранга Николай Владимирович Затеев (1926 – 1998), командир советской подводной лодки К-19, которая находилась в 1500 милях от базы на глубине 150 футов, когда он и его экипаж столкнулись с ядерным кошмаром. Эта полная драматизма книга, сопровождающая фильм «К-19: Оставляющая вдов», главные роли в котором сыграли Гаррисон Форд и Лиам Нисон, рассказывает историю катастрофы, произошедшей в годы Холодной войны, историю мужества и сокрытия правды, которая 30 лет хранилась в тайне и которая разоблачает ВМФ СССР, для которого самым страшным врагом был он сам. Основываясь на беспристрастном дневнике самого Затеева, Питер А. Хухтхаузен, бывший эксперт по противолодочной обороне ВМС США рассказывает историю К-19, а также краткую историю отчаянной гонки СССР за американскими технологиями подводного кораблестроения, и делает беглый взгляд на ужасающее положение с ядерными отходами и оружием, находящемся на дне океана. В книгу включены редкие архивные фотографии и кадры из фильма, а также, в качестве эпилога, воспоминания Кэтрин Бигелоу, режиссера фильма «К-19: Оставляющая вдов». Эта книга является потрясающим рассказом о невезучей подводной лодке…и бесстрашном, но плохо подготовленном к войне флоте, символом которого она была».
Режиссёр Кетрин Бигелоу и автор Питер А. Хухтхаузен при создании кинофильма и книги использовали воспоминания Н.В.Затеева, написанные им собственноручно (фраза из Питера А.Х.).
Я знаком с электронной версией русского перевода книги Питера А.Х., воспоминания Н.В.Затеева вошли в книгу выделенным текстом. Переводчик просил не распространять книгу: она – не издана, потому кратко скажу лишь об основных моментах аварии реактора, изложенных Н.В.Затеевым для читателей США.
Н.В.Затеев назвал две причины аварии.
1-ая причина - на основании докладов офицеров БЧ-5: «Мы обнаружили причину: разрыв первого контура произошёл где-то на участке напорного трубопровода». (Питер А. Хухтхаузен «К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 217).
2-ая причина - из Заключения Государственной комиссии. Так, в октябре 1961 года в Москве на конференции, руководимой 1-м Зам.ГК ВМФ адмиралом Касатоновым, академики А.Александров и Н.Доллежаль показали Н.В.Затееву и адмиралу Чабаненко «место разрыва импульсной трубки и дали прочитать Заключение Государственной комиссии по расследованию аварии….Показанные нам фотографии разрыва трубки были сделаны под всеми возможными углами. Внутренний диаметр трубки был 10 мм, толщина её стенок – 2,5 мм. Края разрыва были гладкими». (Питер А. Хухтхаузен К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 240).
Н.В.Затеев, назвав истинную причину аварии реактора - разрыв импульсной трубки, не сказал, что диагноз экипажа - разрыв первого контура - является ошибкой. Он представил разрыв импульсной трубки как равнозначное уточнение разрыва первого контура, но разрывы трубы и трубки - не равнозначны.
При разрыве трубы первого контура с внутренним диаметром 85 мм в первом контуре образовалось бы отверстие размером 5650 мм кв = 56,5 см кв.
При разрыве импульсной трубки с внутренним диаметром 10 мм в первом контуре реактора образовалось отверстие размером 78,54 мм кв = 0,7854 см кв.
Площадь разрыва импульсной трубки в 72 раза меньше площади предполагаемого разрыва трубы первого контура, следовательно и последствия - угрозы значительно ниже.
Кроме того, Н.В.Затеев написал, что «отвратительное измышление циркулировало на атомном флоте. Инициатором был Анатолий Сорокин…. Он приказал офицерам штаба бригады, в последствии штаба 31-й дивизии, никому не позволять изучать материалы Государственной комиссии по расследованию аварии на К-19 (возглавлявшейся А.П. Александровым), ссылаясь на соответствующие приказы командования не обнародовать эти документы. Впоследствии он будет доказывать, что его действия были оправданны, потому что объективная оценка аварии могла бы отпугнуть моряков от службы на атомном флоте, а также потому, что нужно было сохранить авторитет кораблестроительной промышленности и показать, что аварии, подобные этой, были случайностью, а не следствием особенностей проекта. Действия экипажа были представлены как не отвечавшие требованиям правил управления ректором». (Питер А. Хухтхаузен «К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 244).
Командир бригады А.Сорокин запретил изучать Заключение Госкомиссии?! Случай запрета был не только - на СФ, но и – на ТОФ! Ранее, Толя Калужников рассказал о подобном случае на Камчатке. В обоих случаях к Заключению Госкомиссии по аварии на К-19 не допустили тех, кто непосредственно занимался эксплуатацией реакторов на АПЛ.
От Т.Калужникова впервые услышал: безграмотные действия экипажа привели к аварии реактора К-19. Вот, и Н.В.Затеев в книге Питера А.Х. написал фразу – «Действия экипажа были представлены как не отвечавшие требованиям правил управления ректором». Следовательно, офицеры БЧ-5, действительно, сотворили что – то неладное с реактором!
Кроме того, Н.В.Затеев вступил в полемику с капитаном 1 ранга Б.П.Акуловым.
«Это Акулов назвал ложную причину аварии и распространил слухи, о том, что экипажу следовало вообще ничего не предпринимать, так как в первом контуре было остаточное давление 16 атмосфер (он заявил об этом, когда К-19 была отбуксирована и поставлена на бочки в губе Андреева, и он спустился в трюм шестого отсека и увидел 16 атмосфер на каком-то манометре), к тому же, насосы были исправны и «поддерживали» его. Как может компетентный человек, и в особенности инженер, заявить, что в первом контуре было давление 16 атмосфер, если в нём было отверстие размером 78,54 мм 2 ?... Было достаточно людей, совершенно неподготовленных в техническом плане, которые ухватились за эту дезинформацию и способствовали её распространению…
Впоследствии учёные будут «тщательно исследовать» нашу аварию, выполнят дополнительные расчёты и сделают вывод о том, что даже если бы активная зона расплавилась, не произошло бы ни теплового взрыва, ни разрушения корпуса реактора…
У властей были веские причины запретить сообщать подводникам, почему произошла авария, и почему её последствия оказались столь гибельными: аварийных инструкций на случай потери герметичности – или разрыва – первого контура просто не существовало, и ответственность за это лежит на главном конструкторе». (Питер А. Хухтхаузен «К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр.246, 247).
Вероятно, Н.В.Затеев прав: Б.П.Акулов не мог спуститься в трюм шестого отсека ( не ранее 3-х недель после аварии по причине высокого уровня радиации и необходимости дезактивации) и увидеть остаточное давление 16 атмосфер, т.к. процесс охлаждения реактора завершился, насосы встали по причине разрядки аккумуляторных батарей.
Однако, вопрос остаточного давления был основным для члена Госкомиссии В.А.Рудакова (о чем сказ ниже).
Вспоминая монтаж нештатной системы, Н.В.Затеев использовал воспоминаниям М.Красичкова, полученные им во второй половине 1990 года: «Я написал письмо командиру сразу после прочтения его статьи (газета «Правда», 01.07.90г., В.Изгаршев «За четверть века до Чернобыля»), где изложил суть аварии и какие были приняты меры по ее ликвидации. Отметил так же его ошибки и неточности. Ответа я не получил, но в дальнейшем он придерживался моей версии» (из письма М.В.Красичкова, В.И.Боднарчук «К-19. Рождающая мифы», Севастополь, СНУЯЭиП, 2013, стр.353).
Благодаря воспоминаниям М.Красичкова, Н.В.Затеев рассказал читателям США действительные события монтажа нештатной системы: «оптимальное решение, на котором мы остановились, было предложено Юрием Филиным. Козырев изложил мне основную идею. Если напорный трубопровод подпиточного насоса Т-4А присоединить к воздушнику реактора, отрезав от него трубопровод системы воздухоудаления, тогда можно будет подать воду прямо в активную зону реактора. Я одобрил этот план …
В шестом отсеке начались работы по монтажу новой системы охлаждения под руководством старшего лейтенанта Красичкова, исполнявшего обязанности командира реакторного отсека. Они перерезали линию, шедшую от воздушника, и протянули новый трубопровод к тому месту, где он должен был соединяться с воздушным клапаном реактора….
Первая попытка сварить трубопроводы встык не имела успеха. Тогда был найден короткий кусок трубы, диаметр которого был больше, чем у соединяемых труб. С одной стороны в него вставили трубу от воздушного клапана, с другой – от вспомогательного насоса , после чего соединитель был приварен к этим двум трубопроводам». (Питер А. Хухтхаузен К-19. Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 218, 220, 221).
М.Красичков, рассказывая о монтаже нового трубопровода, забыл рассказать о соединении этой трубы с насосом Т4А, забыл – и Н.В.Затеев. Позже Михаил дополнил свои воспоминания (P.S.Из письма М.Красичкова), а у Н.В.Затеева – пусто.
Спецтрюмных реакторного отсека, выполнивших монтажные работы, Н.В.Затеев не назвал добровольцами. Лишь о Борисе Корчилове написал: «Лейтенант Борис Корчилов подошел ко мне и попросил разрешения помочь в шестом отсеке. Всё, что я сказал: «Борис, ты понимаешь, о чем просишь?» «Понимаю, товарищ командир», - твердо ответил он». (Питер А. Хухтхаузен К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 221).
В экспортном варианте воспоминаний Н.В.Затеев, наконец – то, назвал Михаила Красичкова командиром 6-го отсека и руководителем монтажных работ, Бориса Корчилова – добровольцем, прибывшим в конце работ для подмены М.Красичкова, а настрой спецтрюмных машинистов реакторного отсека, не называя их добровольцами, выразил словами их руководителя:
«Вот как было описано лейтенантом Красичковым настроение людей, работавших в шестом отсеке: «Во время одной из смен Ордочкин спросил меня о температуре реактора, и возможен ли взрыв. Он выглядел смущённым, как будто стыдился своего беспокойства о подобных вещах, но он был нисколько не испуган. Как только мог, я успокоил его, сообщив о показаниях приборов. Вот ведь какие люди! Во время работ в реакторном отсеке, они, конечно, были встревожены, однако входили в него без колебаний, готовые к тяжёлой работе. Такую же уверенность и самообладание я видел у Рыжикова, Кашенкова, Пенькова, Харитонова, Савкина и Старкова».
О связи Н.В.Затеев сообщил читателям США:
«В 06:05 мы всплыли в позиционное положение, и я приказал передать аварийный сигнал. Но мы не смогли его отослать. Изолятор антенны «Ива» (коротковолновой антенны дальнего действия) был залит морской водой, поэтому его замкнуло накоротко. Еще одна неудача. Также чрезвычайно важная деталь: теперь на корабле не осталось никаких средств связи со штабом! Мы отнесли эту поломку на счёт длительного плавания на больших глубинах. …
Я был сильно встревожен. Хуже всего сейчас было то, что все наши средства связи вышли из строя. Старший лейтенант Лермонтов, начальник радиотехнической службы и командир БЧ-IV, делал всё возможное, и упрекнуть его было не в чем….
Я мучился над тем, что делать дальше: повернуть на юг, где у нас был шанс встретить дизельные лодки (на Фареро – Исландском рубеже – завеса наших лодок) и спасти экипаж, или продолжить движение в сторону базы и привести домой корабль с мёртвой командой. Я поднялся на мостик и осмотрел горизонт. Не было видно ни одного корабля. Я приказал:
- Право руля, курс 180 гр.
Моё решение было тщательно обдуманным. Я твердо решил попытаться встретиться с нашими кораблями. Риск был огромен, но это был единственный выбор, который я мог сделать….
Я вызвал на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и приказал ему подготовить малый передатчик (резервный маломощный комплекс), после чего отдал приказ шифровальщику, главному старшине Алексею Троицкому, каждый час обновлять нашу широту и долготу в тексте радиосообщения и передавать его каждые десять минут….
Примерно десять часов мы шли на юг в надводном положении. За это время мы ни разу не связались со штабом по радио и не встретили ни одного корабля, даже рыболовного судна….По моим подсчетам, сейчас мы уже должны были находиться в районе, контролировавшемся дизельными подводными лодками. Но на наши сигналы никто не отзывался. Неужели риск напрасен? С тяжелым сердцем я приказал лечь на прежний курс, после чего ушел в свою каюту. Однако не прошло и двух минут, как я услышал доклад:
-Силуэт подводной лодки по пеленгу 270 гр.
Я быстро поднялся на мостик и посмотрел в бинокль. В отдалении я отчетливо различил короткий столбик. По опыту я знал, что это могла быть только подводная лодка, идущая прямо на нас.
-Сигнальные ракеты в воздух! – скомандовал я. – Право руля, курс 270 гр.
Это была С-270, подводная лодка 613 проекта под командованием капитана 3 ранга Жана Свербилова. Не буду описывать чувства, которые я испытал при виде одной из наших подводных лодок. Риск оправдался. Экипаж был спасен.» (Питер А. Хухтхаузен К-19 Оставляющая вдов: секретная история советской атомной подводной лодки», стр. 219, 220, 224, 225, 227).
Свои действия по передаче радиосообщения на дизельные лодки Н.В.Затеев изложил в абзаце:
«Я вызвал на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и приказал ему подготовить малый передатчик (резервный маломощный комплекс), после чего отдал приказ шифровальщику, главному старшине Алексею Троицкому, каждый час обновлять нашу широту и долготу в тексте радиосообщения и передавать его каждые десять минут….».
Справка. Подготовка передатчика «Тантал», который – не комплекс, а – единичный малогабаритный прибор, начинается и заканчивается выполнением одной операции на его передней панели: тумблер «Сеть», поставить в положение «Вкл». Через 1,5 – 2 минуты передатчик готов к работе: его радиолампы прогрелись.
В действительности вызова на мостик старшего лейтенанта Лермонтова и главного старшины Алексея Троицкого не было, а были два – аналогичных эпизода.
Первый. Время: авария реактора, объявлена «Боевая тревога», в 04 час. 20 – 30 мин. командир приказал: «БЧ-4 подготовить к работе передатчик «Искра»!». Радисты в соответствии с «Инструкцией по эксплуатации» включили передатчик «Искра», прогрели, настроили на действующей частоте на эквивалент антенны и выключили. До 06 час. 07 мин. процедуры включения – выключения повторялись: лодка находилась под водой, радиограмма от шифровальщика и приказ ЦП радистам на передачу не поступали.
Второй. Командир БЧ-1 В.А.Шабанов рассказал: «Из – за отсутствия квитанции командир на всякий случай положил мне на стол бланк сигнала бедствия (международного), где я периодически проставлял наши координаты. Международный сигнал предполагалось передать при резком ухудшении обстановки». (Из воспоминании командира БЧ-1 В.А.Шабанова, книга «К-19: события…», стр. 64). Фраза «из – за отсутствия квитанции» говорит о времени - 09 - 10 часов.
Оба эпизода закончились ничем.
В воспоминаниях шифровальщика А.Н.Троицкого нет эпизода с вызовом на мостик его и Р.Лермонтова. В воспоминаниях А.Н.Троицкого и командира БЧ-1 В.А.Шабанова нет рассказа о том, что А.Н.Троицкий каждый час брал данные у В.А.Шабанова, обновлял широту и долготу и вручал старшине команды радистов новую радиограмму. Учитывая, что «Примерно десять часов мы шли на юг», таких радиограмм должно быть 10-ть, они бы запомнились мне и радистам, но я не помню.
Не было эпизода -«Я вызвал на мостик…». В тексте Н.В.Затеева – лишь имитация активных действий. Предположим, что эпизод был.
Что приказал Н.В.Затеев командиру БЧ-4? «Подготовить малый передатчик», который всегда готов через 1,5 минуты. Что приказал Н.В.Затеев шифровальщику? «Каждый час обновлять нашу широту и долготу в тексте радиосообщения и передавать его каждые десять минут….». Шифровальщик не может передать радиосообщение, потому Н.В.Затеев должен был приказать командиру БЧ-4: «передавать его каждые десять минут».
Для передачи любого радиосообщения, кроме радиста, передатчика, антенны и текста, необходимо то, что Н.В.Затеев обязан был назвать, но не назвал.
Использование средств связи – компетенция и прерогатива командира корабля!
Командир БЧ-4 Р.Лермонтов, на которого командир возложил невыполнимый приказ, не уйдёт с мостика, не выяснив: «Товарищ командир, в какой радиосети и в чей адрес передать радиосообщение?» Вероятный ответ – приказ Н.В.Затеева: «В радиосети взаимодействия подводных лодок». Р.Лермонтов: «Докладываю: "Радиосеть взаимодействия» сегодня не действует. Быть может, она действует, но не для нас: мы – вероятный противник, потому нам не сообщили новую частоту радиосети. Другой радиосети для связи с подводными лодками нет.
Кроме того, БЧ-4 неизвестны позывные (радио имена) дизельных лодок, а им – наш позывной, потому передача и двусторонняя связь в «Радиосети взаимодействия» невозможны. Прошу Вас, назвать другую радиосеть и адресатов». В несостоявшемся диалоге Н.В.Затеев не назовет командиру БЧ-4 радиосеть для передачи: он не знает выхода из тупиковой ситуации.
Нам же не мешает вспомнить, что шли учения «Полярный круг» СФ. В них К-19 - подводный ракетоносец вероятного противника, который в Северной Атлантике шел под водой через «завесы» дизельных ПЛ и надводных кораблей СФ к берегам СССР для нанесения атомного удара.
И вдруг – встреча лодок – «противников» в надводном положении!
То, что командир К-19 в надводном положение ищет встречу – понятно: на его лодке - авария реактора, заглушен второй реактор из – за угрозы облучения обслуживающего персонала, по той же причине прекращен ход от дизель - генераторов на электродвигатели. К-19 осталась без хода, поиск в дрейфе дизельных лодок ограничен видимым горизонтом , радиоконтакт с лодками невозможен.
Что заставило командира С-270 всплыть и идти к К-19?
Командир С-270 Жан Свербилов рассказал: «Мои радисты приняли радио: «Имею аварию реактора. Личный состав переоблучён. Нуждаюсь в помощи. Широта 66 гр. северная, долгота 4 гр. «К-19». Собрав офицеров и старшин во второй отсек, я прочитал им шифровку и высказал свое мнение – наш долг идти на на помощь морякам – подводникам. Офицеры и старшины меня поддержали…Мы всплыли в надводное положение и полным ходом пошли к предполагаемому месту встречи….Часа через четыре обнаружили точку на горизонте….Ошвартовались мы к борту (К-19) в 14 часов». (Ж. Свербилов «ЧП,которого не было…», журнал «Звезда», № 3, 1991 год).
В беседе с флагманским связистом соединения подводных лодок Кимом Батмановым, который спросил Ж.Свербилова: «Почему вышел без приказа из завесы?» Ж. Свербилова ответил: «Мы вышли из завесы, так как я решил, что это радио с ФКП…».
Радио, якобы переданное, с ФКП - «Имею аварию реактора…» радист ПЛ С-270 мог принять только в «Радиосети трансляции Узла связи СФ» (Узел связи СФ – ПЛ), но ФКП не известно об аварии на К-19, потому радио об аварии не могло исходить от ФКП.
Радио - сигнал SOS – «Имею аварию реактора…» в виде шифровки был передан радистом К-19 нестандартным способом в «Радиосети трансляции Узла связи СФ». Решение нашел и приказал радисту командир БЧ-4.
Фразы Ж. Свербилова – «Ошвартовались мы к борту в 14 часов» и Н.Затеева - «Примерно десять часов мы шли на юг» позволили мне вычислить время, когда Н.В.Затеев принял решение – «Право руля, курс 180 гр» и начал поиск дизельных ПЛ: 14 час. – 10 час = 4 часа. «Чу – де – са»!!!
Командир Н.В.Затеев 10-ть часов вёл К-19 на Юг, а пришел, как в фантастической сказке с «машиной времени», в чудесное время – 04 часа 00 мин.! Ещё нет аварии реактора, монтажа системы проливки реактора, кошмара радиации и первых пораженных, а командир Н.В.Затеев в 04 часа приказал: « Право руля, курс 180 гр».
Таковы воспоминания командира Н.В.Затеева в книге Питера Х.Х.
Читатель России с экспортным вариантом воспоминаний Н.В.Затеева аварии реактора может ознакомиться, не ожидая издания перевода книги Питера А.Х, в книге Александра Никишина «Как это было …Из записок командира АПЛ К-19 Н.В.Затеева», (Москва, 2011).
Воспоминания Н.В.Затеева аварии реактора в книгах А.Никишина и Питера А.Х. одинаковы. Потому всё, сказанное мною выше о причине аварии и о монтаже системы проливки реактора, относится и к содержанию книги А.Никишина «Как это было …».
В книге А.Никишина имеется и приказ командира Н.В.Затеева – «Право на борт, курс 180 градусов!», и фраза – «Около десяти часов лодка шла на юг в надводном положении», которые «обеспечили встречу» подводных лодок К-19 и С-270 в Атлантике. Имеется и «Чудо», которое возникло благодаря фразам Ж. Свербилова и Н.Затеева. Почему и откуда возникло «Чудо»?
Командир Н.В.Затеев в книгах Питера Х.Х. и А.Никишина попытался из точки аварии реактора (место аварии - «от острова Ян – Майен в 70 милях на юго – восток», из воспоминаний В.А.Шабанова, книга «К-19: события …», стр. 63), изменив курс – на Юг, преодолеть за 10 часов при скорости 10 узлов 100 миль = 185 км. и обеспечить встречу К-19 с дизельными лодками на Фареро – Исландского рубеже. Вероятно, Н.В.Затеев надеялся, что там дизельные лодки, как подсадные утки на охоте, находятся на поверхности океана и ожидают подхода К-19.
Однако, у командиров дизельных подводных лодок – иная задача: таясь и скрываясь под водой, обнаружить и потопить условно подводный ракетоносец вероятного противника и любой корабль НАТО. Между К-19 – вероятным противником и дизельными лодками – барьер отчуждения, потому на контакт они не пойдут. Для контакта необходимо что - то, чего они не смогут отвергнуть. Барьер отчуждения преодолел командир БЧ-4: его сигнал SOS в виде шифровки с адресом «Всем ПЛ» подлежал обязательному приему радистами лодок.
Поход на Юг длительностью 10-ть часов и «Чудом» состоялся лишь на бумаге в воспоминаниях Н.В.Затеева.
В первом интервью Н.В.Затеева корреспонденту В.Изгаршеву (статья «За четверть века до Чернобыля», газета «Правда» от 01.07.1990 г.) имеется фраза – «Затеев принимает решение – идти обратным курсом», т.е. – на Юг без указания длительности похода.
В последующих интервью и воспоминаниях Н.В.Затеев, чтобы убедить читателя, что К-19 дошла до Фареро – Исландского рубежа, («где дизельные лодки, как подсадные утки!»), ввел фразу - «Около десяти часов лодка шла на юг в надводном положении», и попал в ловушку с «Чудом», которую ему создал коллега Ж.Свербилов своим фактическим подходом в 14 часов к К-19.
Решение идти на Юг Н.В.Затеев принял из – за утраты связи и роста радиации на корабле.
В 08 час. – 08 час. 30 мин., выполняя приказ Н.В.Затеева, управленцы Пульта - Ю.В.Ерастов и 6-го отсека - М.В.Красичков и спецтрюмные машинисты реакторного отсека закончили монтаж нештатной системы проливки реактора и подали холодную воду в раскаленный реактор, что вызвало выброс из реактора радиации, которая обрекла на лучевую болезнь и смерть всех, находящихся в отсеке, вызвало рост радиации в смежных отсеках.
В это же время, выполняя приказ ЦП (кто приказал? неизвестно), был осушен ГОН-ом 3-го отсека трюм под аварийным реактором, что ухудшило радиационную обстановку в 3, 4 и 5 отсеках.
Выход из строя средств связи в 6 час. 30 мин. и катастрофический рост радиации на корабле в 9 час. заставили Н.В.Затеева принять решение - курс на Юг.
Никто не хотел умирать, но уже были - обреченные, потому поход на Юг был недолог и недалек. Вначале ход - 10 узлов обеспечивала АЭУ левого борта на ГТЗА и винт левого и правого борта, но, из – за угрозы облучения обслуживающего персонала, Н.В.Затеев был вынужден приказать заглушить реактор. Затем ход - не более 4 – 5 узлов обеспечивали дизель - генераторы на электродвигатели и винты, но, по той же причине, Н.В.Затеев приказал прекратить ход. Поход на Юг мог бы длится: 14 час. – 9 час. = 5 часов, но фактически был короче, К-19 оказалась без хода в дрейфе.
Следовательно, не было похода на Юг длительностью 10 часов: желание - было, возможности - не было.
В 2013 году произошло событие, которое, наконец – то, внесло ясность в оценку аварии реактора К-19: издана книга Владимира Ильича Боднарчука «К-19. Рождающая мифы», (Севастополь, СНУЯЭиП, 2013), заведующего музеем Севастопольского Национального Университета Ядерной Энергетики и Промышленности, ранее служившего на Камчатке в 343-м экипаже 45 дивизии АПЛ в должности КГДУ, в 1968 году в составе 343 экипажа участника ядерной аварии на К-14.
В аннотации книги сказано. «Ни об одной из аварий, произошедших на советских подводных лодках, столько не сказано, не написано и не показано, как об аварии на К-19. И все для того, чтобы скрыть от общественности правду о том, что же произошло 4 июля 1961 года на первом советском атомном подводном ракетоносце К-19. Большинству читателей об аварии на К-19 стало известно из американского фильма, в котором американские актеры по своим американским меркам показали советских подводников в борьбе с аварией реактора. Насколько все показанное соответствует истине? Во имя чего погибли подводники? Какую угрозу мировой общественности представлял аварийный реактор? Как сложилась судьба членов экипажа, перенесших аварию? На эти и другие вопросы, касающиеся ядерных аварий, сделана попытка дать ответы в этой книге».
В.И.Боднарчук впервые рассказал правду о трагедии на К-19, дал технический, доступный читателю анализ ошибок экипажа при поиске причины аварии и выборе метода её локализации. Он подробно рассказал о работе Правительственной комиссии с момента создания и до обнаружения истинной причины аварии реактора.
«Правительственную комиссию возглавил заместитель Главнокомандующего ВМФ по кораблестроению и вооружению инженер-адмирал Н. Исаченков. Его заместители – академик А.П. Александров и министр судостроительной промышленности Б.Е. Бутома. В комиссию были привлечены многие руководители и специалисты ведомств, участвующих в строительстве атомных подводных лодок….
На эсминце Правительственная комиссия направилась в район нахождения аварийной лодки. Требовалось на месте решить кардинальный вопрос: что делать с лодкой – спасать или утопить?
Спасательные работы возглавил первый заместитель Командующего СФ вице-адмирал Васильев. Спасательные силы были представлены экипажем атомной ПЛ К-33 – второй корпус лодок проекта 658.
От штаба 206-й отдельной бригады подводных лодок был начальник штаба бригады капитан 2 ранга В.С. Шаповалов, от электромеханической службы бригады – заместитель начальника службы В.А. Рудаков…
6 июля подошли к назначенному району.
Несмотря на участие в Правительственной комиссии высоких должностных лиц, главным специалистом, способным объективно оценить состояние лодки и энергетической установки, был В.А. Рудаков. Для чего необходимо было посетить лодку.
Вместе с командиром БЧ-5 лодки К-33 М.В. Переоридорогой составили план первоочередных работ и осмотров. Подобрали группу, в которую включили всех нужных специалистов: моториста, электрика, трюмного, двух управленцев, двух турбинистов, спецтрюмного реакторного отсека, двух дозиметристов. План работ доложили Александрову.
Вариант был такой: 7 человек, Рудаков – старший, идут через кормовой люк, 5 человек, старший Переоридорога, идут через рубочный люк центрального отсека…
К подводной лодке подошли на баркасе. Сначала высадили носовую группу. Гамма-активность у дверей в ограждении рубки была 5 рентген, у вентиляционных патрубков – 10 рентген. В корме, после открытия люка, активность была около 20 рентген.
Спустились вниз в прочный корпус.На переборке между девятым и восьмым отсеками активность составляла около 40 рентген, между восьмым и седьмым, турбинным – около 50 рентген. В седьмом отсеке в корме на настиле была вода высокой активности. Заход в седьмой отсек, во избежание радиационных ожогов, отменили.
Работающих механизмов, звуков поступающей воды, истечения воздуха или пара не отмечено.
Носовая группа проверила отсеки с первого по четвертый. Вентиляция аккумуляторной батареи была собрана на естественное вентилирование, сама батарея была полностью разряжена. Освещение на лодке отсутствовало. Попасть в пятый отсек к дизель-генераторам не удалось – кремальера дверей со стороны пятого отсека была заклинена. Активность в носовых отсеках составляла 10…15 рентген. И в носовых и в кормовых отсеках была большая аэрозольная активность.
Проводить какие-либо работы на лодке было невозможно. Вместе с тем разведчики пришли к выводу, что процесс стабилизировался. Каких-либо выбросов с реактора не произошло, а в процессе буксировки лодки первый контур и реактор будут охлаждаться.
О возможности буксировки лодки в базу было доложено Правительственной комиссии. Предстояло пройти почти 1000 миль. Погода благоприятствовала буксировке лодки со скоростью 13 узлов. Буксировка прошла без аварий, поломок, затоплений и пожаров и 10 июля 1961 года лодку поставили к пирсу СРБ в Западной Лице.
Во время посещения аварийной лодки Владимир Андреевич Рудаков, конечно же, не мог получить ответ на главный вопрос – что случилось с реактором? Но и в разрыв трубопровода 1-го контура он не поверил. При возвращении в Западную Лицу помчался в Полярный в госпиталь, чтобы встретиться со старшиной реакторного отсека Рыжиковым. От него он узнал, что давление в 1-м контуре по прибору, расположенному в реакторном отсеке, в момент отключения ресиверных баллонов было 87 кгс/см2. Это был обычный манометр давления. А электронный прибор на пульте управления ГЭУ показывал «ноль». Стало ясно, что дело не в большой течи первого контура, а в его «сотой сборке» с датчиками давления и расходомера по 1-му контуру.
Когда лодку прибуксировали в базу, ее уже ожидали члены Правительственной комиссии – нужно было определить причину аварии. Первое посещение лодки дало понять, что это не так просто сделать. Освещения на лодке нет, радиационная обстановка сложная – 30…40 рентген в час, высокая аэрозольная активность, на палубе в реакторном отсеке вода высокой активности.
Понятно, что в таких условиях работать комиссии на борту лодки невозможно. Приняли решение – в течение двух недель произвести полную очистку корабля, дать на лодку электроэнергию и произвести вентиляцию отсеков, организовать санпропускник – поставить рядом с лодкой баржу, на которую свалить все предметы и вещи, загрязненные радиоактивными веществами….
Постепенно очистили третий этаж реакторного отсека. Затем второй. Но причину аварии выявить не удалось. Определили, что в первом контуре достаточно воды, но она очень медленно убывает. Получается, что произошел незначительный разрыв трубопровода в необитаемом помещении реакторного отсека. Приняли решение вскрыть П-образную необитаемую выгородку. Кому-то нужно было спуститься в нее, чтобы в хитросплетении труб и трубочек найти ту, которая течет.
Выбор пал на Карцева Алексея Николаевича, сотрудника Института биофизики, члена Правительственной комиссии от 3-го Главного управления Минздрава СССР. Выбор пал на него потому, что у него был портативный радиометр РК-О1, измеряющий гамма- и рентгеновское излучение.
Вот что он рассказывает об увиденном: «Осторожно встал на трубу, затем пополз по ее скользкой поверхности и стал искать место разрыва трубы, а труб там более десятка. Чем дальше я полз по трубе, тем сильнее ухудшалась радиационная обстановка – десятки рентген в час. Тихо, шума вытекающей воды не слышно. Лезу дальше и вдруг вижу, что одна из трубок, идущая от большой трубы вверх, разорвана и ее концы просто болтаются в воздухе. Из нижнего конца вытекает тонкая струйка воды. Эта разорвавшаяся трубка (внешний диаметр 2…3 см) шла к манометру на пульт управления реактора. Это была большая удача, что я так быстро обнаружил причину резкого падения давления в первом контуре. Вода вытекала из трубки очень медленно. Очевидно, вскрывать реактор и монтировать нештатную систему подпитки было ненужным делом.
А далее было так. Мастеровому выдали три литра спирта, и он спокойно ножовкой отпилил концы разорвавшейся трубки. В мастерской был отлит свинцовый контейнер, куда концы трубки и были помещены, т.к. они сильно «светили». Составив и подписав все нужные бумаги и тем самым выполнив Правительственное задание, комиссия со свинцовым контейнером возвратилась в Москву». Этим рассказом о работе в Правительственной комиссии А. Н.Карцев поделился в альманахе «Подводник России» № 6 за 2005 год.
На этом эпизоде, собственно, и завершилась версия о разрыве трубопровода первого контура и во всей своей неприглядности оголилась жестокая правда, как из-за невежества инженеров, управляющих ядерным реактором, погибло 8 человек. Поэтому члены экипажа так цепко держатся за разрыв трубопровода, который якобы создал безвыходное положение. Конечно же, члены экипажа К-19 не знали о выводе Правительственной комиссии и не знали, что же в действительности произошло с реактором». (В.И.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», стр. 89 - 93).
В.Боднарчук сообщил и основные выводы Заключения Правительственной комиссии:
«В 1985 году появился закрытый документ «Сборник аварий на атомных подводных лодках».
В нем описана и авария на К-19. Весь смысл трагизма этой аварии укладывается во фразу:
«Личный состав ошибся в оценках состояния аварийного реактора, приняв за истину показания электронных приборов давления и расхода воды на пульте управления атомной энергетической установки.
В своих действиях руководствовался этой оценкой и предположением, что без охлаждения активной зоны может возникнуть неуправляемая реакция деления и произойдет ядерный взрыв. Чтобы предотвратить плавление активной зоны, с нее решили снять остаточное тепловыделение путем обеспечения постоянной протечки воды через реактор».
Ну, а о причине аварии сказано, что «в контуре первичного теплоносителя возникла течь по причине нарушения целостности металла одной из импульсных трубок расходомера. От этой трубки брался импульс и для электронного манометра, установленного на пульте управления ГЭУ. При течи импульсной трубки вышли из строя и показывающие приборы давления и расхода» (В.Бондарчук «К-19. Рождающая мифы», стр.7).
«Наконец огласили выводы комиссии (конечно, совершенно секретные). Оказывается, лопнула всего лишь тонкая (с внутренним диаметром 10 мм) трубка, ответвляющаяся от напорных трубопроводов насосов первого контура к датчикам давления и расхода первого контура. Вот почему давление и расход первого контура по приборам пульта ГЭУ мгновенно показали нулевые значения. Это был ещё один конструктивный недостаток ППУ: отвод к двум датчикам одной трубки. <…>
После оперативного анализа учёными-ядерщиками аварии на К-19, прозванной на флоте «Хиросимой», пришли листы-вставки в Технологические инструкции ГЭУ, в которых жирным шрифтом с восклицательными знаками были вписаны следующие фразы:
«При разрыве первого контура:
1. Ядерного взрыва быть не может!
2. Проплавления днища корпуса реактора быть не может!
3. Теплового взрыва быть не может!»
Во всех ГЭУ атомных лодок в оперативном порядке были вмонтированы штатные системы аварийной проливки реакторов. На-ко-нец!
При замене Технологических инструкций жирный шрифт и восклицательные знаки убрали и оставили только два вывода:
1. Ядерного взрыва быть не может.
2. Проплавления днища корпуса реактора быть не может.
Фразу «Теплового взрыва быть не может» ликвидировали. (Как показал трагический опыт при перегрузках активных зон реакторов в феврале 1965 г. на К-11 (СМП г. Северодвинска) и в августе 1985 г. на К-431 (СРЗ в бухте Чажма), тепловой взрыв быть может, если нарушать инструкции и руководящие документы)». (Из статьи ветерана подразделений особого риска, ветерана-энергетика, капитана 1 ранга в отставке В.А.Шумакова «Одна судьба в истории атомного флота России», журнал «Атомная стратегия», №11, 2014 г.)
03.О2.2016 г. Р.Лермонтов.
Примечания.
Примечание 1.
Истинная дата аварии АЭУ на К-19 – 3 июля 1961 года.
Дата - 3 июля 1961 года:
а). в СПРАВОЧНИКЕ С.А.Спирихин «Надводные корабли, суда и подводные лодки постройки завода № 402 - ФГУП ПО - Севмаш (1942-2005)», стр. 108 , (Северодвинск, 2007 г.);
б). в «Тактическом формуляре К-19» (раздел ЧП), архив музея ЦКБ «Рубин» (ЦКБ – проектант АПЛ К-19 проект 658), Санкт – Петербург.
в). из текста рапорта «Командиру в/ч 15030” (Приложение 1.) начальников дозиметрической и медицинской служб К-19 Н.Н.Вахромеева и В.А.Косач, доложивших радиационную обстановку в отсеках, сложившуюся ко времени – 04.V11.61г 00.30, следует, что авария реактора произошла ранее, т.е. – 3-го июля.
Примечание 2.
Авария произошла на реакторе правого борта, потому правильно: «сработала аварийная защита реактора правого борта».
Примечание 3.
Действительно, антенна «Ива» вышла из строя по причине затекания изолятора.
Однако, у норвежского острова Ян – Майен, где произошла авария реактора, антенну «Ива», без ущерба для связи, можно было заменить антенной «Штырь». Тому – пример: подводные лодки С-270 и С-159, подошедшие к К-19, имели надежную и устойчивую связь с Узлом связи СФ, при этом они использовали антенну «Штырь».
Действительно и то, что кроме антенны «Ива» вышел из строя и передатчик «Искра».
Истинная причина потери связи К-19 с берегом - мощный передатчик «Искра» вышел из строя, а передатчик «Тантал» и антенна «Штырь» не могли перекрыть расстояние до Узла связи СФ.
